Атмосферу похоронную муж ощущает и, судя по поднятым бровям, игнорировать не планирует. Так же как и темноту. – Что-то рано эта потухла. Вроде же в ноябре меняли. Ладно, завтра купим новую, не печалься, Марго. Неопределенно пожимаю плечами. Отворачиваюсь обратно. Тру виски пальцами. Влад еле различимо тянет: «Та-а-а-ак!» и подходит ближе. – О чем твои думы этим вечером, моя Королева, что ты вдруг мужу не рада? Губы кривятся в жалком подобии ухмылки: – А может, нам, правда, пора уже отпустить и освободить друг друга? – почти шепчу. Смотрю в окно, обняв себя руками, в попытке сдержать нервную дрожь. Я верю Русу, да я даже Марку в этой ситуации верю, но мне так горько. Просто допустить мысль… Только лишь предположение о наличии другой женщины у моего мужа режет меня остро заточенным скальпелем до костей. – О, мое любимое. Так, Любушка у нас уже была, а потом месяц сходил с ума я, и плакала ты. Ну, давай расскажи, откуда ноги растут у этого бреда теперь, а? Муж, присвистнув недоверчиво, останавливается рядом, упираясь плечом в балконную дверь. Краем глаза в очередной раз оглядываю всю эту нереальную красоту и мощь Ланского. Ох, Пресвятые Просветители, дайте мне сил! – Да вот, Инна твоя ко мне вчера приходила… – Не моя. Не была и не будет, – Влад говорит спокойно и именно поэтому дышать мне становится легче. Фыркаю и продолжаю: – Сказала, мол, я же мудрая, понимать должна, что держу тебя, не даю развиваться, идти вперёд… а с ней у вас любовь и бесконечное счастливое будущее… – Так, иди-ка сюда, мудрая моя женщина! – Влад неожиданно резко выбрасывает вперед руку, так что увернуться я не успеваю. И спустя мгновение оказываюсь крепко прижатой к нему, закутанной в его объятья. – Одна-единственная моя женщина в этом мире – ты. Любимая и бесценная жена! Глаза в глаза. Как тогда, в вигваме у озера. В родных руках так привычно тепло, что я согреваюсь почти моментально. Чувствую, как из пальцев уходит противная колкая морозная дрожь, лёгкие расправляются следом за разворачивающимися рёбрами при вдохе. А глаза влажнеют. – Инна – маленькая борзая нахалка. Получила отворот-поворот у меня, но не успокоилась, а полезла к тебе. Хорошо, я обещал, что она пожалеет, если не оставит свои абсурдные идеи. Что ж, так и будет… Муж держит меня крепко, говорит, не отводя взгляда. Облегчение накатывает волной, но я же должна уточнить: – Подожди, Влад, а разве она не права? Я ведь, и правда, сильно тебя старше… О, мрачнея лицом, Владимир Львович изволят гневаться: – Выбрось эту чушь из головы немедленно! Мне плевать, кто там, что себе вообразил и придумал. Я люблю тебя! Такая экспрессия, как тут удержаться? – Вот и я решила, что «понимающей» была в своей жизни достаточно. А что до мудрости, которая приходит с годами? Иногда годы приходят одни. Ты – мой! Ты сам так решил. Я согласилась. Все. Теперь так и будет. – Ну и хвала твоим мужикам! – звучит внезапно. – Каким мужикам? – Кириллу и Мефодию! Ох, а это нечестно! – Влад! Ну, сколько можно? – Столько, сколько нужно. Люблю! Любил и любить буду! Ты моя! Или, погоди-ка, дорогая… – Что? Не могу понять, с чего он так насторожился и, кажется, сердится ещё сильнее. – Ну, как что? Проректор давеча намекал, что я тиран и деспот: тебя не выпускаю выступать за границу. А ты скучаешь, но не смеешь мне перечить… не отсюда ли ветер дует? – Ты о чем? – недоумеваю искренне, ибо сама я от Влада никуда выступать не рвусь. – Да все о том, что он не успокоился и за эти пять лет не остыл ни хрена. По-прежнему к тебе подкатывает, даже меня не стесняется, гад лощёный! Я в шоке. «Вот это поворот», как любит говорить сын. – Влад! Что за глупости! У нас исключительно рабочие отношения были всегда… Не успеваю договорить, как он сжимает мое лицо в ладонях и начинает быстро целовать: лоб, щеки, виски, нос и, контрольный, жаркий поцелуй – в губы. Такой горячий, что я задыхаюсь, плавлюсь и не могу сдержать низкий долгий стон. Который муж ловит, поглощает и снова окунает меня в кипящую лаву своей страсти. В сторону летят его рубашка и мое домашнее платье, тапочки со стуком падают на пол в тот момент, когда я оказываюсь сидящей на подоконнике в одном бюстье. Любимые бесшовные трусики испарились с давно уже не ищущей приключений попы, как бы сами собой. Хотя нет: Влад демонстрирует их мне, а после, с очень довольным видом, прячет в заднем кармане своих джинсов. Прижимает к себе и шепчет в волосы: – У тебя, возможно, только рабочие, а вот проректор наш на тебя слюни пускал, ты ещё за Мироновым замужем была. Все видели, одна ты не в курсе… Я начинаю мелко подрагивать, когда муж принимается выцеловывать шею и спускается к груди, поэтому успеваю только прошептать: – Глупости какие! Не было ничего подобного! Да и Саша… А вот тут Влад реально звереет. Капкан рук на талии становится жёстче. Меня практически впечатывает в его тренированное тело и расплющивает по нему, поцелуи превращаются в укусы, чередующиеся с довольно грубыми облизываниями пострадавших мест. – Ах, Саша! Ну, держись! Я долго мирился с его назойливым и неуместным присутствием рядом с тобой. Думал – ради Руса можно и потерпеть. Хватит! Больше никаких неожиданных встреч, случайных чашечек кофе или пары бокалов «Мартини», чтобы обсудить научно-технический прогресс! На хрен Миронова, слышишь меня, Марго? – с этими словами крючки на бюстике вырываются «с мясом», а грудь оказывается в полной власти зло рычащего мужа. Сначала от души приложившись затылком об оконное стекло, а затем проморгавшись и кое-как вернув себе способность дышать, попробовала добраться до пряжки ремня на джинсах Влада. Инициатива была воспринята благосклонно: на мгновение меня выпустили из рук, ремень был расстегнут и улетел вместе с джинсами куда-то во тьму кухни, а после меня крепко прижали к горячей груди. Шепотом в макушку прозвучало: – Моя, моя девочка! Я согласно кивнула. С замиранием сердца от восторга, погладила ключицы, мощные мышцы груди и рук. Прошлась по ним дорожкой мимолетных поцелуев. И конечно же, прошептала в ответ: – Только твоя! Уже давно и навсегда. Но я не могу и не буду мешать тебе, твоему развитию, стремлению вперед. Горячий выдох в ухо: – С тобой. Куда угодно, Марго. Но только вместе, слышишь? Перехватил мои руки и обвил ими свою шею. Вот, знает же, что обожаю ерошить волосы на его затылке, массировать голову, мурчать в ухо. Конечно, тут же начала царапать ногтями шею, поднимаясь выше. – Вла-а-а-а-ад, – в темноте и тишине, нарушаемой лишь нашим сбитым хриплым дыханием, это прозвучало жалобно, но муж сразу понял, что срочно необходима наглядная демонстрация права собственности. – Я твой, – покусывая шею, спустился к груди и сжал зубами сосок, а руками прошелся от лопаток до попы. – Только твой, – поднялся обратно и лизнул широким движением от плеча до уха, в то время, пока я притягивала его к себе, а он резкими движениями избавлялся от белья. – Был твой и есть весь для тебя, – а вот здесь я выдохнула резко и со стоном, потому что Влад был уже во мне. Весь вот такой, как я всегда люблю и жду: большой, горячий, резкий. Дальше мне оставалось лишь беречь затылок от очередного столкновения со стеклом и всхлипывать в шею любимому на одной ноте: «Да-да-да», пока муж демонстрировал нам обоим, кто здесь и для кого есть. Когда в глазах потемнело от звенящего внутри напряжения, Влад резко дернул меня за попу на себя, да так, что я слетела с подоконника и повисла на нем. Плотный контакт горячих, напряженных, вспотевших тел, пара сильных движений, рык: «Моя!» и все – выносите. Меня трясло, кровь стучала в ушах, горло перехватило спазмом, перед глазами пылали сверхновые. Про дыхание я забыла, поэтому сознание медленно отъехало, под интенсивные скручивающие сокращения внутри. Но вот Влад долго выдыхает в губы, и я выплываю в реальность. Глоток воздуха разливается по мне волшебным живительным потоком, разносящим эндорфины и прочие гормоны счастья от центра удовольствия на периферию. Пытаюсь сориентироваться в пространстве: я вишу довольной тряпочкой, обняв мужа, он тяжело дышит в шею: – К черту Миронова, да? Ты меня поняла?