Все смотрели только на неё, каждый хранил молчание. — В виду экстренных обстоятельств, согласно новой программе МВД, лица, претерпевшим психологическую травму из-за каких-либо экстремальных обстоятельств, подпадают под программу моральной компенсации. Поэтому, я прошу всех, кто живет в данном доме и в этом подъезде поспешить в районное ОВД для регистрации на получение упомянутой выше компенсации. Помолчав, Лазовская добавила: — И лучше вам поторопиться, компенсация материальна и поэтому ограничена. Не прошло и двух секунд, как все тридцать, с лишним, человек шумной массой поспешили к выходу со двора. Лазовская двинулась в противоположном направлении и подошла к удивленным полицейским. — Оцепление лучше сместить к той арке, — девушка указала на арку между домами, куда утекла толпа жильцов, в спешной попытке получить что-то даром. — Так вам будет удобнее контролировать территорию. — Вероника Роджеровна, — не смело обратился к ней сержант, — а тем, кто участвовал в операции, тоже дадут материальную компенсацию? Девушка с сожалением в искристо синих глазах, взглянула на молодого парня и чуть качнула головой: — Конечно, сержант. Как только ваше ведомство действительно начнет выдавать подобные нелепые компенсации. Она направилась к дверям подъезда. — Смещайте границы оцепления к арке. — произнесла девушка, прежде, чем открыть дверь подъезда. *** Серая дверь черной лестницы, чуть скрипнув, отворилась и на лестничной площадке словно стало светлее. Вероника Лазовская, судебный психиатр и аналитик профиля личности, подошла к группе спецназа. — «Добрый день» говорить не буду, — улыбнулась девушка, — так как это неуместно, в нынешней ситуации. Спасибо, что дождались меня. — Не за что, — сконфуженно проговорил командир группы. Он не мог понять почему, но чувствовал себя очень неловко под ясным лучистым взором синих глаз. Вероника кивнула, прошла мимо вытянувшихся спецназовцев и неторопливо приблизилась к открытой квартире. — Слушайте, — нахмурившись проговорил командир спецназа, — а сколько ей лет то? Че то выглядит не старше моей дочки, которая первый курс вот закончила, а? — Да не, ей точно где-то под тридцатник, это точно, — сказал кто-то из спецназовцев. — Но все говорят, что он выглядит сильно моложе. — Я же говорю, ведьма! — фыркнул мужчина с сигаретой. *** — Владимир! — позвала Лазовская, остановившись перед дверями квартиры. — Слышите меня? — Ты ещё кто? — раздался недружелюбный голос из глубины квартиры. — Не суйся сюда! Завалю нахрен!.. — Как скажете, — сдержанно ответила Вероника. — Позволите вопрос? — Ну, давай. — Какой марки у вас ружье? Пауза. Из квартиры не доносилось ни звука. — Чего?.. — раздался удивленный голос Огнева. — В смысле? — Откуда у вас ружье? — по слогам проговорила девушка. — Так это… от отца осталось. — Вот как? — кивнула Лазовская опираясь спиной на стену и чуть задирая голову. — Ваш дед был охотником? — Да нет- снова, после смущенной паузы, ответил Огнев. — он его это… в карты выиграл. — М-м, — протянула Ника. — Двуствольное и казнозарядное? — Ну да… — Дайте угадаю, это ТОЗ-63. Да? — Чёрт! Да… — У него довольно сильная отдача, — ответила Вероника. — На вашем месте я бы положила людей на пол и встала бы рядом. В упор стрелять будет удобнее, вы же понимаете. Молчание. Огнев приходил в себя после услышанного «совета». — А вы че… — произнес он неловко. — Вы это… мочили кого-то? — Приходилось, — туманно ответила Лазовская. — Только из пистолета. — А за что? — Самозащита. — А-а… У вас ментов всегда одна отмазка. — Когда в вас целится другой человек, у вас нет и секунды на размышление, — с грустью в голосе, ответила Вероника. — Мне пришлось стрелять дважды. Сначала в ногу… затем в сердце. — Зачем бабы вообще в ментовку идут работать? — недовольно отозвался Огнев. — Это мужская работа! А вы — не должны убивать! — Считаете, что мужчины должны убивать? — аккуратно спросила Вероника. — На войне — да. — безапелляционно ответил Владимир Огнев. — Значит вы на войне? — переспросила Вероника. — Воюете с миром и со своей семьей? Как давно вы на этой войне Владимир? Впрочем, не отвечайте. Знайте только дно: вы в любом случае проиграете любую войну с миром. Чтобы вы не сделали, чтобы не совершили, мир сожрет, переварит вас и забудет о вашем существовании. Так есть ли смысл воевать с ним? У вас не так много времени, чтобы тратить жизнь на бессмысленную войну. Чувствуете, что недовольны жизнью? Бросьте всё к чертям и займитесь уже, наконец, тем, чем вам давно хотелось. Звонкое возмущенное молчание. Огнев внимал и обдумывал. Вероника знала это. — И что мне делать? — в сиплом голосе пропойцы слышалась неожиданная инфантильная растерянность и надежда. — Для начала, поменяйте работу, — с улыбкой, вздохнула Вероника. — Вы ведь её ненавидите. — С чего вы взяли? — осторожно спросил Огнев. — Я видела вашу машину. Это не машина человека, который любит дороги и езду. Тем более, когда на этой машине ещё нужно каждый день, от звонка до звонка, возить галдящую толпу этих бесконечных пассажиров. Человек вашей натуры просто не создан для такой неблагодарной работы. Вы сами знаете, что достойны чего-то большего. Шуршащие шаги. Тихие и неуверенные. Владимир Огнев появился в проеме двери, выйдя из коридора. В растянутой застиранной футболке, спортивных штанах и тапках. Он держал в руках старое, видавшее виды ружье, и ошарашенно взирал на Лазовскую. Девушка с платиновыми волосами улыбнулась ему и проговорила: — Здравствуйте, Владимир. Мужчина, с ежиком седых волос на голове, несколько мгновений смотрел в глаза Веронике, затем опустил взор: — Можно мне прямо сейчас заявление написать? Он снова посмотрел на Веронику. — Ненавижу эту ср**ую работу! Ей богу, ненавижу! Уже пять лет на ней горбачусь! На этой ***ной маршрутке! А я что? Я же не водила по натуре… В его голосе слышалось болезненное сочетание злости и печали. Так выглядит и говорит человек, который вынужден прозябать и заниматься тем, что приводит его в каждодневное уныние. Тем, что не радует его, а лишь отнимает время и возможности. Такой человек не знает этого, не хочет знать, но неизбежно чувствует. Это давит, это гнетет и истощает, доводя любого до безумия и отчаяния. И Владимир Огнев был лишь одним из многих, подобных ему. В тот день, в тот пасмурный четверг, он так никого не убил. Потому что, пока он, в соседней комнате и под диктовку Вероники, писал заявление об уходе, спецназ успел вывести из квартиры всю его семью.