Не поймёшь сразу, кому из нас не повезло больше. Все в говне. И мать, и батя, и я, да даже псевдо-Мироновский Никитос этот несчастный… Да, так бывает. Но я точно знаю, что любое дерьмо в нашей жизни случается для чего-то. Нет, не почему-то, а для чего-то. Оно обязательно нас учит. Понял, о чем все это было? Извлёк урок, запомнил? Молодец! Прощелкал, не отследил, не внял – получи ещё раз того же дерьма полную хатку. Так что, множим мы собственные страдания и время в своей жизни теряем только тогда, когда не желаем учиться. А стоит задуматься, прочувствовать, осознать, принять – и, хоба, ты в шоколаде. Или нет. Столько времени прошло, и я даже с психотерапевтом говорил, и казалось мне, что отпустило… А все равно больно. Мозг мой, чувствую, старается изо всех сил, ищет спасение, пытается удержаться на грани адекватности и… Справляется, подбрасывая мне совершенно свеженькое воспоминание на тему «шоколад или нет». Буквально недельной давности. Мы с Айкой (на самом деле она Айгерим, что в переводе с казахского значит «красавица») третьей дочерью тети Лейлы гуляем в ожидании, пока Гоха вернётся с работы. Эта бодрая девица пяти лет гоняет по площадке у озера голубей и мальчику, который залез в только что вскопанную и еще не засаженную клумбу, вопит на весь парк: – Что же ты делаешь? Ты же в говне! Так что бывает по-разному, да. Но в наших силах выбраться из того дерьма, куда окунули нас другие. Отмыться. Пойти дальше. Но не забыть! Иначе все эти мучения будут зря. Жить и не забывать! И никогда-никогда больше не быть безответственными. Всегда помнить, что от наших решений зависят другие. Чаще всего: беззащитные и слабые. Вот бы еще мне об этом вовремя вспоминать, а то вечно меня несет, чуть что. Глава 13 Лада Да, у нас, как и в любой семье, бывают кризисы. Больные, горькие, страшные. Но после них Сева всегда такой нежный, ласковый, внимательный и заботливый, что у меня просто от восхищения, радости и восторга нет слов. Потом, после них долгое время в семье всё хорошо и иногда даже очень хорошо. Поэтому, ну, я стараюсь относиться к этим сложным моментам с пониманием. Хотя в последний раз в больнице мне предложили снять побои. Просто Сева, он такой резкий, эмоциональный, возможно, немного деспотичный, но он же старше, он заботится обо мне, он же знает, как будет лучше. Тем более что у него есть поводы злиться. Все равно я не совсем ему принадлежу. Вернее, телом-то однозначно «да» и только ему, но не душой. Душа моя отдана давно и возврату не подлежит. Поэтому он злится. Иногда очень сильно. И это бывает больно. Как же это должно быть прекрасно, когда ты вся принадлежишь одному мужчине. И душой, и телом. Гармония, понимание, единение. Мне не узнать, потому что так уж у меня вышло: полюбила не того. Не подходящего. «Бывает», – как говорит мой муж. До этой зимы у меня не было сомнений, только сожаления. Но после встречи с Маргаритой Анатольевной у меня в глубине души клубятся вопросы: если она нашла свое счастье с человеком моложе аж на целых десять лет, то, возможно, и я могла бы? Нет, я помню все, что говорил Сева: больная, извращенная фантазия, нездоровая психика, попытка защититься от агрессии родителей… Я все это помню, но, кроме этого, я помню также и лучистые глаза, полные тепла и веры. Руки, что крепко держали, защищая, помогая преодолеть ужас и тревогу в ожидании защиты работ моих первых учеников. Я помню нежный успокаивающий шепот на ухо: «Вы чудесный педагог, Лада Юрьевна! Мы справимся. Для вас…» Я все это помню и от этого мне нестерпимо больно. Уже много лет. Я струсила. Сбежала. Но не спаслась. Не нашла своего места, своей гавани, своего дома. Тот, в котором я живу – это крепость. Тюрьма. Не дом. Да, я признала, что сама-дура-виновата. Но может быть, еще есть шанс все исправить? После смерти моей свекрови Сева разрешил мне вернуться в Петербург из Великого Новгорода. И вот теперь я, слегка потерянная из-за долгой жизни в тиши и умиротворении небольшого областного центра, оказалась снова брошена котел Северной Столицы. С одной стороны – нервно и боязно, но с другой в душе пузырится восторг – я снова в одном городе с ним. А сейчас, топая к магазину по дорожке, известной мне еще по тем, счастливым и беззаботным временам, я думаю: а что было бы, если бы я не струсила и не согласилась выйти замуж за Севу? Подождала бы год и пошла бы сдаваться к Маргарите Анатольевне? Это так больно – думать о том, что был шанс, но я сама его упустила, поддавшись глупым страхам, навеянным воспитанием, и порожденным традиционным взглядом: ты должна, ты никто, тебе место там, где решит мужчина. Он – главный, ему виднее, как надо и как правильно. Горошек, ветчина, куриное филе, яйца, молоко, ананасы, хлеб. Ничего не забыла? – Лада Юрьевна, вы ли это? – боже, кто эта женщина? – Это, конечно, я, но… – А, мы Елена и Константин – родители Марка Адриана. Вы его учили в десятом классе лет шесть назад, – мне милостиво пояснили. О, я, конечно, помню лучшего друга Руслана Миронова-Коломенского. Как уж тут забыть. Родителей правда видела мельком, на собраниях, ничего плохого про них не скажу. – Рада вас снова увидеть. Надеюсь, у Марка все хорошо? – Ну, хорошо – понятие очень субъективное, – встревает его отец. – Марк отлично учится. Вот недавно они с Русланом успешно завершили магистратуру по направлению «Горное дело» работой на тему: «Технология и безопасность взрывных работ». – А если про остальное – то только шепотом и нецензурно, – со вздохом добавляет мама Марка. – В смысле? Я помню Марка Адриана очень ответственным, обстоятельным и внимательным молодым человеком, – я немного ошарашена. Его странички в соц.сетях полны фотографий и роликов: то с друзьями, то с тусовок – в лесу, на полигоне, по клубам. Отец Марка Адриана улыбается совсем невесело и глядит на меня вопрошающе: – Но вы ведь должны тогда помнить и про его любовь. Первую, которая до сих пор не прошла? Глаза вылезают на лоб просто сами собой: – Если честно, то только по шепоту и сплетням в школе. – Ну, мы за эти годы уже привыкли, так что можем сказать вслух, – горько усмехается Елена. – Наш сын до умопомрачения влюблен в мать своего друга. Это не мешает ему периодически иметь всех подвернувшихся под руку барышень, но после он всегда с покаянием ползет к Маргарите Анатольевне. – Но как так? – сказать, что я в шоке значит промолчать. Я не верю своим ушам. Матушка Марка отбрасывает от лица прядку и вздыхает: – О, нам еще повезло с Ритой – она увещевает, уговаривает, объясняет всю безнадежность и бесперспективность идеи, но Марк упорствует. – И так семь лет. Открыто, – кривится Константин. Что я могу? Только пробормотать банальность: