По правде говоря, мы планировали устроить девичник, но, узнав о наших планах, парни начали так отчаянно напрашиваться в гости, что я сдалась. Никите даже пришлось взять с них слово, что они не станут переворачивать дом вверх дном и уберутся не позже полуночи. Все-таки, данное моему отцу обещание – приглядывать за мной, он старался держать, и даже его затуманенный влюбленностью в Полину мозг не сбоил, когда дело касалось заботы обо мне. – Ты больше не дуешься на него за то, что он подвез эту Барби на машине твоего отца? – Интересуется Тая, колдуя над заготовкой для пиццы. Она раскладывает ветчину на ее поверхности. – Тише. – Прошу я, бросая взгляд в сторону распахнутой настежь двери. – Я и не дулась. – Как же. – Хмыкает подруга, принимаясь посыпать пиццу сыром. Ксеня, молча, ставит перед нами какао с маршмеллоу. – Да я ему даже слова не сказала! – Фыркаю я, выдергивая кусочек ветчины с пиццы и отправляя его в рот. – Ты почти не разговариваешь с Высоцким на репетициях. Ведешь себя так, как будто его нет, это я и называю словом «дуться». – Говорит Тая и бьет меня по руке, когда я хочу умыкнуть еще кусочек. – А я бы не сдержалась. – Качает головой Ксеня. – Все бы высказала. Нужно было спросить у тебя разрешения, прежде чем подвозить кого-то. – Я бы разрешила. – Честно отвечаю я. И в ответ на вопросительные взгляды девочек пожимаю плечами. – К тому же, он был таким счастливым, когда вернулся… Это ну… дружба, понимаете? Она так и работает: друзья должны радоваться друг за друга. – Пха-а! – Нервно выдыхает Тая. – Иди, вынимай противень. Я беру прихватку, достаю из печи первую готовую пиццу и ставлю на подставку на столе. Подруга водружает на ее место вторую заготовку и закрывает печь. – Чем это тут так вкусно пахнет? – С этими словами влетает в кухню Леха. – О, пицца готова! – Дай, хотя бы, порежу! – Ворчит Тая, преграждая ему путь. В ее руке специальный круглый нож для резки пиццы. – Я сейчас захлебнусь слюной! – Стонет он, приблизившись к Ксене сзади. Леха обвивает ее талию руками, прижимает девушку к себе и целует в затылок. – Я такой голодный! Жуть! – Ай! – Вскрикивает она, когда он прикусывает ее за шею. Ксеня смеется, а Леха ее щекочет. Затем резко разворачивает к себе и целует прямо в губы. – Да, действительно, слюны слишком много. – Вздыхает Тая. Она режет пиццу и откладывает в тарелку три куска для девочек. Остальное передает Дрыге. – Эй, герой-любовник, забирай и отваливай! – Угу. – Бормочет он, не спеша отрываться от Ксени. Их поцелуй такой страстный, что мне становится неловко. Лехины руки перемещаются по телу девушки то вверх, то вниз, тянут за одежду, впиваются, царапают, гладят, сминают. Кажется, будто они с Ксеней вот-вот займутся сексом прямо при нас. – Я отнесу. – Говорю я, отворачиваясь. Беру пиццу и, пока Тая фотографирует целующуюся парочку на свой телефон, отношу ее в гостиную. Парни собрались вокруг Никиты. Кто-то сидит на полу, другие рядом с ним – на диване. Галдят, как стая воробьев, что-то ему подсказывают, обсуждают, пока он, склонившись над струнами, молча, настраивает инструмент – старую акустическую гитару моего отца. У меня бешено колотится сердце при взгляде на него, я нервно кусаю нижнюю губу и застываю на месте, не в силах оторвать взгляда. Мне хочется провести ладонью по его золотисто-русым волосам, я знаю, как они пахнут, какие мягкие они на ощупь. Хочется гладить его по щекам, провести по линии подбородка, осторожно коснуться кончиками пальцев его мягких губ. Я хочу встать перед ним в полный рост и заглянуть в его светлые глаза так, чтобы он тоже меня увидел, и чтобы без слов понял, о чем я думаю, и о чем так боюсь ему сказать. Никита берет несколько обжигающих аккордов, и Костя Якимушкин свистит, узнав мелодию. Паша одобряюще кивает в такт и поддерживает его хлопками. Никита задорно притопывает ногой, отбивая ритм, и прихлопывает по корпусу гитары, а Кирилл с Денисом щелкают пальцами и пританцовывают. И тут Высоцкий замечает меня, и его пальцы застывают над струнами. Остальные парни замирают и оборачиваются в направлении его взгляда. – Пицца! – Взволнованно объявляю я. Подхожу к ним и с улыбкой водружаю большую тарелку на журнальный столик. – О-о-о! – Парни накидываются на еду, словно какие-то неандертальцы. И только Никита не отрывает рук от гитары и взгляда от меня. – Не щелкай клювом, а то пиццы тебе не достанется. – Подмигиваю я ему. – А я не хочу. – Отвечает он. – Все нормально? – Решаю уточнить я. – Ага. – Кивает Никита. И, все же, он кажется каким-то растерянным и задумчивым. Наверное, это увлечение Полиной занимает все его мысли. – Ладно. – Говорю я. – Мы поставили в духовку вторую пиццу, минут через десять будет готова. – Эй, мне-то оставьте! – Орет Дрыга, появляясь в гостиной. Я смеюсь, глядя на побоище, разворачивающееся у тарелки за последний кусок горячей пиццы, а затем возвращаюсь на кухню. – Кстати, ты так и не сказала. – Тая отвлекается от раскатывания теста. – Папа тебе звонил? – Вчера. – Отвечаю я, подойдя к столу. – Поговорили совсем недолго, всего пару минут. Сказал, что у него все хорошо, и что боевые вылеты у него каждый день. – Скучаешь? – Спрашивает Ксеня, помешивая соус. Ее щеки и губы все еще пылают после поцелуев. – Очень. – Я делаю глоток какао и принимаюсь за нарезку помидоров. – И переживаю. Мне очень его не хватает. – А мама? – Ксеня мажет соусом тесто, которое подготовила Тая. – Ты никогда не говорила про нее. Таисия прочищает горло, и я поднимаю взгляд. – Лучше не надо. – Вздыхает подруга. – Ой, прости, я не хотела… – Спохватывается Ксюша. – Она что, умерла? – Кх-кхм. – Ничего. – Улыбаюсь я. – Моя мать жива, но где она, я не знаю. Она ушла от нас. Мы перестали следить за ее жизнью, когда мне было лет десять, наверное. – О… – Поэтому мы почти не разговариваем на эту тему. – Ясно… – Да все в порядке. – Заметив ее растерянность, объясняю я. – Так бывает. Иногда женщина выходит замуж и рожает ребенка, чтобы быть «как все», а потом оказывается, что «как все» это не для нее. Она оставила нас с папой и уехала в столицу, чтобы делать карьеру. Когда я была маленькой, я очень по ней скучала: мы время от времени созванивались, дважды отец даже привозил меня к ней повидаться. Сначала я все ждала, что родители помирятся, и мы снова будем вместе, но в итоге оборвала с ней связь, поняв, что мама уже никогда к нам не вернется. – И вы не общаетесь? – Осторожно спрашивает Ксеня. – Нет. – Честно отвечаю я. В горле встает большой ком. – Она не приезжает и не звонит? – Нет. – Тихо говорю я и пожимаю плечами. – И ты… не пыталась с ней связаться? – Не-а. – Я сглатываю горечь и делаю глубокий вдох. – Если ей не нужно, то зачем это мне? Вымаливать крохи внимания и любви? – Я шумно выдыхаю. – Можно ждать бесконечно, можно унижаться и просить, но некоторые люди просто не способны тебя полюбить. На моем лице улыбка, на лице Ксени – ужас. – А если она позвонит сама? – Я отвечу. – А если захочет увидеться? – Пусть приезжает. – Я пожимаю плечами. – На самом деле, я не злюсь на нее. И не жду. Ее как будто просто нет в моей жизни. Она – кто-то чужой для меня, кому я безразлична. – Как же это больно. – Лоб Ксени покрывается складками-морщинками. – Да писец! – Взрывается Тая. – Для меня эта тема вообще какой-то страшный триггер! А Аленыч всегда так спокойно об этом говорит! – Просто я все это уже пережила внутри себя. – Объясняю я, раскладывая помидоры на заготовке для пиццы. – Ждала, плакала ночами, звонила, спрашивала, надеялась, а потом отпустила. – Я споласкиваю руки под холодной водой и оборачиваюсь к девочкам. – На самом деле, мне очень повезло. У меня замечательный отец, он дает мне столько любви, что я не чувствую себя ущемленной. И мое детство… оно тоже не было ущербным. Мы с Высоцким каждый день куролесили так, что мне некогда было страдать по маме: стреляли из рогатки, гоняли в казаки-разбойники, исколесили на великах весь берег, взрывали петарды, воровали абрикосы, лазали по деревьям, прыгали с гаражей – всего не перечислить. Мы веселились от рассвета до заката и возвращались домой уставшие, голодные и чумазые, точно беспризорники. А мать Никиты всегда принимала меня как родную. Так что… Тая с разбегу врезается мне в грудь и крепко обнимает. Слышно, как она шмыгает носом – надеюсь, это не сопли промочили только что насквозь все мое плечо. Ксеня подходит и обнимает сразу нас обеих.