– Да вот он, весь тут! Я весело отсыпал червонец, перевязал здоровенный мешок, закинул на круп лошади, и мы с торгашом, довольные друг другом, а больше каждый собственной ловкостью разбежались. Довез, сгрузил на кухне у Любаши. Спросил, есть ли кипяток? – Только что вскипел, – отозвалась хозяйка, явно интересуясь, что за диковину я приволок. Не выдержал, сразу и заварил. Это до кофе я не любитель, а без чая мне дискомфортно – с детства его пью. Интересно, что буду делать, если это окажется какая-нибудь дрянь, типа сурепки? Наверное, снимать штаны и бегать… Для вкуса положил сахарку. Подождал немного, чтобы лучше заварилось. Отхлебнул. Это он. Судя по запаху и вкусу – высший сорт! Без подделок и имитаций. Тут меня, любезный, не обманешь! Люба поинтересовалась: – А что это такое коричневое ты тут наварил? Вместо ответа налил ей чайку и предложил попить со мной. Хозяюшка, не торопясь, и в сомнении отхлебнула. – Неплохо. Но мед все-таки лучше. Может быть. Все на любителя. Только сейчас медведей и меда в лесу много, а чай в наших краях и через тысячу лет никак не растет. Допили, поболтали. До обеда еще можно побродить часок. Отправился поглядеть на эксперименты с глиной. Если кирпичей до сих пор не получилось, прикрою эти сомнительные опыты, и так уже дороговато обошлись. А на пороге зима. В мороз ничего не налепишь. Лошадка донесла махом. Бывший кожемяка налепил и закалил несколько кривоватых изделий. Спросил молоток, он дал топор. Мне, правда, без особой разницы – с самого детства оба инструмента в руках сына плотника прижились. Стукнул по одной вещи – труха. По другой – то же самое. Объяснил работяге, что на этом процесс закончился. Не получилось. Звезда стала с четырьмя лучами. Он поплелся ишачить на братьев. Что делать, ему не повезло. Бывает и хуже, но реже. Я опять взгромоздился на Зорьку и подался на дневную трапезу. Надо налегать на кареты. Подходят купчики, интересуются, но предложений пока нет. Надо внедрять среди бояр и главное – боярынь. Вот у тех денег хватит. По очереди что ли им давать покататься? Потом назад не вырвешь… А шарабаны мои для продажи пока слабоваты. Надо делать мягкие сидения, стеклить окна, разработать, сделать и поставить задвижки на двери. И некому поручить это дело – специалисты еще не родились. Надо хоть первый опытный экземпляр довести до ума, доработать до товарного вида. То, что есть сейчас, продать, конечно, трудно. И тут заниматься с кирпичами, просто нет времени. Доехал, расседлал кобылицу, поучил Марфу и отправился кушать. Сегодня петь было не нужно – пришло время отдохнуть. Повалялся и решил проведать лавку-склад на Торговой стороне. У Фрола было странновато: он, безоружный, противостоял шести вооруженным людям. Пятеро уже вытащили мечи, шестой стоял и командовал. Дело явно было плохо. Увидев меня, купец крикнул: – Володя, уноси скорее ноги! Каков молодец! Сам погибай, а товарища выручай! Его явно из Костромы догнали. Шестой, похоже их атаман, тесть-убийца. Вся бандитская ватага повернулась ко мне – может еще кого-нибудь нужно зарезать? Я провел в воздухе рукой вперед и назад. Пятеро умерли сразу и без мучений. Предводитель еще тащил меч из ножен. Спросил Фрола: – Сам убьешь? – Он на мечах, вроде, очень горазд. Боюсь, не осилю. В ход опять пошла моя верная рука, и бандитский командир отправился к остальным. Купчина меня похвалил: – Ловко ты выучился! А что теперь делать будем? – Обдери, пока не окоченели, с них оружие. Одежду хочешь бери, хочешь оставь. – А ты? – Со старшиной пойду посоветуюсь. Мы знакомы. Фрол без лишних слов принялся за дело. Сказывалась ратная выучка. Выползли из склада два перепуганных плотника. Увидев изобилие трупов, начали креститься. Начальник купцов был на месте. Подарил ему полный кошель рубликов, объяснил положение дел. Его, оказывается, звали Сысой. Я тоже представился. Мы отправились поглядеть на место. Там уже скопился народ, тихонько переговаривались между собой. Фрол уже выгнал плотников, справедливо полагая, что от них сегодня работы уже не дождешься, снял все оружие с почивших. Одеждой он пренебрег. Сысой оглядел все и поднял на меня удивленные глаза: – Да на них даже и ран-то нету! Ответил ему, что я из бывших ушкуйников и умею убивать голыми руками. Им плевать, а ведунам недобрая слава не нужна. Решение старшина принял быстро: – Мертвецов отвезти подальше, чтобы тут не воняли, амуницию продать. Деньги – Владимиру! Вот это по-нашему, по-древнерусски! А то в суде Российской Федерации мне бы еще и срок припаяли. Я тут же сбегал, нанял подводу, и мы начали грузить. Всех мерзавцев покидали в Волхов, чтобы порадовать рыбок. Сделали это пониже Новгорода, чтобы всякая иногородняя сволочь к берегу возле города не прибивалась. Потом продали оружие и кольчуги. Все деньги я забрал себе в это трудное время, а Фрола решил поощрить за смелость и заботу обо мне другим способом. – Ты же мне вроде деньги был должен? Последовало сбивчивое объяснение, что вот они продадут товары, а вот уж после… Я его прервал: – С сегодняшнего дня, ты, за доблесть, от долгов освобождаешься! Он опешил: – Ты же один всех врагов убил? – А кто кричал, чтобы я убегал? Тут Фрол обрадовался и кинулся меня обнимать. От поцелуев удалось увернуться. Видимо долг его тяготил очень сильно. Да и сумма была немалая. Те деньги, что я получил сегодня, окупили и затею с кирпичом, и постройку первой кареты. – А как ты выдумал убийство голыми руками? – Ничего не выдумывал – и рассказал о нападении у первой лесопилки на Матвея. – Одного ушкуйник положил совсем без оружия, а надо было бы, и остальных невооруженный туда отправил. И я этому учился, но потом вошел в силу и не нужно стало чужие шеи крутить. Тут мы вошли в город и разбежались. Фрол побежал хвастаться прибытком перед Катюшей, а мне нужно было отлежаться после убийств. Тяжелое оказывается дело! Придя к Игорю, упал и попросил беспокоить только в случае пожара. Вышел только на ужин. Там со мной поделились животрепещущей новостью: боярская поганка опять заявилась! Тут меня поднимать не стали, Люба вырулила сама. По моему совету она внутрь никого не пустила, а испугала гадину известием, что здесь непотребное для бояр место. После чего крепко закрыла калитку и ушла в дом. Больше эти твари в ворота не ломились. Мы весело поели, и я изложил как на нас напал тесть моего управляющего с ватагой убийц. Ведун с женой выслушали без удивления: ну, лишил боевого духа, и все умерли или сразу убил – принципиальной разницы не было. Мы ведуны – и этим все сказано! После ужина я взял в руки домру и попел друзьям. Потом посидели на лавочке во дворе, поиграли с собаками. Мой подросток все более походил на грозную взрослую среднеазиатскую овчарку. Марфа уже четко знала, кто ее единственный и любимый хозяин. Я кормил ее утром и вечером. Любовь попросил в это не вмешиваться. Если приходил после кормления Потапа, который едой никогда не делился, нас с собакой ждала в сенях миска с едой для нее. Сейчас оба волкодава прижимались каждый к своему хозяину и виляли незначительными остатками хвостов. Багровел закат. Все были счастливы. Потом ведуны пошли спать. Собаки остались караулить. Глава 17 Утром я вдруг почувствовал, что могу убить всех крыс в доме. На мышей это не распространялось. Пусть их кошки переловят, когда подрастут. Мышек все кошачьи, кроме породистых котов, ловят хорошо. Помню в прежней жизни, в частном доме, отдыхали мы вечерком всей семьей у телевизора: папа с мамой лежали на диване, я сидел в кресле. Тут наша полосатая кошечка приволокла свежепойманную мышку и стала с ней играть: подкинет вверх, даст отбежать, опять поймает и так много раз. Очередной бросок окончился неожиданно: грызун упал матери на грудь! Страшный по невероятной громкости крик испугал мужчин семейства. Наверняка мышь умерла от неслыханного акустического удара, а не от измывательств кошки, которая от ужаса унеслась, бросив жертву. Организм неопытного ведуна узнал свои силы после вчерашнего успеха. Новая способность тут же была реализована. Дохляков мы с Игорем собрали в два ведра: он нес тару, а я кидал в нее гадов только что выданными старенькими рукавицами, взяли лопату и пошли за город. Отошли подальше, выкопали здоровенный скотомогильник, покидали и зарыли тварей. Вместе с ними избавились и от перчаток. Ополоснули емкости и отправились завтракать. Ведун задумчиво сказал: – Ну ты и силен делаешься! Я об такой ловкости и не слыхивал. Мы должны видеть глаза того, на кого хотим подействовать. А истребить прячущихся в темных норах, выгнав их перед этим из недоступных щелей – это ведунам никому не дано. Пожалуй, нам всем до тебя далеко… – Твоими молитвами, – отозвался я другу, сделавшего меня вначале первым певцом города, а теперь и знатным ведуном. Потом, после еды, запряг Вихря в бричку и поехал ее улучшать. Все пошло, как по маслу: поставили ручки и защелки на двери, постелили мягкую шерсть в несколько слоев на сиденья, затем обили это плотной тканью, остеклили окошечки и сделали их откидными, соорудили сзади место для громоздкой клади. Стекла обошлись очень дорого, но не для бедных же делаем. Приступок сзади выкрасили. Забили в пазы на крыше смоляную паклю, чтобы как на ладьях и ушкуях, не протекала. Вернулся. У ворот меня уже ждали люди от очередного болезненного боярина. Я отправился, как был, на карете. Въехали во двор, было пустовато. Прошли в комнату хозяина. Еще из коридора были слышны его громкие стоны. Войдя, сразу взялся за дело. Выглядел боярин неважно: серо-бледный, худой. Тестирование дало неутешительный и страшный прогноз – рак, похоже, желудка. Только раскрыл рот, чтобы отказаться от лечения, как вдруг пробила мысль: а что мне до опыта других ведунов с моими-то новыми способностями? Не получится вылечить, может хоть боли удастся уменьшить? Взялся за дело. С большим трудом разомкнул черную полосу и как мог ее попытался ее убрать. На краях пока держалась. Но ведь можно и завтра прийти, и послезавтра… Стал биться с выравниванием остальных линий. После возни в течение часа черная линия совсем исчезла. Онкологический больной перестал метаться и громко стонать. Он поднял на меня ясные голубые глаза и сказал: – Вылечил. Точно, вылечил! Я заметил, что ручаться за это уверенно не могу, взялся за такую болезнь впервые в жизни и надо еще раз поглядеть попозже, но был прерван. – А другие-то вообще не берутся! В двух городах был, трех ведунов обошел, исход один: двое глаза отвели и отказались, третий прямо сказал, что дни мои сочтены и остается только молиться. Я смерти не боюсь, но боль! Измотала зараза! А сегодня, раз – и следов не осталось. Ты один такой на всю Русь! Буду всем рекомендовать только тебя. Он крепко пожал мне руку. Для такого знатного человека это было невиданно. Это не будущее, где все равны. – Дворня вся прячется, боятся прогневаюсь. Жена и дочь ушли от моих стонов подальше. Все ждут, когда перестану донимать и издохну. А тут ты – как свет в окошке!