– Уж чья бы корова мычала, – обронила она, сцепив пальцы в «замок». Борис смущенно кашлянул. – Ну, вы тут поболтайте, я щас приду, – засуетился Павел Егорович, торопливо вылезая из-за стола. Мальчик подошел вплотную к Борису. – У нас в садике тоже был очкалик, – сообщил Дима, ковыряясь в носу. – Только он был не лысый. А вы нас плавда забелете? Борис перехватил многозначительный взгляд супруги. – Гм… Конечно, Дима, – сказал он, одновременно чувствуя странную нерешительность в голосе. – И тебя, и Марину с Сашей… Глазенки малыша заблестели, словно начищенные монетки. – Это здолово! А то тут скучно! Дядя Паша пьет водку. Даже ночью, когда тетя Маша спит. А если она видит, как он пьет, она его бьет. Плям по молде. – Тетя Маша? – машинально переспросил Борис, чувствуя, что где-то глубоко внутри, набухая, начинает медленно разрастаться что-то обжигающе-ядовитое, словно громадный ком стекловаты, пропитанный ртутью. – Ага, – согласно кивнул Дима. Он черкнул босой ножкой по замызганному линолеуму, и Борис обратил внимание на черную кайму под ногтями мальчика. – А у тебя машина есть? – снова спросил малыш. – Конечно, есть, – ответил мужчина. Он неосознанно потянулся к ребенку, но тот не спешил сокращать дистанцию между ними. «Как маленький олененок из леса. Вроде испытывает любопытство, но не доверяет», – мелькнула у Бориса грустная мысль. – Дашь покататься? Я умею кататься на машине, – с непоколебимой уверенностью заявил Дима. – Обязательно, – пообещал Борис. Только сейчас он заметил, что ребенок практически полностью игнорирует его жену, сосредоточив свое внимание на нем. – А ты нас не блосишь? – задал он вопрос, заглядывая в глаза мужчине, и Борису стоило неимеверных усилий, чтобы выдержать взгляд этих не по-детски серьезных глаз, которые с нетерпением ждали ответа. Правдивого, честного, искреннего ответа. – Нет, – тихо ответил мужчина. – Не блосай, – попросил Дима. – Сашка плачет все влемя. Вот я – муссина. Я не плачу. А она плачет. Знаешь, как она твоего ослика любит? Она все влемя с ним ходит. Она его Тим назвала. Борис ощутил, как в глазах собирается влага. – Я рад, что ей так понравился наш подарок, – только и промолвил он. Кашлянув, он спросил: – А где твой робот? Тот, что мы тебе подарили в прошлый раз? Оглянувшись, будто его могли подслушать, Дима со вздохом ответил: – Он сголел. Когда голел наш плошлый дом. Жалко, конечно. Но ты ведь еще мне подалишь лобота? Борис кивнул: – Непременно. – А еще у меня нога голела, – произнес Дима, выставив вперед забинтованную ногу. У него было такое довольное лицо, словно он гордился тем, что побывал в пожаре и получил ожог. – Чуть весь не сголел. На кухню вернулся Павел Егорович. Почесывая нос, он уселся на расшатанный стул, и Борису хватило лишь одного короткого взгляда, чтобы убедиться: инвалид специально уходил, чтобы спокойно, без лишних свидетелей «хлопнуть» рюмку. Следом вошла Екатерина, в неподвижности застыв у запятнанной жиром раковины. Дима скользнул по хозяину дома любопытным взглядом и сказал, обращаясь к Борису: – А знаешь, почему у дяди Паши одна лука? – зашептал он, и на его чумазой мордашке появилось заговорщическое выражение. – Не знаешь? Он ланьше был военным, и его бандиты поймали. Они ему луку отлезали. Бориса начал разбирать смех. – Военный, значит? – пряча улыбку, переспросил он, и Павел Егорович, покраснев, махнул рукой: – Вы его не слушайте. Он сочинять любит. – Хочешь семечек, поссы на веничек, – все с тем же серьезным выражением проговорил Дима. – Хлен в жопу вместо уклопу. – Боже, Дима! – воскликнула Елена Сергеевна, покраснев. – Это кто ж тебя так научил? – спросил Борис Сергеевич, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. Мальчуган махнул ручонкой в сторону хозяина квартиры: – Это дядя Паша так говолит. Теперь настала очередь краснеть Павлу Егоровичу. – Нда… – протянула Елена, многозначительно глядя на супруга. – Это плохие слова, Дима, – объяснил Борис ребенку. Лицо мальчика оставалось безучастным, словно он не видел каких-либо различий в понятиях «хорошо» и «плохо». – А ну, малец, давай в комнату, – наконец обрел дар речи Павел Егорович. – Старшим поговорить надобно. Дима с неохотой покинул кухню, и Екатерина покачала головой: – Ага, хорош военный. На заводе по пьяни руку под пресс сунул, вот и весь военный. Хорошо, всего не перемололи, как в мясорубке! И гадостям ребенка учишь… нехорошо получается, Павел Егорович. – Ты, Катька, помолчи, – недовольно пробурчал инвалид. – Я тебя еще ссыкухой помнил, и мы с твоим отцом… Он махнул рукой. – Есть какие-то новости? – сухо поинтересовалась Елена, и это не ускользнуло от Бориса. Не простила ей толстуху, решил он. – Я говорила с опекой, – заговорила Екатерина. – Сегодня подготовят все бумаги, завтра утром подпишете и можете забирать деток. Елена посмотрела на мужа. – А почему не сегодня? – осторожно спросил Борис, чувствуя, что супруга ждала от него реакции. Мужской реакции. Екатерина развела толстые руки в стороны, словно намеревалась обнять слона: – Я им не указ, уважаемые. Уже время послеобеденное, пока туда-сюда… – Туда-сюда, – повторила Елена и желчно усмехнулась: – Мы сегодня встали в четыре утра и проехали почти триста километров. Предлагаете нам вернуться домой, а завтра снова ни свет ни заря нестись сюда?! На мясистом лице сотрудницы сгоревшего детдома отразилось нечто отдаленно напоминающее удивление. Словно раздавленный, не подающий признаков жизни таракан вяло пошевелил лапкой. – Уважаемая… – Елена Алексеевна, – холодно произнесла Елена. – Елена Алексеевна, мы и так сделали все, что от нас зависит. Борис накрыл своей ладонью холеную руку жены. – Лена, мы можем переночевать где-нибудь неподалеку, – мягко заметил он. – Наверняка поблизости есть какая-нибудь гостиница… – Зачем гостиница? – вмешался в разговор Павел Егорович. Его нос, казалось, побагровел еще больше, напоминая перезрелую сливу. – Давайте у нас. Пацанва пусть на полу дрыхнет, у меня ватник старый есть… Елена взглянула на однорукого, словно перед ней сидел умалишенный в смирительной рубашке. И прежде чем с ее уст успело сорваться что-то язвительное, Борис торопливо сказал: – Мы бы хотели повидать девочек. Когда они придут из школы? Екатерина округлила густо накрашенные глаза: – Это я не в курсе, уважаемые. Насчет девочек вы у хозяев спрашивайте… – Скока времени? – спросил Павел Егорович. Посмотрев на часы, Борис ответил, и тот задумчиво поскреб щетину на подбородке: – Должны скоро прийти, кажись… – Кажись, – пробормотала Елена, и в это мгновенье настойчиво затренькал ее смартфон. – О! А вот и они, сами с усами… Але? Але, Марина? Она несколько секунд слушала, наморщив лоб, затем удивленно взглянула на экран: – Отключилось. Ничего не поняла. Вроде на какой-то остановке стоят…