– Тот самый «последний мост»? – Он самый. Сквозь сетку я смутно видела стальные арки моста, протянувшиеся через реку. Несмотря на ярко освещенные ворота, сам мост оставался в тени. Скорее всего, это тоже было сделано в целях безопасности. Когда Эверсон отвернулся, я включила диск и направила его на мост. В конце концов, это же был самый знаменитый мост – единственный, который по-прежнему вел на Восточный берег. – Прислушайся, – прошептал Эверсон. На этот раз я тоже услышала детский голос, повторяющий: «Пожалуйста, помогите нам». Охранник не вышел из будки, хотя он не мог не слышать ребенка. Эверсон прошел мимо будки и подошел к воротам, я последовала за ним. Теперь нам стало видно маленькую девочку в грязной майке, вцепившуюся в сетку ворот со стороны моста. Очевидно, сами ворота не были под напряжением. Рядом с ней стояла тележка, в которой лежал мужчина в окровавленной рубашке и порванных брюках. Руки его безвольно свисали с краев тележки. Завидев Эверсона, девочка подняла на него взгляд абсолютно нормально выглядящих карих глаз. Если она не была заражена, откуда же она взялась? – Пожалуйста, помогите ему. – Девочка убрала прядь черных волос за ухо. На вид ей было не больше десяти лет. Эверсон присел на корточки, разглядывая мужчину через сетку: – Кто его искусал? Это слово заставило меня похолодеть. – Моя мама. Она превратилась… Она собиралась… – Девочка вздрогнула и посмотрела на бесчувственное тело в тележке. От вида его окровавленной груди и правой ноги мне стало нехорошо, но его лицо, к счастью, было повернуто в другую сторону. Я не могла различить, где обрывки рубашки, а где – окровавленной плоти. Только слабое свистящее дыхание выдавало, что он еще жив. Я стиснула зубы, чтобы не закричать на Эверсона: «Да сделай же что-нибудь!» – Отойдите от ворот! – прозвучал сердитый окрик. Я обернулась и увидела вышедшего из будки охранника. – Как тебя зовут? – спросил Эверсон девочку. – Кэсси. – Кэсси, говоришь, твоя мать покусала его? – Эверсон указал на бесчувственного мужчину, с ноги которого мерно капала кровь, собираясь в лужицу под тележкой. Девочка испуганно кивнула. Эверсон встал, вглядываясь в темноту за воротами: – А где сейчас твоя мама? Кэсси сжала ладошками руку лежащего. – Он застрелил ее, – голос девочки звучал так тихо, что я не была уверена, что расслышала правильно, – чтобы спасти меня. Охранник направился к нам: – Я уже сказал, никто тебе здесь не поможет. Вали отсюда и его забирай, – он указал на искалеченного мужчину. – Я проведу тесты. – Эверсон обернулся к охраннику: – Если результаты будут чистыми, вы должны открыть ворота. Мужчины сердито уставились друг на друга. Затем, к моему удивлению, охранник внезапно повернулся и ушел к себе в будку, ворча на ходу: – Ладно, можете их впустить. Мне-то что, хоть всех их сюда впустите. – Он захлопнул за собой дверь. – Кэсси, мне нужно пойти за кое-какими вещами, чтобы я мог взять кровь у тебя и твоего отца, – сказал Эверсон девочке. – Но ему нужна помощь! – закричала она. – Я пока не могу дотронуться до него. Но я сейчас вернусь, обещаю. Пока мы быстро шли к большому зданию, в голове у меня вертелась куча вопросов. Мне хотелось спросить, живут ли в Дикой Зоне незараженные люди. Но мысли путались, я слишком переживала за ту маленькую девочку. – Если мать Кэсси мертва, то что с ней будет? Кто о ней позаботится? – Если анализы будут нормальными, ее отправят в специальный лагерь для сирот, – ответил Эверсон, не замедляя шага. – Это на другом конце острова. – Она сказала, что мать загрызла ее отца… Но как? – спросила я из за его спины. – Потом объясню. Но тут из темноты раздался очередной захлебывающийся визг, я поравнялась с Эверсоном и пошла рядом. – Что с этими людьми происходит? Эверсон вздохнул, понимая, что я не отстану, но шаг не замедлил. – Тебе известно, что «Ferae» – это вирус-загрузчик? – Я даже не знаю, что это означает. – Это означает, что он несет в себе чуждую ДНК. Точнее, ДНК животного. То же самое делают и некоторые другие вирусы – скажем, вирус свиного или птичьего гриппа. Разница между ними в том, что «Ferae» загружает эту ДНК в систему зараженного человека – так называемая вирусная трансдукция. Когда это происходит, генетический код зараженного испорчен. – И человек мутирует… Но как? – Визг на другой стороне реки затих. Я похолодела и резко остановилась. – Они превращаются в зверей. – Не полностью. – Эверсон мрачно смотрел на меня. – Частично они остаются людьми. Глава 7 Когда я вошла в слабо освещенный лазарет, воспоминания о матери нахлынули с такой силой, что я едва удержалась на ногах. Изначально здание не предназначалось под госпиталь – вдоль коридора тянулись двери с матовыми стеклянными панелями, придавая ему вид офиса. Но запах антисептика явственно давал понять, куда мы попали. Запах напомнил мне то отчаяние, которое я испытала в день, когда мать в последний раз положили в больницу. Я знала, что это последний раз и что домой она уже не вернется. Эверсон шагал по гулкому коридору, я шла следом, стараясь прикрывать лицо, пока мы не вошли в один из темных кабинетов. Потом он включил свет, я глянула на него и невольно испытала удивление. При свете его правильные черты и прямая осанка показались мне элегантными. До этого я думала, что у него темные глаза, но сейчас обнаружила, что на самом деле они светло-серые. Я также увидела, что ни форменная одежда, ни военная стрижка не могут скрыть того, что он еще совсем молод. Он по-прежнему на голову возвышался надо мной, но уже не производил такого устрашающего впечатления. Может, потому, что в данный момент он не пытался меня напугать. Наконец я отвела взгляд и вытерла влажные ладони о штаны. В кабинете царил полный беспорядок. Пол усеивали пустые обертки из-под еды и голубые трубки ингаляторов. Дверцы шкафов были распахнуты, а мини-холодильник опасно кренился, установленный на пустые контейнеры. Может, агенты биозащиты обыскали офис доктора Круза, подозревая его в связи с моим отцом? – Он, наверное, в лаборатории, – сказал Эверсон, вытягивая пару резиновых перчаток из коробки. Состояние, в котором находилась комната, его нисколько не смутило, из чего я сделала вывод – это было нормальным состоянием кабинета. – А кто твой дед по профессии? – Вирусолог. – Эверсон сунул перчатки в карман. – Когда-то давно он работал на ЦКЗ. – А что это за ЦКЗ? – Я подняла с пола голубую трубку-ингалятор. – Центр контроля заболеваний. Это была правительственная организация, которую расформировали еще до прихода эпидемии чумы. – А чем они занимались? – Предотвращением таких эпидемий. – В голосе его прозвучала ядовитая ирония. Я только фыркнула. Похоже, все исторические уроки первой половины этого века заканчивались издевательским пам-парарарам-пам-пам. Я поднесла ингалятор к уху и встряхнула, но он явно был пуст. Ингалятор был из-под снотворного спрея «Сон», его прописывали моему отцу после операции по удалению грыжи. Он выбросил спрей после первой же ночи – «Сон» напрочь вырубил его на целых двенадцать часов. Эверсон увидел голубую трубку и чуть сдвинул темные брови. – У моего деда проблемы со сном. Еще бы – в мусорном ведре валялось столько трубок из-под спрея, что хватило бы на целое стадо взбесившихся слонов. Эверсон подошел к столу доктора и взял лежавший там ингалятор. – Дед на ногах с самого рассвета, так что, наверное, до смерти хочет спать. – Он убрал синюю трубку в карман и посмотрел прямо на меня. – Если он примет дозу прежде, чем вы с ним поговорите, то с таким же успехом ты сможешь задавать вопросы об отце стенке. Так что я скажу ему, что ты здесь, а потом пойду займусь теми людьми у ворот. Он направился к двери, по пути прихватив с полки какую-то белую коробку. У самой двери он притормозил: – Ничего здесь не трогай. Я возмущенно выпрямилась. Он что, думает, что я воровка? – Вот здесь восемнадцать штаммов «Ferae», – он указал на мини-холодильник. – Я только хотел сказать, что вряд ли тебе хочется заразиться. Нет, я точно не хотела заразиться. Я решила, что лучше даже сесть, сложить руки на коленях и так дождаться доктора Круза. И лучше поменьше дышать. Я затянула волосы потуже и медленно повернулась, пытаясь определить, где может быть меньше всего микробов. Наверное, не стоит двигать бумаги на столе доктора? Я с сомнением поглядела на стопку папок, лежащую на стуле возле меня. Из стопки высовывался краешек какой-то фотографии. Глядя на папки, я раздумывала, что двигать их не стоит, рыться в бумагах – вообще очень невежливо. Но я осторожно вытянула фотографию и бросила на нее взгляд. О чем немедленно сильно пожалела. Комок застрял в горле. Я быстро перевернула фото, прежде чем мне стало совсем плохо, но через несколько секунд поняла, что должна снова глянуть на него. На фотографии был открытый человеческий рот, только на месте зубов зияли воспаленные язвы. А в некоторых местах росли новые зубы – треугольной формы, зазубренные и абсолютно нечеловеческие. Кольнула совесть, но я уже не могла остановиться. Порывшись в стопке папок, я нашла одну, озаглавленную «Стадия вторая: физическая мутация». Внутри были фотографии частей человеческих тел, которые выглядели просто чудовищно. Два крутых желтых рога торчали из чьих-то вьющихся темных волос. Когти на концах детских пальцев. Пучки пятнистого меха, покрывающие руку мужчины. – Не слишком привлекательно, не так ли? – произнес позади меня незнакомый голос. Я обернулась и увидела мужчину с седеющими волосами, который закрывал за собой дверь кабинета. Судя по белому халату, это и был доктор Круз. Как и его внук, он был высокого роста, но настолько худой, что даже ребенок мог свалить его с ног. Доктор улыбнулся: