– Лада, а расскажите мне, что вас на самом деле беспокоит? Ну, я и рассказала. И о традициях семьи, и о неудачном замужестве и о проблемах беременности. Про роды было отдельное выступление, вместе с послеродовым периодом. Полное слез и соплей. Про настоящее время сказала кратко, но емко. Доктор впечатлился. А потом начал говорить, и впечатлялась уже я: – Что мы с вами сделаем, Лада? В свете ожидающих вас обследований и операции, а также из-за того, что в настоящее время вы не в состоянии выделить время для прохождения курса психотерапии, мы постараемся максимально поддержать организм. Просто поможем вам дожить до более благоприятного и спокойного периода. Изумление мое было столь явным и заметным, что доктор хмыкнул и подмигнул, извлекая из сейфа упаковки с лекарствами. Затем что-то чиркнул в бланках, шлепнул печати и продолжил: – Смотрите, вот вам препараты для нормализации сна, мозговой деятельности, а также успокоительное. Вот это будете пить постоянно, а это – при сильном стрессе. Тут рецепт. Вот мои контакты. Напишите в любом удобном мессенджере – какие заметны результаты от применения препаратов через три дня, потом через пять, потом через неделю. Если что, будем корректировать. Надеюсь увидеть вас годика через пол. Не волнуйтесь, все будет хорошо. И вот стою я, такая обалдевшая, посреди коридора с тремя лафетками и двумя рецептами. И реально не понимаю – что это было? Но милая нейрохирургическая медсестричка бдит, подхватывает меня под локоток и увлекает дальше по маршруту. Топаю за ней в полном душевном раздрае. Что могу сказать в итоге? Я в панике пополам с надеждой. Панику порождают результаты обследования и озвученная стоимость операции, а надежда происходит оттого, что я приняла оба успокоительных сразу. Сейчас, ожидая с Лизонькой на руках явления волшебного внука Марии Сергеевны, я понимаю, что мне что-то в жизни придется менять. И кардинально. Возможно, радикально. Но в конце моего тоннеля забрезжил свет, и ради того, чтобы моя крошка прожила нормальную, долгую жизнь я готова практически на все. Даже пойти против семьи, традиций, поперек воспитания, которое, кроме боли и слез ничего мне не принесло. Возможно, я выросла? Да, стоя над кювезой с синеньким младенцем, проливая целую ночь беззвучные слезы, укачивая на руках красно-фиолетовую от рыданий дочь, слушая равнодушное заключение специалиста по компьютерной томографии, как-то незаметно сдохла та милая девочка Лада, которую на зависть всем соседям вырастили мои неидеальные родители. Для их гордости я всегда должна была быть безупречной. Но не пошло ли это воспитание на хрен, если из-за него моя дочь может умереть или в лучшем случае остаться инвалидом? И, кстати, про воспитание, семейные традиции и прочее общественное мнение… С Русланом мне обязательно нужно в ближайшее время поговорить. Сколько можно уже тянуть этот хвост горечи воспоминаний и упущенных шансов за собой? Как сейчас модно говорить – пора закрыть этот гештальт. Освободить и его, и себя. Потому что за каким, спрашивается, лешим, ему сдалась придурочная старая ведьма с больным чужим ребенком? Глава 22 Руслан Каково это взрослому мужику сидеть на шее у родителей? Дерьмово, вообще-то. Они, естественно, это обузой не считают, но я-то понимаю «конфуз ситуации», бл*. Никогда не забуду, как мама появилась у меня в палате. В ореоле солнечного света, теплая, родня, понимающая. Молча обняла, прижала и долго гладила по голове и плечам. Очень осторожно, ни разу не задела ни одного шва. Была молодцом, никаких причитаний, слез, увещеваний. И отец держался стойко. Ну, ему не привыкать. Как тут выяснилось, по госпиталям в пору собственной безбашенной юности он попутешествовал. – Здорово, герой. Как ты сегодня? – спросил меня папа Влад, сообразив, что мама к диалогу не готова. – Да нормально уже. Сегодня даже с кровати сам вставал, – не терпелось похвалиться, ибо скачущий по отделению бодрым сайгаком Марк изрядно бесил. Его гипс – это такая малость, а сотряс, походу, вообще прошел мимо, но вроде прихватил мозги там, где надо. Удачно вышло. Правда, то выражение тихой грусти, что я у него заметил, когда мои приехали, ни шло ни в какое сравнение с яростной ревностью, что всегда пылала в его глазах при виде родителей вместе. – Ну и отлично, такими темпами мы тебя через пару недель домой заберем, да, Марго? – спокойствие и уверенность, что сквозили в словах и жестах отца, были тем самым энергетиком, который поможет мне с реабилитацией лучше всех здешних лекарств и процедур вместе взятых. Домой, сука, домой хочу. – Конечно, как только врач скажет, что он уже готов перенести дорогу, мы сразу же, – мама прокашлялась, но все же согласилась. – Вот еще, здешний доктор имеет привычку держать пациентов до последнего, пока сами не сбегут. И не только лечит, нет, дорогая, он еще и воспитывает, – батя сделал «страшные» глаза и постарался легко улыбнуться. Не напрасно. Мама хмыкнула, покрутила головой, фыркнула, а потом сказала вот совсем не то, что мы от нее ожидали: – О, ну, и хорошо, что хоть кто-то может вас повоспитывать. Я-то с Русом успеха в этом нелегком деле не имела, да и с тобой бабушка тоже не сладила, выходит. – Так, милая, дома про воспитательные провалы и успехи поговорим… – А, покажешь мне педагогику? – мама хихикнула, отец по-настоящему улыбнулся, да даже я поржал: батя, наконец-то начал понимать иносказательно намеки на мамины любимые фильмы, скоро, глядишь, и до книг дело дойдет. Ну, в итоге я провалялся еще три недели, а потом, после врачебной комиссии, был отпущен родителям на поруки. Но, откровенно, если бы не батины старые связи в армейке, хрен бы мне удалось из госпиталя свинтить так рано. Марку вот время пришло выписываться, а меня так и норовили еще подержать. Да на хрен все это. Шкура новая наросла вроде, руки-ноги шевелятся, башка как-то варит – пора и честь знать. Насколько я себя переоценил и собственное состояние сильно приукрасил, стало понятно, когда меня с почестями водворили домой. Ну, есть повод гордиться, хотя откровенно – ну его на хрен. Из Москвы прилетел я спецбортом МЧС, не один, ясен пень, за компанию, по договоренности моего куратора и нач.курса. С аэродрома до дома пролетел в реанимобиле с мигалками. Всю жизнь мечтал с синими люстрами по городу промчаться. Да. Сопровождающая бригада скорой помощи проконтролировала, как меня дома утроили со всеми удобствами, оставили лекарства и назначения и свалили в закат. Я слегка задолбался да и перенервничал, конечно. Поэтому валялся в комнате своей тихо, впитывал атмосферу и дух дома, ну и в себя пытался худо-бедно прийти. А ближе к полуночи у меня образовался неожиданный гость. Судя по расширившимся глазам и разинутом рту, дома родители про меня говорили что-то явно другое. Никита уселся на стул у моей постели. Сначала молча разглядывал меня. И только когда я прикрыл глаза, ибо действие обезбола потихоньку заканчивалось, а пугать братишку жуткой перекошенной мордой я не хотел, заговорил: – Ты, бл*, теперь всегда так будешь? Ну, лежать типа? – Надеюсь, что скоро попустит немного, – ответил честно и глаза прикрыл. Как иначе скрыть восторг от активного словаря мелкого, я не знал. – Мама много плачет и ругает безголовых мужиков. Не понял, сука, кого, но она плохо спит и всегда грустная. Еще бы. Тут и так у них штормит, да еще и я со своими фортелями: – Поверь, мелкий, я не хотел. – Чего? – Расстраивать ее не хотел. – Ну, я тоже не хочу, бл*, но всегда расстраиваю, – о, как. Неожиданно. Может, все на так плохо, как родители думают? Словарный запас – дело поправимое. Но, если вспомнить мои первые годы с мамой, надо признать: – Сразу видно – родственные души мы с тобой. Хотим как лучше, а получается через жопу… – Родственники? Мы же с тобой не… – Нам, Никитос, с тобой дико повезло: нас с тобой мама нашла. А это значит, что раз родители общие, то и мы с тобой теперь друг другу братья. Хмурится, губу прикусил, затылок чешет: – В школе типа чё-то не то втирали… – Ты их там слушай больше, в смысле, погоди. Конечно, в школе дело, в основном, говорят, но верь ты бате с матерью. Я их знаю подольше и скажу тебе, что вот они, правда, отвечают за слова. А тебе вообще сказочно повезло… – С хера ли? – настороженно вскинулся братишка. – Ну, нас с тобой обоих маме аист принес, да, но ты хотя бы твердо знаешь, кто тебя родил. Поэтому тебе определенно повезло, в будущем для самосознания, говорят полезно. – Фигли повезло, если она умерла сразу? – В том, что умерла – хорошего ничего, но ты точно можешь не переживать и не ждать, что внезапно откроется дверь, и оттуда выплывет какой-нибудь ужас с криком: «Сыночка!». Так что ты подумай, как нам с тобой все же по жизни фартануло, маленький брат. – Ок. И он тихо растворился в ночи.