Он не ответил. Этого не требовалось. Он знал. – Поэтому я считала важным, чтобы она бывала у кузенов. Чтобы посмотреть, что такое семья. Она замолчала. Мучительно приближаться к тому, что ты потерял. – Знаете, это так странно, – продолжила она еще тише. Из боязни разбудить Николь или потому, что голос изменил ей, Себастиан не знал. – Я так завидовала Карин. Так злилась на нее. В течение нескольких лет мы даже не разговаривали друг с другом. Я считала, что она всегда получает то, что хочет. Что она избалована и эгоистична. Мария повернулась в постели и впервые встретилась с ним взглядом над головой спящей Николь. – Правда, ей ничто не давалось даром. Она всего добивалась тяжелым трудом, но она всегда заставляла меня чувствовать себя… – Мария засомневалась, подыскивая слова. – Не знаю, вероятно, я больше всего завидовала тому, что она казалась счастливой. В темноте в ее глазах сверкнули слезы. – Вы сейчас стыдитесь этого? – Пожалуй, немного. Больше всего я огорчаюсь из-за Николь. Она теперь опять одинока. Такая же одинокая, какой всегда себя чувствовала я. Она умолкла. Себастиан молчал. – Почему у вас нет детей? Вопрос его поразил. Он ожидал продолжения, надеясь больше узнать о женщине у него в постели. А не такой внезапной смены темы. Не того, что разговор переключится на него. – Просто так вышло, – автоматически ответил он. – Вы, похоже, любите детей. Хорошо умеете с ними обходиться. – Да. – Вы никогда не были женаты? – Нет. Ложь. Как легко она выскакивает. Без малейшей мысли о возможных последствиях. Вообще без малейшей мысли. – Хм… – донеслось до него, и он увидел у нее намек на улыбку. – Что это означает? Хм. – Просто странно. – Она переместилась немного ближе к нему. – Вы очень хороший человек. – Спасибо. – Хорошим его никто еще не называл. Никто. Никогда. Он скользнул рукой к ее руке. Она пожала ее. Ее рука была теплой и приятной. Он придвинулся ближе к Николь и почувствовал щекой ее мягкую кожу. Рука матери у него в руке. Между ними дочь. Ему хотелось вообще не засыпать. Как раз когда Торкель, выйдя из гостиницы, направлялся к своей машине, ему позвонил Эрик. Его голос звучал радостно, почти восторженно. Что-то произошло. – Я только что дозвонился до бывшей жены Тумаса Нурдгрена, Софии Нурдгрен. Она работала в ночную смену. – Хорошо. – Больше чем хорошо. Она знает ситуацию с Карлстенами. Говорит, что Тумас страшно разозлился из-за того, что они отказались продавать землю. Он пытался надуть ее, но ему не удалось. – Я не понимаю, – сказал Торкель, открывая дверцу машины. – Тумас выкупил ее долю в 2009-м, хотя денег у него вообще-то не было. Он взял большой заем под дом. София потом поняла, что он собирался быстро продать землю компании «FilboCorp» и получить прибыль. Торкель почувствовал, как из тени начинает проступать мотив. – Дальше еще лучше, – продолжил Эрик. – В каком смысле? – Торкель уселся на шоферское место, но заводить машину не стал. Он услышал, как Эрик набирает воздуха перед продолжением. – Тумас знал Яна Седера. – Точно? – По словам Софии, когда они жили в Турсбю, со второго по девятый год, Тумас и Ян состояли в одной охотничьей компании. София считала Седера неприятным и помнит его. – Почему же он тогда не появился в списке знакомых Седера? – возмущенно спросил Торкель. – Нурдгрен в девятом году переехал в Сунне и покинул охотничью компанию. С тех пор они, очевидно, не общались, но точно знали друг друга. Торкель кивнул. Мотив и прямая связь с человеком, владевшим орудием убийства. Это больше, чем у них имелось за долгое время. Он понимал возбужденность Эрика. Очень хорошо. – Ты сейчас где? – спросил он. – В отделении. – Я подъеду и мы отправимся в Сунне, чтобы провести обыск. – Прямо сразу? – Прямо сразу. Он положил трубку и завел мотор. Торкель и Эрик прибыли одновременно со слесарем – специалистом по замкам. Дом 27 по улице Арнебювэген в городке Сунне оказался унылым серым трехэтажным зданием. Согласно регистрационным данным, Тумас Нурдгрен проживал на втором этаже. Лифта в доме не было, поэтому они поднялись по лестнице. Торкель быстро нашел среди четырех одинаковых деревянных дверей на лестничной площадке дверь с нужным именем. Несколько раз позвонил, но терпения ждать хватило не больше, чем на тридцать секунд. Он не рассчитывал, что кто-нибудь откроет. – Вскрывайте дверь. Но, пожалуйста, не входите, – обратился он к слесарю, отойдя от двери. Слесарь – спортивного вида мужчина среднего роста, в очках, одетый в рабочие брюки и тенниску с логотипом фирмы, изготовляющей замки, – кивнул, поставил ящик с инструментами и открыл его. Торкель присел на лестницу и начал надевать бахилы. – Я войду первым и оценю, стоит ли нам вызывать Фабиана. Эрик кивнул и отступил на шаг назад. Он пытался унять возбуждение. След мог оказаться тупиковым. Но в то же время, Нурдгрена неделю никто не видел и он связан со всеми замешанными. Они могут раскрыть дело здесь и сейчас. На несколько дней раньше, чем Ханс Уландер намеревался его отстранить. Слесарь принялся обрабатывать замок. Торкель, уже в бахилах, как раз собирался надеть перчатки, когда у него зазвонил телефон. Сперва он решил его игнорировать, но все-таки посмотрел на дисплей: один из последних людей, с кем ему хотелось разговаривать. Возможно, самый последний человек. Прокурор Малин Окерблад. Торкель устало посмотрел на Эрика. – Ты говорил Малин, что мы здесь? Эрик явно удивился. – Нет. Отлично. Он взял трубку и ответил – она все-таки руководитель предварительного следствия. – Торкель Хеглунд. – Здравствуйте, это я, Малин Окерблад. – Да, знаю. Это важно? Я сейчас несколько занят. – Он не собирался рассказывать, где находится, если только это не станет абсолютно необходимо. – Да. Важно. – Ее голос звучал чуть резче обычного. Наверняка уже на что-то сердита. – Я больше не могу быть руководителем предварительного следствия. Торкель от удивления открыл рот. Этого он не ожидал. Известие должно было бы его обрадовать, но он почувствовал в основном усталость. Замена прибавит работы. Разве можно оставлять дело только из-за их разногласий? Пожалуй, лучше слегка унизиться и попросить прощения, чтобы избежать дополнительной работы по вводу нового руководителя в курс дела. Это того стоит.