— Не знаю, как ты, а я умираю с голоду, — сказала Вера. — Есть в этом доме какая-нибудь еда? Ханна повернулась, не вставая с места, и лишь пожала плечами. Казалось, за эти пару дней, прошедших со смерти матери, она потеряла несколько килограммов, притом что и так была худой. Вера подумала, что лучше бы Холли приготовила для девочки нормальную еду, чем просто сидеть, упиваясь ее горем. В холодильнике царил порядок, продукты были промаркированы. Дженни Листер — супервумен. Вера нашла контейнер с домашним супом и пакет с зерновыми булочками. Поставила суп разогреваться в микроволновку и сунула булочки в печь, чтобы они согрелись и стали хрустящими. Ее стиль готовки. При этом она не обращала внимания на Ханну, сидевшую за столом, и позвала ее есть, когда все было готово. — Я не особенно голодна, — сказала Ханна, посмотрев на нее затуманенным взглядом. — Зато я голодна. А твоя мама наверняка говорила тебе, что сидеть и смотреть, как другой человек ест, невежливо. Ханна поднялась с кресла-качалки и присоединилась к Вере. Она сидела, опершись локтями о стол, пока Вера разливала суп в миски. Пахло великолепно — томатами и базиликом, и Ханна, вопреки своему настрою, зачерпнула суп и потянулась к хлебу, чтобы отломить кусочек. Вера подождала с вопросами, пока суп не был съеден. — Ты знала, что мама навещала Мэтти Джонс в тюрьме? Ханна уже немного просветлела и приободрилась. — Она мало говорила о работе. — Мэтти Джонс — это молодая женщина, убившая своего ребенка. Ты наверняка слышала об этом в новостях. Большое было дело. Твоя мама о нем не говорила в свое время? Пауза. — Да, я помню. Это был один из редких случаев, когда я видела, как мама злится. Она встала и выключила телевизор. Сказала, что не может вынести, как СМИ демонизируют этих людей — Мэтти и соцработницу. В рассказах репортеров все было очень просто, а то дело нельзя назвать простым. Ханна закрыла глаза и слегка улыбнулась. Вера видела, что в это мгновение ее мать для нее ожила. — Дженни когда-нибудь говорила о книге, которую писала? Ханна снова улыбнулась. — Она постоянно говорила о своей книге, но не думаю, что начала ее писать. — Что ты имеешь в виду? Вера не хотела давить на девочку и показывать, насколько важным может быть ответ. Она встала и наполнила чайник. — Это была ее мечта. Стать писательницей. — То есть писать всякие рассказы? Все еще стоя к ней спиной, Вера опустила в кружки пакетики с чаем. — Нет! Она говорила, что никогда не справится с вымыслом. Ей хотелось написать что-то вроде популярной книги про работу социальных служб. Рассказать про реальные случаи — конечно, обезличив персонажей, — чтобы читателю было интереснее. Чтобы люди поняли сложности и дилеммы, с которыми сталкиваются соцработники. Вера поставила перед Ханной кружку чая и выудила из банки печенье. — Думаю, она начала ее писать, — сказала Вера. — Или, по крайней мере, собирать информацию. Ты уверена, что она не работала над ней дома? — Нет, не уверена. У каждой из нас была своя жизнь. Она довольно много времени проводила, работая дома на ноутбуке. Может, хотела начать писать книгу втайне. Знаете, как бывает, когда рассказываешь о своих мечтах. У людей появляются ожидания, это создает давление. Вполне возможно, что она не рассказала бы мне о ней, пока не закончит или даже пока не договорится с издателем. А потом преподнесла бы сюрприз: «Та-дам, посмотри, что я сделала!» И поставила бы бутылку шампанского, чтобы отметить. Ханна посмотрела на нее, глаза горели, как у Мэтти в больнице. — Но ведь теперь ничего этого не будет, да? — Она писала бы ее на ноутбуке? Техники уже отсмотрели весь материал на компьютере и не нашли никаких подобных документов. — Нет, наверное, нет. Она обожала писать от руки. До сих пор писала письма! Бумажные, каждое Рождество, всем своим друзьям и стареющим тетушкам. Один из ее советов, которые она мне давала, когда я писала сочинения в школе: «Если что-то сложно сформулировать, запиши. Между мозгом и ручкой есть прямая связь». Мне это никогда не помогало, но ей, видимо, нравилось. — Значит, мы ищем блокнот. — Вера говорила скорее сама с собой, чем с Ханной, но девушка ответила: — Да! Формата А4, с твердой обложкой. Она покупала их в старомодном канцелярском магазине в Хексеме. Постоянно пользовалась ими в работе. А что? Это важно? «Это может помочь нам выяснить, кто убил твою мать». Но вслух Вера этого не произнесла. Просто улыбнулась и долила чай. — Холли спросила тебя про сумку твоей мамы? Они все еще сидели за столом, посреди которого стоял чайник. — Вроде бы нет. «Конечно, нет». Вера испытала смесь злости и удовлетворения. Будет повод отчитать Холли при следующей встрече. — Мы ее пока не нашли, — сказала Вера, — а это важно. Можешь ее описать? И носила ли она портфель? — Нет, сумка достаточно большая и вмещала все ее документы. — Ханна вдруг улыбнулась. — Она ее любила. Из мягкой красной кожи. — А эти блокноты, о которых ты говоришь, их она тоже носила в этой сумке? — Наверное. — Интерес Ханны пропал. Она посмотрела в окно. — Как думаете, Саймон скоро вернется? Как будто мальчик мог спасти ее от печали, как будто только он один и мог. Глава семнадцатая Конечно, Вере легко было раздавать приказы, но выгнать Холли из дома Дженни Листер было непросто. В итоге Джо Эшворту пришлось пойти на компромисс: она уйдет из дома, когда приедет специалист по взаимодействию с родственниками. Это означало, что утром ему пришлось одному ехать в Барнард-Бридж. Вера сказала, что хоть кто-нибудь должен был знать о любовнике Дженни, но найти этого человека тоже оказалось нелегко. Эшворт вырос в одной из деревень, расположенных рядом с шахтами на юго-востоке Нортумберленда — впрочем, даже в его детстве шахт уже оставалось немного. В таких деревнях дети играли на улице, а их мамы сидели на крыльце, присматривая за ними и сплетничая. Здесь он мог без проблем откопать любой секрет. Вера говорила, что он похож на волшебника, что он может заставить людей откровенничать с ним на ровном месте. Но никакого волшебства в этом не было. Он просто шел в ближайший общественный клуб, включал диалект, который выдавал его за местного, и барменша сразу рассказывала ему все, что он хотел узнать. Или отправляла его к тому, кто мог помочь. Все любят рассказывать истории, а Джо был хорошим слушателем. Здесь же все было иначе. Он приехал около девяти, думая, что еще застанет молодых мам, отвозивших детей в школу, но, конечно, забыл, что школы в деревне больше не было. Ее перестроили в шикарный дом. На месте детской игровой площадки перед ним стояли две большие машины. В деревне работала дошкольная группа, куда ходила дочь Конни Мастерс, но эта группа была открыта только три дня в неделю. Эшворт посмотрел на объявление на стене деревенского клуба. Не сегодня. Пешеходов на главной улице не было, зато транспорта — много, грохот от грузовиков отдавал в голову, мешая ясно мыслить. Этой ночью малыш несколько раз просыпался, и недосып не помогал в работе. На почте, которая также служила магазином, за прилавком стояла в очереди пара пенсионеров. Эшворт подождал, пока они заплатят по счетам. Один из них отправлял письмо взрослому ребенку в Австралию. Двое пожилых мужчин, проживших в этой деревне всю свою жизнь. — Но сейчас все изменилось, знаете. Когда-то я мог вам сказать, как зовут каждого мужчину, женщину и ребенка в приходе. А теперь в половине домов живут люди, которых я никогда и не видел. К Эшворту вернулась его уверенность. Бывший шахтер или бывший крестьянин — народ везде одинаков. Один из мужчин жил по соседству с Дженни Листер. Он робко произнес, что уже говорил с полицейским, когда друг подтолкнул его ответить. Накануне полиция обошла всех живших на их улице. Приятный парень, но, очевидно, торопился. Они пригласили его на чай, но у него не было времени. — Ну, у меня времени полно, — сказал Эшворт. — И я жутко хочу кофе. Мужчины переглянулись, и Эшворт почувствовал напряжение. Они боялись показаться негостеприимными, но не могли пригласить его в дом. Катберт жил далеко за пределами деревни, а Морису запретили появляться дома этим утром, чтобы жена могла спокойно прибраться и приготовить еду. Ей будет неловко, если он заявится с незнакомцем, застав ее врасплох. У них были участки по соседству, и они договорились провести там это время вместе. Эшворт подумал, что они, наверное, и в школе сидели за соседними партами. Катберт и Морис. Катберт — болтун, заводила. Стал управляющим фермой и до сих пор жил в домике при ней. Морис — более тихий, говорил, немного заикаясь. Левая рука, кажется, работала не очень хорошо. Это он был соседом Листер. Катберт снова взял дело в свои руки. Можно пойти в закусочную, предложил он. Огород подождет. И Морис согласился, как всегда. Закусочная была прямо у реки. На стене висела большая новая вывеска с названием «Чайная на Тайне». Красивый старомодный шрифт, золотые буквы на зеленом фоне. У двери пенсионеры остановились. Эшворт понял, что они еще ни разу сюда не заходили, и даже Катберт немного нервничал. — Это какое-то новое место? — спросил Эшворт. — Выглядит ничего. И я, конечно, угощаю. Тогда все немного расслабились, и это Эшворт тоже мог понять. В их доме деньгами всегда распоряжалась мама, она просматривала банковские выписки каждый месяц и по пятницам выдавала отцу деньги на расходы. — Раньше здесь была булочная, — сказал Катберт. — Потом Мэри ушла на пенсию, и заведение купила какая-то девчонка с юга. Моя жена один раз сюда заходила и сказала, что больше никогда не придет. Цены для туристов. Они сели за столик у окна. К ним подошла немолодая женщина, чтобы принять заказ. В меню было пять разных видов кофе, и Мориса это, кажется, озадачило, так что Катберт заказал обоим капучино. — У Мо недавно случился удар, — сказал он. — Иногда ему трудно говорить. Но мы ездили в отпуск в Италию все вчетвером, когда только вышли на пенсию, великолепно провели время — галереи и все прочее. Я знаю, что он любит. Образ двух престарелых деревенских мужичков, ни разу не покидавших долину Тайна, созданный воображением Эшворта, был развенчан. — Что-нибудь из еды? Хозяйка была приятная, судя по голосу, как показалось Эшворту, не южнее Йорка. Они заказали ассорти пирожных. Женщина принесла заказ и исчезла на кухне, и Эшворт смог мягко вернуть их к теме Дженни Листер: — Наверное, вы знали ее с того дня, как она сюда переехала? Вопрос был обращен к обоим. Казалось, Морис не возражает, чтобы Катберт ответил за него, но тот повернулся к другу и дал ему ответить. — Да, ее девочка была еще совсем малышкой. Моя Хильда им помогала, сидела с ней. У нас не было своих детей, и она была рада понянчиться. — Значит, вы хорошо ладили? — О, они были прекрасными соседями. Дженни подвозила мою Хильду ко мне в больницу, когда я лежал с инсультом. Каждый вечер, целую неделю.