– Сколько? – Пять. Безропотно отсчитал. – Это за первые семь песен. Будет требовать петь дальше, каждая еще по рублю. – Согласен. Все деньги обычно у меня, вилять не буду. – Дружина с ним пьет? – Нет. Умаял уже всех за последний год. Раньше пореже было, терпели. Сейчас прячутся, кто куда. – Молодой? – Средних лет. – А жена, дети? – Как запьет, у ее родителей отсиживаются. – А, предки его, тоже пьющие были? – Нет. Он первый такой. Мы уже шли по адресу. Егор неожиданно вспомнил. – Мастер, сегодня княжьего дьяка видели. Рассказал, что с вымогателями поступили так: красномордому отрубили голову – признался у ката в слишком злых делах. Второго секли до посинения. Девку пороли тоже изрядно. Обоим велели убираться из Новгорода. Поймают еще раз – ноздри вырвут или башки лишат. На входе нас никто не встречал. Провожатый довел до нужного покоя. Боярин уставился отечными и налитыми кровью глазами, рявкнул: – Кто такие? Почему не знаю? На лбу коричневела даже не линия, а широкая лента. Внезапно пришла дерзкая мысль: а может зря ведуны пытаются исправить ее? Может, нужно рвать? Сказано – сделано. Пока слуга объяснял хозяину, кто мы и зачем, подобрал нужную музыку. Слова роли не играли. Потом мы начали. Вначале пошли задорные мелодии, потом спокойные, затем навевающие сон. Оживившийся было Василий пообмяк и расслабился. Усыплять его не было резона. Навыка у меня никакого не было, уверенности в своих силах тоже. Подойдя ближе, резко взмахнул рукой. Лента порвалась. Боярин дернулся, что-то заворчал. Впрочем, это быстро закончилось. Потом его взял сон, и он захрапел, уткнувшись лицом в объедки. Спели мы шесть песен, но речей о возврате части денег не было. На прощанье служивый захотел узнать, что это я делал руками. Отговорился, что так по песне положено – кто его знает каков будет результат. Вдруг знатный муж помрет, Иванковичи будут мстить всем боярским родом. Кровники были не только на Кавказе. С тем же успехом зарежут и тут. Откланялись. Договорились с музыкантами встретиться завтра, и, поделив деньги, разбежались. Утром позанимался с ушкуйником, искупался, невзирая на тучки, периодически закрывающие солнышко, и вернулся в Кремль. Владимир повел меня на конюшню, показать свое хозяйство. Лошади были ухожены, бока лоснились. Боярин их явно любил – ласково трепал некоторых по морде, кое-кому оглаживал холку. Показал своего коня, носившего его и в боевые походы, и в странствия. Было видно, что и красавец его любит – терся головой и фыркал как-то по-особенному. Конюший спросил, не нужно ли мне куда-нибудь ехать. Я ответил, что поеду прямо завтра с утра, и транспорт очень нужен. Володя подозвал конюха и поручил подобрать крепкого конька для меня на время поездки. Я объяснил, что на лошади даже не сидел ни разу, и, честно говоря, побаиваюсь. Да и залезу ли сам, это вряд ли. Боярин велел подобрать самую смирную лошадку. Такую сразу же нашли, и повели на двор, чтобы меня обучать. Коневод уверил, что Зорька и не взбрыкнет, не укусит и не понесет. Кобыла не молода. Правда и в юности отличалась очень ровным и спокойным характером. Владимир сказал, что подойдет позже и ушел. Конюх представился Александром и начал меня приспосабливать к быту наездника. Он выдал мне кусок круто посоленного хлеба для знакомства и пошел за седлом и прочей сбруей. Я подошел к лошади с опаской: раньше с ними никаких дел не имел, да и видел-то их редко. Кобылка потянула морду к хлебу. Это меня ободрило, решил выдать лакомство до прихода профессионала. Взяла кусок очень вежливо, за руку не укусила. Пришел Александр, принес конскую сбрую: седло, стремена, уздечку. Умело приготовил лошадку к поездке и хлопнул по седлу: залезай. Да уж, орлом сейчас взлечу… Пока раздумывал, как вскарабкаться на кобылицу, конюх бойко прыгнул в седло, решив показать, как это делается новичку. Мой дух это не подняло. После освобождения посадочного места, решил попытаться залезть. Опыт закончился неудачей – повис животом на седле, затем сполз вниз. Вспомнилась прочитанная когда-то история о приехавших в колхоз пасти скот городских ребятах. Большинство просто на коня не залезло никак и их отсеяли. А один обошел препятствие очень ловко: нашел кучу бревен, подвел лошадь к ним и легко перебрался в седло. Его и взяли. Огляделся. Никаких бревен и ничего, даже похожего, нет. Коневод, поудивлявшись моей ловкости, решил подойти к делу иначе. – Иди-ка сюда поближе. Держись за повод левой рукой. – Показал, где взяться. – Правой дернешь себя вверх. Отшагни назад. Теперь резко толкнись вот этой ногой, и прыгай на седло по моей команде. Сам конюх зашел спереди и держал лошадку за какие-то постромки, идущие к голове, двумя руками. – Давай! Я прыгнул. Неудачно. Еще раз. Не получилось, но в слабой голове забрезжил свет понимания. Третья попытка завершилась почти успехом, но начал сползать. Александр махом подскочил и поддержал меня снизу. Я двинулся, и, впервые в жизни, оказался в седле! Конюх подал то, что лежало на шее у Зорьки: – Держись крепко за повод! Я взялся и почувствовал себя уверенней. – Посиди, оглядись. Сам он все это время придерживал кобылу, чтобы не пошла. Лошадь переступала и недовольно фыркала. Да, в одиночку без бревен не залезть… Сидел, озирался. Земля казалась далеко внизу. Странное впечатление для жителя 21 века, привыкшего к видам из многоэтажек. Люблю постоять на балконе седьмого этажа в своей квартире. А здесь ведь даже не второй этаж, высота плевая. Ощущение, как у лежавшего несколько месяцев после какой-нибудь болезни или травмы человека. Они встают и чувствуют высоту, неуверенность, иногда даже испытывают головокружение. Наконец пришел в себя, почувствовал обычную уверенность и жажду деятельности. – Поехали? Александр, не торопясь, повел животное в поводу. Уверенность сразу ушла. Вцепился в повод мертвой хваткой, пригнулся к лошадиной шее. Хотелось еще постоять и поозираться в покое. Для того, чтобы развлечь и отвлечь тренера, запел. Тот аж встал. Я пел и осваивался не спеша. Закончил. Пораженный коневод покрутил головой. – Ну и голосина же у тебя! С таким голосом за деньги петь надо – за душу берет. – Я так и делаю. Тронулись снова. В этот раз чувствовал себя уверенней, прижиматься к лошади и судорожно хвататься за поводья перестал. – Будем дальше учиться садиться в седло? – Конечно! Со спуском особых трудностей не было. Второй прыжок прошел более успешно, поддерживать меня уже не пришлось. На третьей посадке Саша вообще отошел в сторону. Убедившись, что сажусь я уже сносно, стал учить меня ездить: за какой повод, когда потянуть и так далее. К приходу Владимира я уже сносно залезал и слезал с лошадки, уверенно ездил. Боярин велел конюху выдавать мне кобылу, даже если приду без него, и мы пошли в терем. На следующий день я взял Зорьку и поехал к купцу, перед этим предупредив Матвея о занятости. Акинфий собрался быстро, взял коня, и мы поехали глядеть речку Вечерку. По дороге я спросил, нет ли близко его мельницы? Она была на той же реке, чуть выше по течению. Я объяснил, что для поиска лучшего места, нужен опытный человек. Поэтому хорошо бы с собой взять мельника, который работает близко и все, что нужно, знает в мелочах. Акинфий согласился, и мы поехали по другой дорожке, немного взяв правее. Через часок – другой появилась нужная река, а чуть позднее и мельница. Крепкий парень возился на дворе. Увидев нас, все бросил и поклонился. – Здравствуй, Данила. Как дела? Тот неспешно поздоровался в ответ, и доложил, что все в порядке, работа идет, поломок нет. Акинфий объяснил задачу. – Сделаем в лучшем виде. Мельник собрался, запряг пегую лошадку, и мы поехали вниз по Вечерке. Первые два места, предложенные нами, он по разным причинам отверг. На третьем решил остановиться: Данилу все устроило. Спросил, зачем рядом две мельницы? Я объяснил, что общее будет только действие реки, а поставим здесь лесопилку. – Не слыхал о таких. – Она будет первая на Руси. – А кто ж будет делать? – Мы с Акинфием. Купец явно был польщен неожиданной славой. Это не старшинское звание, их много есть и будет. А он будет один. Простились, разъехались. Изрядно отъехав от мельника, спросил меня: – Найдешь в одиночку? – Найду. – А про мое участие для мельника сказал? Я ответил, не думая. – Пусть для всех ты сам лесопилку придумал. А я так, для постройки и присмотра нанят. Мне в этом деле слава не нужна. Акинфий замаслился не на шутку, и мы поехали к нему обедать и играть в шахматы. Потом взялись обсуждать будущее дело и считать предстоящие расходы. У купца уже был опыт постройки мельницы. На всякий случай и для верности все писали. Вот на изготовлении пилы он встал в тупик – их на Новгород было всего две или три. Поэтому доска стоила так же, как и бревно той же длины, а иногда и дороже. Поручив это выяснить мне, он подвел предварительный итог и выдал мне деньги на начальные расходы. Взялись обсуждать грядущие заботы. Ближе к вечеру отправился в Кремль. Прошелся пешком, лошадь вел в поводу. Сдал лошадку конюху. Александр похвалил меня за не утомленный вид Зорьки, и мы разошлись. Потом боярин повел меня на очередной княжий пир. Предупредил, что, возможно, придется спеть. Я, решив отработать кормежку и постой, взял домру, и мы отправились. Пока шли, сообщил, что сегодня пою бесплатно. Владимир этому порадовался – с деньгами было туго. Потом посадил на приличное место, а не как в прошлый раз – за последний стол. Скоро пиршество началось. Я быстро наелся, как привык на работе в прежней жизни (полчаса обед, двадцать минут ужин), и стал оглядывать сидящих. Бояре кушали не спеша, истово обсасывая каждую косточку. Жевали подолгу, неторопливо чавкая и рыгая. Часто прерывались для обстоятельных бесед с соседями и отхлебывания из чаш с вином. Никто не торопился. Эти люди никогда не видели спешки жизни. Решил время не тянуть: спеть пару – тройку песен и уйти. Встал, вышел на середину и начал петь и аккомпанировать себе на домре, в очередной раз поразившись чистоте и красоте ее звука. После первых двух песен князь подозвал меня к себе и спросил: – Пойдешь ко мне в придворные певцы? Стол и кров будут всегда, жалованье положу хорошее. Оденешься поприличнее, женишься. Скоро надолго где-нибудь осядем, домик построишь, глядишь – и дети пойдут. Идешь? Я задумался. Мне бы такое предложение пораньше, не пошел, а побежал бы, блея от радости и пытаясь поцеловать руку с криками: благодетель! Свет моих очей! Но сейчас положение сильно изменилось: меня учат ведун и ушкуйник, близка и реальна лесопилка. Скоро буду зарабатывать больше, чем голосить при дворце. Ну, а пока добуду на жизнь песнями, ими, похоже, старшина купцов обеспечил. Поэтому расшаркиваясь и благодаря для приличия, я отказался, мотивируя это недавним появлением такого великолепного голоса и неуверенности в его долговечности в связи с этим. Давид объяснения принял, попросил еще раз спеть про вещего Олега и потерял ко мне интерес, видимо навеянный другом детства. Исполнив стихи великого поэта России, вернулся к столу. Ухватив пару куропаток на поздний вечер, ломоть хлеба, изрядный кувшинчик слабенького винца и чашу к нему, отправился восвояси. Княжеские слуги не зароптали. Дружинники боярина опознали меня мгновенно, запустили. Я откинулся на кровать, вытянул ноги и почувствовал колоссальное облегчение. Так иногда хочется побыть одному и в тишине! А то все последнее время куда-то бегу. Покоя не было со времени моего прибытия сюда, в прошлое. Да, князь был прав – пора обживаться и обустраиваться. Чуть появятся значительные деньги – строить свой собственный дом. А то прыгаю по Новгороду, как заяц, с места на место… Никому не могу даже объяснить, где меня завтра искать. Любой может выкинуть или выжить из своего дома. Основательность нужна. Мой дом – моя крепость, как гласит известная в моей прежней жизни английская юридическая мудрость.