– Я спрашиваю про Алену. – Прищуривается мать. – А что с ней? – Не строй из себя идиота. – Вздыхает она, качнув головой. – Я видела, что ты пришел час назад. Ты ночевал у нее? – В берлоге. – Пожав плечами, тут же нахожусь я. – Неправда. – Мама начинает собирать бутерброды из кусочков хлеба, сыра, зелени и ветчины. Ставит передо мной тарелку с двумя. – Тебя не было в берлоге, я проверяла перед тем, как лечь спать. – Ну, может быть. – Неохотно отзываюсь я. Откусываю бутерброд и жую, с вызовом глядя ей в глаза. – Ты был у Алены? – Да. – Приходится сознаться мне. – Я ночевал у них дома. – Или у нее в спальне? Я пожимаю плечами. – Или у нее в спальне. – Киваю ей. – Господи. – Шумно выдыхает она и закатывает глаза к потолку. – Да что такого, мам? – Спрашиваю я, перестав жевать. – Ничего. – Мать закусывает губу и испытующе смотрит на меня. – Просто я обещала Андрею присматривать за девочкой, и теперь гадаю, считаются ли твои ночевки в постели его дочери присмотром, и как он отреагирует, узнав у них? Он ведь не знает, да? Вы же не ставите его в известность, что спите друг с другом? – По-моему, ты опять устраиваешь бурю из ничего. – Произношу я, пораженный тем, каким тоном она подала свой пламенный спич. – Или что, я не догоняю чего-то? – Ты – взрослый парень, Никита. – С жаром выпаливает мать. – Надеюсь, вы, хотя бы, предохраняетесь, и мне не придется наблюдать, как сосед сворачивает тебе голову за то, что его единственная дочь неожиданно залетела! Я застываю, как громом пораженный. – Мам, ты… – У меня пересыхает в горле. Это смешно и оскорбительно одновременно. – Мам, мы про Алену говорим, вообще-то, ты в своем уме? – Это серьезные вещи, Никита. Не надо тут улыбаться! У нее, кажется, вот-вот истерика начнется. – Мам, мы с ней просто друзья, забыла? – А вот теперь мне реально хочется рассмеяться. – Но спасибо, если надумаем что-нибудь такое, то позаимствуем резинки из твоей тумбочки. Идет? Я снова принимаюсь за бутерброды и наблюдаю, как мама постепенно успокаивается. – Хорошо. Это хорошо. – Бормочет она, наливая себе кофе. – Тогда приглядывай за ней. Как друг. Чтобы в отсутствие Андрея никакие другие парни в ее доме тоже не ночевали. – Чего? – Чуть не давлюсь я. – Леля и парни? Мам, ты с какой планеты? – У нее сейчас очень уязвимый возраст. – Задумчиво говорит мать. – Возраст, когда хочется любить и… верить. – А, понял. – Вдруг все желание смеяться разом исчезает из меня. – Ты же родила меня в восемнадцать. Она садится напротив и впивается в меня внимательным взглядом. – В этом возрасте девочки должны думать об учебе, танцах, кино и спорте, а не о пеленках и молочной смеси, потому что они сами еще дети. – Мама горько усмехается. – И да. Мне ли не знать. Я долго молчу, с трудом выдерживая ее взгляд. В голове крутятся скупые упоминания матери о том, как бабушка с дедушкой выгнали ее из дома, узнав, что она беременна. Как ей пришлось оканчивать школу беременной, снимать комнату в общежитии, учиться и одновременно растить меня, затем разрываться между работой и вечно болеющим сыном, а также тащить все эти годы на себе кредиты и ипотеку за дом. – Слушай, прости. – Тихо говорю я. – За тот раз, ладно? Когда я сказал… – Неважно. – Отрезает она решительным жестом. – Нет, важно. – Выдыхаю я. – Наговорил тебе кучу всего. Обозвал. Еще Андрея приплел. Просто… Блин, не знаю, он, правда, классный. И одинокий. Почему бы вам не сойтись? Ты никогда не думала об этом? Мать, молча, мотает головой, а потом отвечает: – Нет. Он достоин кого-то лучше женщины, которая никому не верит и боится мужчин. – Прикусывает губу, затем бросает короткий взгляд на наручные часы и натягивает на лицо улыбку. – Ладно, мне пора, а то опоздаю. Она встает, залпом допивает кофе и ополаскивает чашку в раковине. – Мам… – Тяну я. – Так как она держится? Ты так и не сказал? – Беззаботно, будто и не было сейчас этого разговора, интересуется мама. – Сильно переживает, что отец уезжает? – Да, но с Аленой все будет в норме. – Прекрасно. – Улыбается она. – Я тоже думаю, что все будет хорошо. Поставив чашку на полку, мать хлопает меня по плечу, словно боится, что я ее оттолкну, если она меня поцелует, и спешит в коридор. Слышно, как стучат ее каблучки. – До вечера! – Звенит ее голос. – До вечера. – Задумчиво отвечаю я. Мысли невольно снова возвращаются к маминому предположению о том, что мы с Аленкой можем быть ближе, чем просто друзья. Вот ведь умора. И как ей в голову пришло? Расскажу Алене, она обхохочется. Допив кофе, я беру вещи, выхожу из дома, поднимаюсь по тропинке и оказываюсь перед домом Красновых. Подруга уже ждет меня, сидя на ступенях. – Мур. Ты как? – Спрашиваю я, усаживаясь рядом. – Он уехал. – Отвечает она, глядя вдаль. – Его полчаса назад забрал служебный автомобиль. Мы ничего не успели, даже не купили мне гитару. Алена напряжена всем телом, кусает обветренные губы. Ветер колышет ее волосы, и они мягко касаются моей щеки и шеи. – А знаешь что? – Я кладу руку на ее колено. – Давай прогуляем сегодня уроки? – Шутишь? – Бесцветным голосом спрашивает она. – Нет. Я серьезно. Возьмем и не пойдем в школу. – А куда пойдем? – Алена устремляет на меня свои большие глаза со светлыми колосьями-ресницами. – Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Куда-нибудь. – Так нельзя. – Улыбается она. – Нельзя прогулять бесцельно. Нужен план. – Хватит с меня планов. – Говорю я, встав. – Будем импровизировать! – Протягиваю ей руку. – Доверься мне. Сначала подруга качает головой, затем уверенно вкладывает свою ладонь в мою, а затем я поднимаю ее со ступеней рывком, и мы бежим вниз по улице, куда глаза глядят. 5.3 АЛЕНА – Как тебе эти? – Никита перебирает джинсы на стенде. Мы в мужском отделе торгового центра. В ранний час тут почти никого, и в этом лабиринте из стоек, витрин и полок мы, как в городе свободном от людей, предоставлены самим себе. – Скучно! – Откликаюсь я, роясь в ряду с рубашками. – А такие? – Он показывает широкую модель с заниженной посадкой. – Уже интереснее. – Эти? – Высоцкий рывком срывает с полки джинсы фасона «баллон» из линялого денима. – Прикольные. – Одобряю я. Он сгребает сразу пять пар и скрывается в примерочной. Я подаю ему за шторку несколько рубашек в расслабленном стиле и пару рваных футболок, а сама сажусь на подиум, предназначенный для выкладки новых коллекций, предварительно сдвинув одежду к краю.