Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 08:05 Юраба не спал почти всю ночь. Виданное ли дело, участвовать в таком эпохальном событии, как слияние двух, прежде враждующих, кланов. Было немного обидно не попасть в самое ключевое место — на ферму «Зелёный крокодил», где произошла ликвидация Тони Синего Танка. Но и видеть выражение лица его главного советника, это тоже дорогого стоило. Уснул японец только под утро, и, проснувшись, возблагодарил местные сутки за лишние шесть часов. Всё-таки удалось выспаться. Сегодня, если ничто не помешает, он вернётся в Порто-Франко, чтобы, немедля ни минуты, выехать снова сюда. Юраба поймал себя на мысли, что, во-первых, очень хочет работать на семью Лопеса, а во-вторых, ему всё больше нравится Нью-Рино. Хоть здесь и опаснее, но зато он встретил очень верных, честных и влиятельных друзей. Японец бодро встал, впервые с момента перехода на новую Землю, сделал зарядку, аккуратно привёл себя в порядок, и тут в дверь постучали. — Да! — ответил Юраба, но дверь уже открылась. На пороге стоял тот самый пилот, что должен его везти — Уильям Траутмен третий. Он счастливо улыбался. — Доброе утро, Уильям-сан, — вежливо поздоровался Ринеру, сделав полагающийся неглубокий поклон. — Почему ты мне кланяешься? Я же не твой сеньор, — пренебрегая приветствием задал встречный вопрос ранний гость. — Согласно традициям нашей культуры, поклон — проявление вежливости. Иногда и сёгун поклонится простому крестьянину, если тот достоин уважения. — Я так понимаю, Юраба, ты тоже из знатного рода? — Были в стране Ямато роды и познатнее моего. Но для соблюдения приличий необязательно быть самураем. — Я столько новых слов узнал. Ты очень образованный человек. Но это… Я пришёл по делу. — Слушаю тебя, Уильям-сан. — Мы, вроде как, собирались сегодня лететь? Юраба степенно кивнул. Разговор о культуре его родины настроил японца на благодушный философский лад. — А как насчёт отправиться завтра? Моя девушка предлагает мне сегодня познакомиться с её семьёй. — Знакомство с родственниками невесты — очень важный этап в построении семьи. — Блин, Юраба! И ты туда же. Что вы все меня так спешно жените? Я, может, ещё полетать хочу. А вы со всех сторон навалились… — Как? — удивился Ринеру. — А для чего тогда вы с Эсмеральдой начали отношения? — Да правильно всё, правильно! Женимся. Но можно, не сейчас? Эсси — замечательная девушка. И перспективы от этого брака тоже ошеломляющие. Но, Юраба! Малыши, пелёнки, подгузники… Крики по ночам, соски всякие. Вот скажи мне, как холостой мужчина, ты бы этого хотел? — Конечно! Когда я встречу девушку, на которой решу жениться, я не буду бояться трудностей, связанных с детьми. Как вишнёвое дерево радуется ягодам, Видя в них продолженье самого себя, Так счастлива и мать, глядя в глаза ребёнка. Хокку в переводе потеряло большую часть красоты, но Юраба надеялся, что его собеседник всё-таки почувствует всю глубину мысли. — Что это? Это ваши стихи? — Да. Японская поэзия прежде всего учит видеть прекрасное в простом. — Скажите, Ринеру, — и, помолчав, осторожно добавил, — сан. Японец поощрительно кивнул, и Уильям довольный получившимся результатом смело продолжил: — Ринеру-сан, какие у вас планы на сегодня? — Ещё пять минут назад я собирался сегодня лететь в Порто-Франко, — улыбаясь ответил Юраба. — Ах, да! Верно. Я и забыл. Так получается, вы свободны? — Получается, да. — Хотите сходить со мной? — Это предложение очень неожиданно. Вы уверены, что на церемонию знакомства с родителями стоит идти с сопровождающим? — Ты не понял, Юраба, — резко сменил стиль общения Траутмен. — Я тут подумал… ты такой умный. И серьёзный. Поэтому, если мы пойдём вместе, может, мама Эсси и меня воспримет лучше. — Я понял вашу задумку, Уильям. И, обдумав, нахожу её интересной. Мне никогда прежде не доводилось бывать на подобных церемониях в европейских семьях, так что, — японец вдруг задорно подмигнул и широко, совершенно не по-японски улыбнулся. — Сочту за честь. — То есть, договорились? — Не спеши, Уильям. Лучше подскажи, что одевать, что с собой брать? — Ой, точно! Надо же подарки купить. Маме, там, папе. Ну, папе понятно — стоит подарить хорошее вино, испанцы его любят, а вот что дарить маме? — Попробую помочь. У себя на родине я подарил бы красивую безделушку и обязательно написал стихи. — Юраба, ты гений! Красивый маленький холст, на нём японский стих этими вашими иероглифами. Клянусь крыльями моего «Меридиана», тёща эту штуку на стену повесит и будет гостям показывать. А какой стих? — У вас так ценят японскую поэзию? — удивлённо спросил Юраба. — Не столько саму поэзию, сколько необычность исполнения. Слушай, а давай вот это, про вишню? Ну, то, что ты мне вначале рассказывал. — Согласен, строки неплохие. Но, приходя в дом, нужно проявить уважение к хозяевам. — Но ты же сможешь? Напишешь? А я пока холст найду, я знаю, где он может быть. — Хорошо, я постара… — но говорить было уже не с кем. Уильям Траутмен третий умчался. Юраба корпел над стихами больше двух часов. Оказалось, что писать на заказ, по необходимости, гораздо труднее, чем по вдохновению. Однако, как известно, кто очищает пруд от водорослей, у того и рыба водится. В итоге Юраба Ринеру вывел строки, под которыми не постеснялся бы подписаться и на родине. Он радует глаз множества гостей И дарит защиту большой семье У доброго хозяина и дом прекрасен Некоторое время японец с довольным видом рассматривал получившиеся строки, но затем погрустнел. Уильям, конечно же забудет купить кисточку и тушь. Да и где их можно взять в Нью-Рино? Надо было срочно выходить из создавшегося положения. Идея родилась внезапно, и была она так органична и проста, что Юраба даже удивился, почему не подумал об этом сразу. Он вышел из номера и твёрдым шагом направился к коридорному. — Добрый день. Могу я взять на время утюг? Чернокожий молодой человек с удивлением смотрел на странного постояльца, затем широко улыбнулся, показав ряд ослепительно белых зубов и предложил: — Пожалуйста, принесите вашу одежду, горничная тут же погладит всё, что надо. Или можете вызвать обслуживание в номере. Тогда она придёт с утюгом прямо к вам. — Простите, я не объяснил, — вежливо, но твёрдо продолжил японец. — У меня на родине есть старая традиция. И чтобы её исполнить, мне нужен утюг. Всего на несколько минут. Обещаю, что верну инструмент в целости и сохранности. — Надо же, никогда не слышал о старинных традициях с электроинструментом. — Вы правы. Следовало бы пользоваться раскалённым в костре камнем, но я решил, что жечь огонь в номере будет не совсем правильно… — Юраба с трудом сдерживал хитрую улыбку. — Да, конечно. Утюг гораздо удобнее. Сейчас принесу. Через минуту японец довольной походкой возвращался в номер, размахивая тяжёлым утюгом. На губах его светилась довольная улыбка. Он залез в недра чемодана и вынул отличные итальянские туфли, привезённые со старой Земли и ни разу ещё не надетые. Самое ценное в этой ситуации лежало внутри них. Два больших смятых листа рисовой бумаги, которая так хорошо впитывает влагу. Ринеру решил, что сделает подарок в самом что ни на есть японском традиционном стиле. Он заварил крепкий чай из собственных запасов, затем разгладил утюгом лист почти прозрачной бумаги, и аккуратно, своей бритвой, нарезал немного меховых волосков с боковин дивана. А после тщательно их отсортировал, отобрав примерно равные по длине и толщине. Почти полчаса ушло только на заточку карандаша. Точнее, на доведение его до нужной формы и толщины. Японец ловко примотал к получившейся палочке одинаковые волоски и долго и тщательно подстригал свою самодельную кисточку маникюрными ножницами, доводя её до требуемого размера и остроты.