— Но я… Мы же ничего не делали! — Детское оправдание, Уильям. Потому я и затеяла этот разговор. Траутмен молчал. Откровенно говоря, ему очень нравилась Эсмеральда, и единственное, что не позволяло молодому человеку тут же узаконить свои отношения с этой девушкой — боязнь потерять свободу. Пока он, как птичка, порхал от одного города к другому, Уильям был свободен. А что будет после свадьбы? Этого мужчина знать не мог, потому и не торопился. В комнату с пунцовым от стыда лицом вошла сама виновница разговора, неся в руках резной деревянный поднос с тремя чашками чая, молочником и сахарницей. Не было никакого сомнения, что она слышала весь диалог. — Как ты вовремя, дорогая! — Воскликнула Вероника. — А мы как раз говорим о вашем будущем. — У нас не может быть будущего, — грустно резюмировала Эсси. — Дядя никогда не позволит мне выйти замуж за янки. — Но сама-то ты не против? — Конечно! Я люблю Билли. — Эсси, не называй меня Билли, хотя бы при посторонних! Девушки дружно рассмеялись. — Я делаю вывод, — мгновенно посерьёзнев, подчеркнула де Охеда. — Молодые любят друг друга, и ничуть не против свадьбы. А с родителями мы уж как-нибудь договоримся. — Но Вероника! — удивлённо воскликнула потенциальная невеста. — Ведь семья Розетти… — Да, дорогая. Но, надеюсь, это временно. Я как раз пришла к вам, милые, чтобы вместе решить, как убрать эту мешающую всем преграду. А пока… Эсмеральда, дорогая, нет ли у тебя желания сходить в Варадеро? — Варадеро!? — девушка только что не запрыгала от радости, но мгновенно стихла. — Но там же только для своих. То есть, для ваших, то есть, я имела ввиду… Она смущённо замолчала, и до Охеда не преминула перехватить инициативу. — Вот смотри, — она подняла сжатую в кулак левую руку. — Уильям Траутмен третий заключил с нами договор. Пока это разовый контракт на транспортную услугу, но, похоже, никто не сомневается, что впоследствии он перерастёт в постоянное сотрудничество, верно, Уильям? Траутмен неуверенно кивнул, и Вероника оттопырила мезинец. — Поверь, ты от этого только выиграешь. Покровительство семьи Лопеса стоит многого, причём не только в Нью-Рино. Уильям обречённо махнул рукой и обе девушки улыбнулись. — Далее, — уверенно продолжила де Охеда, показывая ещё один палец. — Ты — невеста нашего пилота. А значит, тебя уже можно считать своей. Так что, пойдёшь? — Да! — Эсмеральда с визгом кинулась к Веронике и повисла у неё на шее. — Вот это я влип, — чуть слышно пробормотал Траутмен. Ему вдруг очень захотелось нюхнуть. Пока девушки с весёлым щебетанием собирались, он достал из кармана висящего на стуле форменного пилотского пиджака пудреницу и трубочку, и, спрятавшись в углу, втянул в себя изрядную дозу. Тут же на плечо ему легла маленькая, но твёрдая рука, и уверенный голос Вероники сказал: — А это ты брось. Дай сюда. Де Охеда властным движением взяла у него из руки пудреницу, и положила в свою сумку. — Никогда больше этого не делай. Ты теперь не просто наёмный работник. Ты почти член семьи. А подобное у нас не поощряется. В этот раз я никому не скажу, но, чтобы подобного больше не было. В комнату вошла Эсси. На ней был лёгкий деловой костюм, состоящий из узкой бежевой юбки чуть выше колен, и лёгкой бледно-розовой блузы. Девушка явно не зря провела время в сборах — Уильям с изумлением смотрел на подчёркивающий красоту макияж и нарочито небрежно распущенные по плечам длинные вороные локоны. — Я готова, — заявила девушка. Вероника с улыбкой глянула на изумлённого жениха, и сказала: — Эсмеральда, мы, вроде бы, в спа-салон собирались. Ты решила оставить наших косметологов без работы? — Почему? — не поняла девушка. — Так им же нечего будет делать, — подхватил Уильям. — Ты и так прекрасна. — Итак, — подвела итог де Охеда. — Девочки идут в салон красоты, а вот мальчику, — она ткнула пальцем в Траутмена, — следует зайти к Родриго Лопесу. У вас будет серьёзный и очень нужный для тебя разговор. И, посмотрев, на недоуменно моргающего Уильяма, пояснила: — Просто скажи портье, кто ты, и он покажет дорогу. Новая Земля. Латинский союз. Горы Сьерра-Гранде. Научная база. 26 год, 4 месяц 20 число. 18:00 Витёк сделал глоток и передал бутылку Огромову. Тот поморщился, но тоже глотнул отдающего сивухой напитка. Они рядышком сидели на скале и бездумно смотрели в чащу леса. Сергей махнул рукой в сторону стоящего в двух шагах огнетушителя, наполненного очередной порцией браги, и недовольно проговорил: — Не выбросил всё-таки. — Вот какой ты бесчувственный человек, Сергей Петрович, — с лёгким смешком поддержал вялый разговор Витёк. — Ведь только благодаря ей, родимой, тебя на ноги поставил. А ты недоволен. Он поднял стоящую в ногах полупустую бутылку и для убедительности потряс ею. — Ну да, — недоверчиво протянул Огромов. — Чудеса народной медицины. Лечение сивухой. Я даже не пойму, что со мной было, а ты такие заявления делаешь. Нам с тобой, между прочим, ещё на работе восстанавливаться. Сколько у нас прогулов? Хорошо, если только оштрафуют. А то дадут по шапке и вперёд, пешком через горы. — Дурак ты, Огомов, — недовольно ответил Витёк, — хоть и мой начальник. Списали нас с тобой. Всё! Несчастный случай на производстве, можно сказать. Ты говоришь, что не понимаешь, что с тобой было. А что, думаешь, я её зря глушу? Думаешь, синяк тупой? Он вновь приложился к бутылке, в полглотка прикончив остатки, и аккуратно отложил тару в сторону. — Я тебя, дурака, можно сказать, с того света вытащил, а ты мне не веришь. А этим придуркам, которые тебя чуть к богу в гости не отправили, в рот заглядываешь, как родным. — Эти придурки нам деньги платят, между прочим, — буркнул Огромов. — Деньги, — насмешливо протянул Витёк. — На том свете тебе зачем эти деньги? Вот скажи, ты вообще понимаешь, куда попал? — Конечно. На научную базу, — недоуменно ответил Сергей. — К учёным. — Учёным… Огурцам мочёным. А что они здесь делают, ты понял? — Эксперименты. Что-то связанное с психологией и развитием личности. Это не наше дело, Витёк, — Огромов нашёл знакомую тему и заговорил увереннее. — Наше дело — обеспечение научного процесса. — Нет, Серёга. Ты — дурак. Здесь опыты над людьми проводят. Потому и поставили станцию в такой жопе мира. И ты под эти опыты попал. И я тоже. Дай вон, бутылку. Техник показал на очередную порцию самогона, стоящую метрах в трёх от товарищей. Сергей Петрович нехотя начал подниматься, но Витёк рывком вернул его на место. — Не вставай. Вот так. Он вытянул руку, предплечье начало удлиняться и через секунду пальцы уже обхватили горлышко, но тут же разжались. — Сам попробуй. — Я… — Что «я»? — настаивал Витёк. — Вчера хурму эту жёлтую с дерева на раз срывал, а сегодня не можешь? Ты теперь такой же как я, Сергей Петрович. Тоже урод. Ты думаешь, что я в цивилизацию не иду, раз наша с тобой учёная карьера закончилась? Зачем в горах торчу? Да потому что уроды мы с тобой теперь! У-ро-ды! Теперь понял, чем эти эсэсовцы на своей базе занимаются? Монстров из людей выращивают. Огромов неуверенно протянул руку, потряс ею в воздухе, лицо его напряглось, но ничего сверхъестественного не происходило. Он положил ладонь на колено, сделал пару глубоких вдохов, затем попробовал снова. На этот раз кисть поползла вперёд. Сергей смотрел на неё удивлёнными глазами, а рука всё тянулась и тянулась. Удлинившись почти на метр, она, будто убоявшись изумлённого взгляда хозяина, рывком приняла нормальный размер. — Это… как?.. — Огромов шлёпал губами, отчего лицо его было похоже на вытащенного из воды карпа. — Я вчера думал, мне показалось, — наконец, выпалил он. — Ничего не показалось, — отрезал Витёк. — И ты тоже под излучение попал, как и я. Так что ты теперь тоже урод. — Слушай, может, это у нас с тобой какое-то массовое помешательство? — Не веришь? Всё-таки думаешь, что я дурак. — Ну… не дурак. Но ведь и трезвенником тебя назвать нельзя. Меня, вот, тоже… накачал. А спьяну мало ли что причудится. — Бутылку дай, — жёстко сказал Витёк. Огромов, сам не осознавая своего движения резко вытянул руку, обхватил горлышко и протянул товарищу. Тот, как ни в чём не бывало, вытащил самодельную деревянную пробку, основательно приложился, и с вальяжностью в голосе проговорил: — Про меня, Сергей Петрович, много нехороших слов сказать можно. Но дураком я никогда не был. А что пью… Вот, послушай. Он передал тару Огромову, дождался, пока тот выпьет, и не спеша продолжил: — Жил на свете милый мальчик. Звали его Витя Селезнёв. Умненький, рукастый. Конструкторы собирал, модельки делал, велики чинил. Родители не нарадовались. И всё бы хорошо, если бы не перестройка. Резко из-за неё в семье мальчика деньги кончились. Собирался он в автодорожный поступать, а там вдруг проходной балл вырос до трёх штук баксов. И где их взять? Папа на заводе болванки точит, мама в школе биологию преподаёт. А жрать нечего. Огромов, не дожидаясь своей очереди сделал глоток из бутылки и чуть заплетающимся языком спросил: