Наконец, он с удовлетворением оглядел импровизированный инструмент. Таким уже можно писать. С хитрой улыбкой Юраба безжалостно скомкал только что поглаженный лист, тщательно вымочил его в чашке с чаем, и снова прогладил утюгом. Бумага приобрела желто-коричневый, неровный цвет, оставшись кое-где почти белой. Ринеру удовлетворённо кивнул. В маленьком чайнике ещё оставалась крепкая заварка. Юраба макнул в него свою самодельную кисть и для пробы провёл по бумаге тонкую линию. Сначала появилась лишь мокрая полоса, но с помощью утюга японцу удалось превратить её в ярко-коричневую черту. Отлично. Передвинув стол поближе к окну, Ринеру удобно присел, подогнув под себя одну ногу, поставил перед собой вместо чернильницы чайник, и, стараясь не допускать ошибок и неровностей, тщательно и не спеша, вывел каллиграфическим почерком стихотворные строки. В письме японец использовал только классические витиеватые иероглифы кюдзитай. Получилось красиво. Он подождал, пока жидкость немного впитается, затем поставил на лист утюг, стараясь не размазать свежие символы. В итоге тонкая рисовая бумага оказалась в три вертикальные строки покрыта замысловатыми, мастерски выписанными коричневыми иероглифами. Из второго листа, вспомнив школьные уроки оригами, он ловко свернул маленький плоский домик с двумя одинаковыми башенками по краям. Затем основательно вымочил получившуюся безделушку в чае и просушил утюгом, безжалостно придавливая к поверхности стола, чтобы добиться плоской формы. Мысленно похвалив себя, Юраба тщательно осмотрел рабочую поверхность утюга. Чисто. Инструмент можно было возвращать. Осталась мелочь. Ринеру долго колебался, но затем, кровожадно щёлкая маникюрными ножницами, вытянул из внутренней части собственного галстука десяток красных шёлковых нитей, сплёл из них тонкий шнур, и подвесил на него коричневый домик примерно так, как раньше цепляли на документы сургучную печать. На обратном пути от коридорного на японца налетел запыхавшийся Уильям. — Вот, — он гордо протянул свёрнутую в трубочку грубую джутовую тряпку. — Спасибо, Траутмен, но это не совсем то, что надо. Пойдём в номер, я покажу тебе, что у меня получилось. Уильям долго разглядывал свёрнутый в трубочку лист, не решаясь взять его в руки. Наконец, он поднял на Юрабу умилённые глаза и осторожно спросил: — Это что, старинное? Японец широко улыбнулся, легко встряхнул своё творение, отчего рулон развернулся и коричневый бумажный домик запрыгал на тонком витом шнурке. Затем хитро глянул на товарища и голосом профессионального экскурсовода продекламировал: — Обратите внимание. Перед вами главный тронный девиз дома старинной династии Нете, работы знаменитого мастера Ятаки Немогу. Предмет датируется концом прошлого или началом нынешнего тысячелетия, и выполнен в знаменитой японской чайной манере. Траутмен аж присел от впечатления, с трудом позволил себе коснуться болтающегося оригами, а Юраба, еле сдерживая смех, продолжал: — При тщательной экспертизе учёным удалось установить возраст изделия. По окончательным оценкам специалистов, он составляет от двадцати до тридцати минут. И, со смехом глядя в круглые, как в аниме, глаза Уильяма, пояснил: — Это я сделал. Только что. Красиво? Он повертел лист перед лицом изумлённого приятеля, демонстрирую то одну, то другую сторону. Затем приподнял на ладони прицепленный бумажный домик, и отпустил, отчего тот закачался на шнурке. — Ты!? — Мастер Я-так-и Не-могу, — по слогам произнёс японец. — И династия Не-те! — теперь Траутмен в голос расхохотался. — Ты молодец, Юраба, они обязательно купятся на эту фишку. Японец совершенно не разделял авантюризма приятеля. Он укоризненно посмотрел тому в глаза и внятно, почти по слогам поправил: — Ты не понял, — затем продолжил уже обычным тоном. — Я не собираюсь выдавать своё творчество за древность. Зачем начинать знакомство с обмана? — Ты прав, ты прав, — задумчиво, но немного недовольно согласился Уильям, — А что здесь написано? Юраба с чувством продекламировал стихотворные строки сначала по-японски, затем повторил на английском. — Красиво. Особенно, когда по-вашему. Там даже рифма есть. Им обязательно понравится. Ну что, пойдём? — Дай мне собраться. Десять минут. Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 16:00 Хесус де Роньё стоял в большом светлом холле своего дома и смотрел на вошедших молодых людей с неопределённой полуулыбкой. Рядом, взяв мужа под локоть, стояла его жена, Анарда. Эсмеральда открыла дверь и удивлённо шагнула назад, не видя любимого. Юраба вошёл первым, на этом настоял Уильям, честно признавшись, что побаивается. Он с уважением поклонился хозяевам, сделал шаг в сторону, пропуская главного виновника, и теперь стоял, не зная, что делать. Траутмен достал из сумки бутылку настоящего Хереса, сделанного на старой Земле, и с небольшим поклоном протянул подарок главе семьи. Японец быстро смекнул что делать, с великими предосторожностями достал из сумки свёрнутый в рулон и уложенный в тряпичный мешочек из-под левой кожаной туфли, свой подарок. Ловко развернул, и с чувством продекламировал стихи сначала на японском, затем перевёл на английский. — Какая прелесть. Здравствуйте, молодые люди, — радостно сказала Анарда де Роньё. — Добрый день, сеньор Ринеру, — подхватил Хесус. — Будьте так добры, пообщайтесь пока с хозяйкой. А нам с Уильямом и Эсмеральдой нужно кое-что обсудить. С этими словами он ухватил молодых людей под локти и настойчиво утащил в боковую дверь. — Мануэла, девочка, посмотри, что принёс нам этот милый молодой человек, — громко сказала в никуда хозяйка, когда остальные закрыли за собой дверь. Тут же с противоположной стороны коридора вышла ещё одна девушка, и у Юрабы перехватило дыхание. Передним стояла почти точная копия той, кому он посвящал большую часть времени последние пять лет. Миниатюрное создание в пышной полосатой юбке чуть выше колена, с бледным, почти до голубизны, гладким как фарфор, лицом, по форме напоминающим сердечко, розовыми губами, и почти неестественно огромными, как у героев аниме, чуть раскосыми зелёно-голубыми глазами. А на белых открытых плечах лежали такие привычные и очаровательные два длинных хвоста пепельно-русых, с едва заметной зеленью, волос. Японец даже помотал головой, чтобы отогнать видение, прежде, чем окончательно убедился, что перед ним не Хики Мицунэ. — Мануэла де Роньё, — представилась девушка тонким, почти кукольным голоском и, так привычно для программиста вокалоидов, еле заметно присела на скрещенные длинные и стройные ноги. — Юраба Ринеру, — он несколько опасливо, будто сомневаясь в её реальности, протянул руку, и девушка нежно коснулась её своими пальцами. Разумом японец понимал, что это просто совпадение. Невероятное, из тех, что случаются один раз в жизни, а у большинства не происходят вообще никогда. Но глаза, много лет видевшие это лицо, знающие каждый жест, каждую улыбку и поворот головы, пытались убедить Юрабу, что перед ним именно она — сверхъестественным образом ожившая, его виртуальная певица. Внезапно будто в его сознании открылась потайная дверь, и японец понял, наконец, истинную причину ухода из старого мира — любовь. Всем сердцем он любил ту, которую создал своими руками, но кого, в отличие от Пигмалиона и Галатеи, никогда не смог бы даже обнять. Программную виртуальную певицу, вокалоида Хики Мицунэ. И вот сейчас он видит её перед собой во плоти. Ринеру сделал решительный шаг вперёд, оказавшись всего почти в полуметре от живого чуда, и как само собой разумеющееся, сделал глубокий почтительный поклон. — Спасибо, — ответил ему знакомый тонкий голосок. — Вы так галантны. Почему я не видела вас раньше, сеньор Ринеру? — Я всего два дня назад прилетел в Нью-Рино, — голос японца был непривычно даже для него самого решителен и твёрд. — И с какой целью? — Жениться на вас… Лишь после того, как слова были произнесены, Юраба осознал, что же сказал. Сердце его застучало, сначала он даже собирался сделать пару шагов назад и как-то свести ситуацию к шутке, но потом решился, чуть тряхнул тщательно обритой головой, и твёрдо взглянул в глаза собеседнице. Девушка обворожительно покраснела, щёки её залил ярко-розовый цвет, она ухватилась пальцами за краешек платья и бессознательно начала его теребить. — Но… мы с вами совсем не знакомы, — пролепетала она. — Отличный повод, чтобы познакомиться, не правда ли? — сам удивляясь своей дерзости ответил японец. Смех Мануэлы напоминал звон синтоистских колокольчиков. Так же проникал в самую душу, вымывая из сознания негатив и заряжая его радостью. Юраба не мог не присоединиться к смеющейся девушке. — Но давайте сперва всё же куда-нибудь сходим, — ответила она. — С вами — куда угодно, Мануэла-тян. Хотите послушать Кумпарситу? — Ах, сеньор Ринеру-сан, — собеседница старалась поддержать его манеру разговора. — Мужчина — вы, вам и выбирать, куда пригласить девушку. — Сеньор Ринеру, — вмешалась изумлённо молчавшая Анарда де Роньё. — Я, видимо, несколько отстала от жизни. Скажите, молодёжь сейчас так шутит? — Нет, мама, — ответила за него Мануэла. — Юраба действительно пригласил меня в клуб Малекон. А я, как ты заметила, согласилась. — А разве спрашивать родителей теперь не принято? Ринеру чёткими шагами подошёл к хозяйке дома, обозначил полагающийся в таких случаях поклон, и вежливо попросил: — Сеньора де Роньё, позвольте пригласить вашу дочь, Мануэлу, в клуб Малекон? Обещаю, что буду оберегать её как сокровище императорской династии. Женщина порозовела от удовольствия и степенно кивнула в ответ. — Нашим бы мальчишкам такие манеры, — довольно проговорила она. — Идите, конечно. Но не забудьте вернуть нашу девочку к полуночи. Новая Земля. Автономная территория Невада и Аризона. Нью-Рино. 26 год, 4 месяц 21 число. 27:18 Юраба никак не мог сосредоточиться на выступлении. Всё время ловил себя на том, что смотрит лишь на свою спутницу. Звезда Нью-Рино на сцене что-то пела по-испански, а перед ним сияла его, персональная звезда. Японец решительно держал спутницу под локоть, а та доверчиво преклонилась к его плечу, время от времени проводя пальцами по колену Юрабы, отчего у него сразу холодело в груди. Время от времени они о чём-то говорили. Ринеру сам не заметил, как рассказал о своей прошлой работе, которая составляла всё его существование на старой Земле, а через несколько минут в лицах описал обе встречи с русскими бандитами в Порто-Франко, то и дело срываясь на смех, и слыша в ответ звонкие усмешки спутницы.