– Ярко – красный. – А она, если любит, должна иметь в районе сердца оранжевый знак. Если его потревожить, девушка что-нибудь придумает. А нет его, быстренько уходи. Ушкуйника предупреди, что занятий не будет. Ты завтра не силах будешь ни саблей махать, ни петь. Поэтому я пойду с тобой и все сделаю сам. Заодно и Потапа выгуляем. – Мне еще на рынке ребят надо оповестить, – предупредил я. – А то они меня будут долго ждать. – Мне, чтобы тебя начать учить, надо хоть раз показать, как править линию у больного человека. Поэтому будем сидеть здесь и ждать пока кто-нибудь не придет полечиться. Еще полежали, поболтали. Потом Игорь отвел меня в выделенную комнату, уложил на кровать и ушел. Глаза уже слипались. Всю ночь я спал беспробудным сном. В мозгу переплетались странные видения. Глава 7 Проснулся рановато, хорошо отдохнувшим. Мы встали, позавтракали и пошли на утреннюю службу. Потап бежал рядом на веревке. Игорь объяснил это тем, что в городе пес может сцепиться с другим или, что еще хуже, увязаться за течной сукой. Возле церкви Матвея не было, значит любимые уже встретились. На задах молодые азартно целовались. Я подошел вплотную, ведун встал чуть поодаль, тоже близко. Перед этим проинструктировал меня: – Плети им чего хочешь, пока работаю. Пора будет уходить, позову. Через некоторое время меня заметили, отпрыгнули друг от друга. На груди у Елены пунцовела малюсенькая оранжевая звездочка. Обмана нет. Матвей начал бормотать: – Чего тебе, Володя? Увидимся же сегодня… Тут, не торопясь, и держа паузы, начал я запутанную речь о своей учебе у ведуна. Ушкуйник, после девичьей ласки, был еще не во всей своей боевой силе, поэтому слушал молча. В районе сердца полыхал оранжевый, гораздо более мощный, чем у девушки, факел. Игорь, видимо, работал. Дело-то не быстрое. Тут Матвей озлился и рявкнул: – Чего тебе от меня-то сейчас надо? Не торопясь, продолжал нудить молодого, о том, что неизвестно, когда приду, и где ушкуйника можно найти, запутывая свое повествование, как мог. Матвей явно был одержим мыслью: да провалился бы ты пропадом! Но из вежливости пока молчал. Слава богу, заинтересовалась сама Елена: – Они же вроде никого не берут? У парня полыхнул при ее голосе факел. Да, она может сейчас из него веревки вить. Ладно, пора заканчивать этот балаган. Надо срочно менять тему. Первым делом я сказал: – Пожениться вам срочно надо. Эта тема заинтересовала молодых гораздо больше моих ничтожных дел. Матвей грозно спросил о причинах торопливости. Леночка пискнула: – Я и так стараюсь… Ну, поехали! И понеслось море разливанное о безуспешности ее усилий, о прятанье молодых девиц, о насильственной выдаче замуж за нелюбимого и постылого. Влюбленные слушали, как завороженные. Споров не было. Тянулось это до голоса Игоря: – Владимир, пошли. Ну, слава богу! Я извинился, обиженный ушкуйник буркнул, что сам меня найдет. – Одного раза должно бы хватить. Ты молодец, держался как мог – заметил ведун. Уходили весело. Мы бодро маршировали, пес грациозно махал остатками хвоста – собаки остро чувствуют настроение хозяев. Я посмотрел на часы: на мои вилянья ушло пятнадцать минут. Вспомнил о пройденной в той жизни школе: о длиннейших рассказах иных старушек в ответ на простой и ясный вопрос о том, что и как болит, о дочке, о внучке, о том, как их бережно лечили в прошлом веке вдумчивые врачи, с обязательным указанием имен, обстоятельств, важных в данный момент, когда ждут «Скорую помощь» срочные больные. У базара встретили музыкантов, которые опечалились от неожиданного известия. Напомнили об именинах у купчика. Да, совсем забыл… Ребята ныли всей толпой: теперь все сорвется, надо будет деньги возвращать, а уже стихи написаны… И об этом тоже забыл! Взял бересту, прочел. Приемлемо. Постоял, подумал. Решив, скомандовал своим: ждите! Отправился к Игорю, объяснил ситуацию. Предложил догуливать без меня. Ведун сказал: – Подождем пока с Потапкой здесь. Я отправился решать проблемы оркестра. Спросил, есть ли на рынке писец? Сидят рядом друг с другом человек пять. Ответ порадовал. Хорошо, что писцы не разбежались по базару. Одного вдруг нет, броди тут по рынку. Объяснил ребятам идею, и мы отправились к будущим служителям канцелярий. Мысль была такова: на именины парни идут одни. Певец у них есть. Недостаток всего один – мало песен. Махом прикинул, у какой иностранщины взять музыкальное сопровождение для стихов нашего поэта. Сейчас я напою им еще пять песен, писец запишет. Их дело – запомнить музыку. Голосистый пусть поет с бересты. По ходу можно приплясывать и рассказывать анекдоты. На ропот купчика о моем отсутствии, этим козырнуть, особенно написанной, за одну ночь, для него и, что особенно ценно с его именем песней – в договоренности этого не было. Будет выламываться дальше, пусть идет к скоморохам. Если договорится с ними, вернуть деньги. Из писцов я выбрал одного. Часть писак была занята. Из оставшихся этот гляделся посолиднее прочих, вылитый столоначальник будущих времен. На вид ему было лет сорок, бородища здоровенная. Объяснил, что буду петь, он это писать, каждую из композиций на отдельном куске бересты. В голове вертелась мысль, что при отказе умельца, процесс удлинится вдвое. Сначала надиктовал писцу, потом напел ребятам. Ожидание ведуна может сильно затянуться. Потапу бродить на веревке, наверняка не понравится. Ответ порадовал. – Справлюсь, – прогудел густой бас. – Стоить будет вдвое дороже. Торга не было. Нам и первичная-то цена никому не ведома. Я взялся петь, он записывать. Работа пошла. Музыканты подбренькивали сзади. Писец отставал, но ненамного. Я не торопил, позволяя ему меня догнать после каждого куплета. По окончании каждой песни брал бересту и проверял текст. Довольно-таки быстро закончили, уложившись в полчаса, и я убежал. Мы с Игорем решили все-таки нагулять собачку без поводка и пошли к лесу. Выйдя за город, поводок сняли и, воодушевленный таким успехом, Потап унесся. По пути Игорь рассказывал, как правил Елену, избавляя ее от заложенного с детства предрассудка: следования родительской воле всегда. – Главное для девушки – выйти замуж за любимого, а не за навязанного родителями. Теперь она должна бы шмыгнуть с ушкуйником из дома в скором времени. Я поблагодарил за помощь. Пес то исчезал за деревьями и густыми кустами, то появлялся. – А волки его не съедят? – Он волкодав, отобьется. Найдя здоровенный ровный пень, присели на него оба. В полной силе сегодня одна собака. Ведун улыбнулся. – Не хотелось бы сегодня больше лечить, пролежать охота целый день в холодке, отдохнуть. Посидели, поговорили о медицине 21 века. Я рассказывал, Игорь поражался. – Вам и ведуны не нужны! – Еще как нужны. Они есть, называются экстрасенсы. Перечислил их функции: лечить, искать вещи и людей, видеть прошлое и будущее. Хороших очень мало. Ведун подумал и сказал: скорее это волхвы. За тысячу лет многие слова исчезли. Мы знаем другие названия тех же вещей. Историки, узкой кучкой, истолковывают забытое, зачастую ошибаясь. Есть периоды жизни государства и известных людей, не охваченные никакими доступными на данный момент документами. Есть и свидетельства, от людей, родившихся лет через двести-триста после изучаемых событий. Присутствует немало и фальшивок. Поэтому история до сих пор многими и не считается наукой. Истины, всю мою жизнь считавшиеся абсолютными, начинают опровергаться. Было ли татаро-монгольское иго? Поработитель Руси Батый и наш национальный герой Александр Невский – часом не одно ли лицо? Оба с виду типичные монголы – здоровенные голубоглазые блондины со здоровенными бородищами. И дедушки их – Чингисхан и Всеволод Большое Гнездо были таковы же. А какого шута лучшая в мире пятисоттысячная монгольская армия не могла несколько дней осилить Евпатия Коловрата с менее чем двухтысячной дружиной без камнеметных машин? А не убили бы каменюгой, рязанский боярин до самой Монголии бы Орду гнал? Почему русских и за сто лет до прихода Батыя в Европе татарами звали? А какое отношение имеют татары (булгары в 11 веке), живущие на Волге дольше русских и представляющие собой яркий европеоидный тип, к монголоидам черт знает откуда? У них в языках и родства-то нет, из абсолютно разных групп… Отдохнули, пошли назад. Потап гордо бежал рядом. Перед Новгородом украсили его поводком. В целом, поход удался. Любовь сообщила, что был мужчина, обещал зайти после обеда. Ушли в комнату к ведуну. Там он объяснил, как мне вести себя при больном и на что обращать внимание: сидеть, молчать при любых обстоятельствах – я музыкантов учу точно так же. Не надо глупыми домыслами мешать работе профессионала. На что глядеть, он сообщит мне одним словом – это цвет нужной линии, которая будет изменяться от его лечения. Сообщил, каких больных не берем ни в коем случае – это люди с черной вставкой в любую линию. Спросил – всех ли берут у нас, в будущем? Я объяснил, что на операциях, сходных с его методом лечения, не берут тех, кто от них погибнет, очень слабых. Еще людей с тяжелыми опухолями, которых лечи, не лечи – скорый конец неизбежен. Пошли, покушали. Придя, завалились на топчаны. В дни, когда лечишь, водки, вина, пива нельзя нисколько. Я считал так же всю жизнь. Полежали, поговорили. Рассказал о фаянсе и фарфоре. Гончар загорелся: а как вы простую посуду делаете? Что знал, рассказал. Вспомнил про кирпич, энтузиазма не вызвал. Лесная страна. Послышался басовитый лай пса. Игорь усмехнулся. – Кто-то пришел тебе показаться. – Может быть, к хозяйке? – На тех он не лает. Любовь повела кого-то в дом. Я вскочил бежать к пришедшему. – Экий ты шустрик! Посиди, не понижай нашу значимость. Клиент должен чувствовать, что не особо за него тут и держатся. Логично. Вошла Люба: – Выйдешь после вчерашнего? – Веди в гостевую комнату. Не торопясь, обсудили нюансы. Ну, начнем. Вошли в гостевую. Присели. Табуреток хватало на всех. Пришедший переводил глаза с одного на другого. Видимо, гадал кто главней, и кто именно будет его лечить. – Будем глядеть? Я кивнул. Ведун встал и начал водить руками возле больного. Затем поднял его на ноги, повернул, показал мне его спину. Он постоянно при этом что-то приговаривал: здесь хорошо, тут не очень… Я глядел и ждал. Черного нигде не было. – Фиолетовый! – громко сказал Игорь. Тут я и напрягся. Ведун наговорил какой-то еще лабуды, все это уже было неважно. Нужный цвет делался самым интенсивным в районе печени. Там же линия как-то паскудно изгибалась. Игорь с пациентом присели. – Попытаемся? Я кивнул. Посмотрим процесс лечения впервые. Игорь назвал сумму. На эти деньги его семье можно было бы прожить год. Да, моего содержания он действительно бы не почувствовал. Клиент заговорил, пытаясь отстоять хоть рубль, как это принято среди определенной части населения. Было высказано все: не так уж оно и болит, то, что горечь во рту – это ерунда, в другом месте возьмут дешевле… Мне тоже казалось, что цена непомерно высока и было интересно, на сколько ведун ее опустит. Если даже вдвое, он действительно человек очень небедный. Но торга не было. Игорь спросил меня: