Часть 42 из 79 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 40 Руслан
Все, что у нас происходит – всегда форс-мажор. Мы, можно сказать, родня с ним. Или живем в нем. И он, зараза, прекращаться как-то не собирается, бл*.
Пришло мое время показаться в альма-матер. Вроде физически я уже ничего так. «Годен к строевой» теперь не про меня, но людям показать все же можно.
Я, конечно, себя убеждаю, что после медицинского заключения «о негодности для дальнейшего несения службы» нет нужды срочно ползти на погост, как иногда не смешно шутит батя, но настрой такой, не ах.
Инвалид.
Пожизненно.
Ущербный.
Не по злому вердикту равнодушных окружающих, а по документам.
Снова.
Родители до сих пор торчат в Новосибе, начинаю его тихо ненавидеть. Хоть папа Влад и отбил шифровку, что мать под охраной, но то, как она выглядит во время наших вечерних созвонов – отдельная история.
Как-то все ни в лад, ни в склад, ни впопад.
Хреново.
И Ника опять накрыло что-то.
Я так и не въехал, с фига ли.
Вроде тихо все было, ровно. А потом, как фигануло. Если родители вот эти вопли с истерическими метаниями по квартире, швырянием вещей под непрекращающийся мат, и валяньем в неистовом нижнем брейке, наблюдали первый год регулярно, то я удивлен, что они еще в себе.
Я прямо охренел.
Нет, мелкого-то я, в конце концов, скрутил. Ну, дал ему час проораться, а потом решил – баста. И засунул детку в кабину душевую. И воду включил сверху.
После, примирившись с действительностью и друг другом, пили на кухне корвалол материн и какао. Сидели рядом. Молчали.
Дети, это бл*, непросто.
Но куда от них? Есть же? Значит, будем как-то вывозить.
На следующий день Ник был вялый и тихий. Пил горячее, ел мало и сидел все время рядом. Завернулся в мамин плед, привалился сбоку и будто дремал.
У меня как раз подготовка была к просмотру на инструктора. Поднял конспекты, читал пояснение нашего нач.курса, с Марком переписывался.
А потом вдруг Агатка звякнула. И весь трудовой настрой сбила на хрен.
– Не знаю, что у вас там происходит, Рус. Но Лады твоей с дочерью в Новгороде нет. И давно. Я тут по делам была в их стороне, заскочила там в пару мест. Так вот, ее соседка сказала, что они, как уехали лечиться в Питер, так обратно и ни ногой. Вроде как больше двух недель. Она затрудняется сказать точно. А вот в поликлинике местной были мне не рады, смотрели с подозрением. На меня, представляешь? Я обалдела. Я, на минуточку, «самый располагающий к себе» помощник нотариуса в этом городе, так-то.
– И что?
– А ничего. Документы попросили. Я веником прикинулась, рабочие свои показала. Мне тогда их адрес здешний дали. И телефон. Но он, ты прикинь – стационарный! Так что, увы, сильно помочь не вышло, но я буду туда забегать, мне по пути, оказывается. Вы держитесь, тете Рите с дядей Владом привет.
Ясен день, после этого я ничего путного уже не мог запомнить. Написал бате. Дернул всю «старую гвардию» – а ну как у нас в районе школы чего слышно?
Квартиру убрал на нервяке, жрачки наготовил. Даже бро удалось накормить и внезапно с ним окружайку гребаную сделать. Мать вашу, родовое древо ваяли. Бл*, перематерился весь, но зато Ник наш ничем не хуже одноклассников будет. Он даже решил, что в школу готов сходить – предъявить.
Такие дела.
А потом Марк позвонил. Сказал, что забежит.
Притащил с собой Гоху – сделать с Ником русский и чтение. Хвала им. Я в те дебри не суюсь. Такая жесть. Как она будет с ним учить стихи я не вкуриваю. Там натурально трэш по памяти. А с воспроизведением еще хуже. Мат через слово, чисто Шнур молодой.
А мы в это время с Марком закрылись на кухне, от греха.
Ну и новости же.
Марк покрутился между холодильником и сервантом с хрусталем. Налил нам чаю и жмякнул туда из маминой бутылочки с бальзамом. По пять капель, натурально.
Тут только дебил не насторожится.
А потом.
Ну вот.
– Бенедикт избил Ладу.
Мне показалось, у меня в груди фугас рванул.
– Как? Когда? Откуда ты? – прохрипел только.
– Давно. Примерно, выходит, где-то после вашей встречи. Полдвора свидетелей, участковый тоже. Вроде менты даже дело завели. А Ладу с дочерью из двора «Скорая» увезла.
Похолодело у меня все – от пяток до башки пустой.
– Куда увезла? Где она сейчас?
– Тихо, бро. Спокойно. Тут не в курсе, да и это случайно узнал – мать в магазине встретила нашу химичку, – Марк скривился.
Горгона была та еще дама с приветом. Мозги мои еще варили, поэтому я усомнился в достоверности информации:
– Эта старая ведьма Ладу терпеть не могла, а Бенедикта обожала.
Бро пожал плечами:
– Тем не менее, вот тебе новости. Химичка, кстати, с Бенедиктом в одном дворе живет, так что из первых рук.
– Бл*, ни матери, ни бати – куда бежать, кому звонить? – из груди рвется сип, хрип и паника.
– Никуда не бежать, – Марк спокоен, зараза. Бесит. – Это было не сейчас. Точно один день погоды не сделает. Мы завтра на полигон. А там и с нач.курса можно переговорить, да, может, сейчас давай Гоху зарядим – пусть нового отца своего спросит. Не просто же так он не последний мент в нашем городе?
Выдыхаю. Паника здесь, но мозг не туманит.
– Короче, так: ты говоришь с Гохой, я напишу родителям. По отдельности. И куратору. А завтра после смотрин и к нач.курса подкачу. Бл*, да как он посмел, тварь? – Бенедикта я найду, а после этого – никто.
Бро мрачен и полон яда:
– А вот такое он дерьмо. Домашнее насилие оно сука тихое. И с фасада все прилично. Бенедикт же заслуженный педагог, бл*. Козлина.
Не удержался, в ночи написал куратору и нач.курса.
Родителей поберег.
Глава 41 Лада
В тишине и умиротворении, что царили в Центре, жизнь текла неспешно и сонно. Терапия благотворно влияла на Лизу, так же как и доброжелательно настроенный персонал, и любопытствующие малыши, что прибегали и приползали к ее манежу со всех сторон. Дочь реже плакала, стала улыбаться, спала чаще и дольше.
Такой период у нас в жизни с ней был впервые.
Регулярные посещения психолога и консультации юриста внушали мне оптимизм и позволяли рисовать будущее не сплошь чёрной и серой красками. Сердце все еще кровоточило и болело от того, как я бездарно профукала столько лет, а главное – упустила единственного, самого-самого мужчину, к которому тянулась душа с первой встречи.
Но, что имеем, с тем и живем. Прочь сожаления и пустые теперь слезы. Антонина говорит, что дело с квартирой успешно движется, и, вероятно, в ноябре будут деньги.
А пока я провожаю октябрьские дни сидя в парке, что разбит вокруг здания центра. У высохших фонтанов в вечерней тиши думается хорошо. Поэтому я обстоятельно и не спеша составляю подробный план с вариациями. На будущее.
Мозги очень хорошо прочищает работа.