Устала ждать. Слишком много секретов. Слишком давно все тянется. Когда с Русланом зимой откровенно поговорили про родителей, с которыми он рос до нашей встречи, а потом были посланы Лерой нецензурно и выставлены за порог, я подумала, что и Влад понимает, как нам трудно жить с тайнами. Как тяжело Руслану смириться с мыслью, что он неродной ребенок своим «биологическим родителям». Как ему было трудно выловить сыновей Леры и добыть материала для ДНК-анализа. Как, глядя на отрицательный результат и вытирая злые слезы разочарования и обиды, вновь незаслуженно страдал мой мальчик. Мне казалось, что вот он, тот момент, когда мы все чувствуем: тайное всегда вылезает наружу и причиняет боль. Я ждала, что Влад рискнет и все же доверит нам (или мне) свои трудные и неудобные секреты. Подпустит к себе чуть ближе. Но нет. На самом деле это горько. И утомительно. Я устала гадать, предполагать, бояться и вздрагивать от каждого намека на нечто чуждое, прибывающее извне в нашу семейную систему. Но это же мужик! Как это я забыла? Лучшая защита что? Именно оно: – Ну, ты, моя снежная девочка, тоже не обо всём рискнула рассказать… – Да? – Да, любимая! Например, про Никиту? О, понеслось. Вопрос из другой оперы, но кого это волнует? Руслан вскочил и внезапно завопил: – Мать, это что ещё за хрен? Ты в своем уме? А я завалилась в апатию. Тема Никиты острая, режет до крови даже в виде мыслей, да и вечер у нас какой-то уж больно насыщенный эмоциями вышел. Не справляется организм, и Рита впадает в анабиоз. Лягушка спасается, как может от злых принцев, что не желают ее расколдовать, а хотят, похоже, лапок в соусе на ужин. – Вот, видимо, выжила из него на старости лет… – Милая, не пугай Руса по пустякам. У него ещё будет повод испугаться в жизни, – как в воду глядел Влад. – Никита – сын Лидочки, – поясняю я для недогадливого сына. – Твой гипотетический брат. Рус удивленно таращится на меня: – И что? – Твоя мать в ужасе, как и в каких условиях растёт ребёнок, – продолжает Влад, видя, что я тихо отъезжаю в сон у него на плече. – Но нам-то, что от этого? – с ы ночка чует подвох и уже насторожился. А я вспоминаю, как неделю назад поехала с Моисеем Вульфовичем на «малую родину» бывшей секретарши и любовницы моего мужа по совместительству. Да, место дальнее, мутное, гиблое, страшное. Понять, почему Лида была готова любыми способами оттуда свалить – нетрудно. Трудно поверить своим глазам, что можно жить практически в свинарнике, воровать, бухать беспробудно, а собственного племянника считать за уличную собаку: гуляй, где хочешь, ешь, что найдешь, мойся по желанию, спи, где получится. И главное – под ноги не попадайся. Ужас, боль и ярость внутри клокотали так сильно, что дядя Миша впихнул меня в руки своему водителю и велел ни в коем случае во двор и в дом не пускать. Спасибо ему. Да. К этой мысли я пришла не сразу. Сначала кровавая пелена застилала глаза. Но прооравшись в лесу на обратном пути, а после прорыдав ночь в мужнино плечо, я поняла, что Моисей Вульфович был прав. Единственные связные слова, что услышал от меня тогда Влад, были: – Это нельзя так оставить… ужасно… несправедливо. Никто не заслуживает такой жизни. А ребенок? Он не просил о рождении, его появление – выбор взрослых. Почему он должен страдать? Я металась полночи по кухне, пыталась говорить с Владом, но после первых фраз неизменно сваливалась в истерику. В итоге он накапал мне успокоительного, добавил таблеток, а потом уложил в постель, лег рядом, укрыл одеялом и шептал в макушку утешая: – Тише-тише, моя Королева. Все решим. Мы справимся. Да и тебе после докторской нужно же следующее приключение? Все будет хорошо, моя снежная девочка. Тогда я ему поверила, но до серьезного разговора дело у нас за эту неделю так и не дошло. А теперь он прикрывается Никитой, не желая пускать в свои секреты? Штош. Жизнь ребенка для меня в приоритете, поэтому муж… Сам виноват, короче. Не хочет по-плохому? По-хорошему будет еще хуже. Гарантирую. Глава 12 Руслан Тем местом, на котором сижу, остро чую, что мать уже не в духе и сейчас, возможно, семейные посиделки пойдут на хрен и кто-то реально огребет. Поэтому подрываюсь, чмокаю ее в макушку, хлопаю отца по плечу и сваливаю из кухни. Сначала на балкон в гостиной – в себя прийти от вороха новостей, а дальше – по ситуации выгребать уже. Может и правда, пора наконец-то поговорить с Ладой? Хоть что-то прояснить про нее? Про нас? Податься к отцу в аспирантуру, поддержать маму, раз она завелась с этим пацаном? Видимо, хватит быть как Марк. По ходу, пора уже что-то сделать нормальное и для себя. А то я до сих пор больше Миронов, чем Ланской. Такое же эгоистичное трепло тянучее. Когда я, устав «дышать на счет» и медитировать на луну выползаю из гостиной, то улавливаю часть напряженной беседы родителей. Папа Влад тяжело вздыхает, а потом, словно через силу начинает говорить. И то, что я слышу, повергает меня в ужас: – Мои родители всегда ненавидели и презирали меня, считали, что ребёнка им подменили в роддоме. Анна была звездой и любовью всей их жизни, а я – так, «авось на что сгодится и этот выбрак». – Влад, не знаю, что тебе сказать ещё, – вздыхает мама. А потом продолжает, да так, что очень хочется срочно в Ухту поехать, на кладбище, бл*, и пару вопросов почившему предку ее задать, чтоб ему там, в аду, не скучно было: – Как ребёнок, ненужный своему отцу только потому, что девочка, я, возможно, понимаю твои чувства, но тогда должна быть откровенной: без разговора с родителями из этого болота ты не вылезешь. Ты же помнишь, что я поставила точку в своей эпопее при разговоре с отцом прямо перед нашей свадьбой? И хвала всем ее Кириллам и прочим Мафдетам! Ох и свадьбу мы тогда замутили с батей. До сих пор приятно вспомнить, и как маме понравилось, и какая она счастливая была. А сейчас она говорит с грустью, но спасибо, что без звона слез в голосе: – И именно поэтому, после того как Анатолий Степанович ушел, эта история оказалась для меня окончательно закрытой. И я не ощущала потребности даже поехать на похороны, и ни разу сих пор об этом не пожалела. – Возможно, мне нужно с ними поговорить? – папа Влад звучит удивленно и неуверенно. Это так странно. Он же всегда у нас кремень, скала, локомотив. А тут такое. Нет, точно все наши проблемы от родителей и из детства. Хорошо, что мне повезло свой стартовый комплект так удачно сменить. Что у моих там еще происходит, кроме разговора, мне не видно, но мама уже уговаривает, знаю я этот тон и паузы: – Думаю, что да, но ты не готов к решительному выяснению отношений с родителями сейчас, поэтому я всего лишь попрошу тебя – если вдруг появится возможность или так сложатся обстоятельства, пожалуйста, не отказывайся! А после там что-то шуршит, потом падает, и мама всхлипывает. Я идиот, бл*. Сейчас влез ещё хуже, чем тогда, в ванной. Это настолько горькое и личное, что, по-хорошему, меня следует убить. Чужие тайны… Нет, не так. Болючие тайны самых дорогих и близких. И мне, мне тоже больно. За них. И за себя. Я точно такой же, здесь мы абсолютно, бл*, схожи. Ненужные дети.