– Что ж, хорошо. Я бы хотел осмотреть весь дом, но сначала я хочу увидеть моего сына. – Конечно же, хозяин, – ответил Аматап, протягивая руки. – Ваши плащи? Катон отдал ему плащ и вещмешок, затем то же самое сделал Макрон. Домоправитель повесил вещи на деревянные штыри и повел их по короткому коридору. По обе стороны виднелись заколоченные двери, и Катон догадался, что они ведут в комнаты, выходящие на улицу по обе стороны дома. – На первом этаже лавки, так? – Слева – лавка корзинщика, справа – булочника, хозяин. – И какую аренду они платят? Раб покачал головой. – Не знаю, хозяин. Эти дела никогда не входили в мои обязанности. Отец госпожи Юлии взял все на себя до твоего возвращения. – Понимаю. Дойдя до конца коридора, они вышли в атриум. Под открытым небом был устроен небольшой квадратный пруд с мозаичными изображениями рыб. При свете звезд можно было достаточно хорошо все разглядеть, и Катон увидел несколько дверей, ведущих из атриума в комнаты, и узкую лестницу в углу, ведущую на второй этаж. – Очень красиво, – сказал Макрон, глядя по сторонам. – Действительно, очень красиво. Ты хорошо приземлился, парень, сомнений нет. – Наверху четыре комнаты, хозяин. Все сейчас пустуют. Госпожа не успела ни украсить их, ни купить мебель. Вон там ее спальня. Вон там – кабинет, который она приготовила для тебя, рядом столовая, а последняя дверь ведет в комнату господина Луция. Хочешь его увидеть? Он сейчас наверняка спит. Катон кивнул. – Да, хочу, прямо сейчас. – Тогда прошу прощения, хозяин, схожу на кухню за лампой. Он вышел из атриума в другой коридор, и Катон с Макроном услышали тихий разговор. Один из голосов был женским. Макрон повернулся к другу. – Как себя здесь чувствуешь? – Чувствую? Катон на мгновение задумался. – Как чужой в этом доме, если честно. У меня никогда не было своего дома. Для меня все это в новинку. Даже не знаю, что со всем этим делать. – Нам остается играть с тем, что сдает нам Фортуна, парень. И у нас нет особого выбора в том, что с этим делать. Катон улыбнулся. – Это что? Философствуешь? – Это опыт, парень. Куда лучше философии. Неяркий свет и шаркающие шаги возвестили о возвращении Аматапа. Вместе с ним шла дородная женщина в свободной тунике, которая висела на ней, будто палатка. Домоправитель сделал жест рукой, и она поклонилась Катону и Макрону. – Это Петронелла, хозяин. При свете лампы Катон увидел, что у кормилицы миловидное пухлое лицо и пронзительные темные глаза, высокий лоб и коротко стриженные темные волосы. Лет тридцать с небольшим вроде бы, хотя при таком освещении трудно сказать точно. – Полагаю, тебе сказали, кто я такой. Она кивнула. – Я бы хотел увидеть моего сына. – Да, хозяин. Она взяла лампу у Аматапа и повела их к двери в комнату Луция. Остановилась, взявшись за задвижку. – Хозяин, будет лучше, если войдем только мы двое. Не стоит пугать бедное дитя, если он вдруг проснется в окружении незнакомых взрослых. – Хорошо, – ответил Катон и повернулся к Макрону. – Не возражаешь? – Вовсе нет. Это же твой сын. Со временем я и так с ним хорошо познакомлюсь. – Благодарю тебя, – ответил Катон и повернулся к кормилице. Та сдвинула задвижку и тихо открыла дверь. Подняла лампу и вошла в комнату, ведя за собой Катона. Это оказалась скромно обставленная комната правильных пропорций. Кроме кровати в ней были табурет и сундук в изножье кровати. – Осторожнее, хозяин, – прошептала Петронелла, показывая под ноги. Катон поглядел вниз и увидел, что едва не наступил на небольшие деревянные фигурки, стоящие на полу. Наклонившись, он поднял одну из них. Это оказалась достаточно грубо вырезанная из дерева фигурка легионера. – Очень их любит, – сказала кормилица. – Все время с ними играет, хозяин. И убрать их его не заставишь, когда он спать ложится. Катон поставил фигурку на пол и тихо подошел к кровати. Петронелла поднесла лампу ближе, и он увидел лежащего на животе мальчика, повернувшего голову в сторону, разбросавшего руки в стороны. Тонкое одеяло он тоже скинул во сне, а пухлые ножки вытянул. Когда Катон подошел к нему, мальчик сморщил нос и что-то невнятно пробормотал, а потом вздохнул. Затем его дыхание снова стало ровным и неглубоким. Катон тихонечко сел на край кровати и осторожно коснулся мягких темных кудрявых волос. У него зашлось сердце. Это его сын. Луций. Его плоть и кровь, плоть и кровь Юлии. Ему показалось, что он видит курносый нос и маленький подбородок, унаследованные им от матери. От этого у него заныло сердце. Он снова затосковал по Юлии и мысленно проклял богов за то, что они забрали ее у него. Осторожно встав, он кивнул в сторону выхода в атриум. Они оставили спящего мальчика и тихо закрыли дверь. – Ну как? – спросил Макрон, наклонив голову. – Отрубился и спит, как ветеран. Макрон усмехнулся. – Значит, весь в отца. Повезло ему. И тут Макрон сморщился и непроизвольно зевнул. – Чтоб меня, совсем расклеился. – Да уж точно. Аматап, найди центуриону хорошую кровать. – Да, хозяин. А тебе? – Я лягу спать в главной спальне. – Да, хозяин. – Хорошо, и разбудишь нас завтра во втором часу. Я так понимаю, еды у нас хватает. – Вполне, хозяин, – ответила Петронелла, кивая. – Тогда будем спать ложиться. Аматап слегка сморщил лоб. – Хозяин, ты не желаешь осмотреть дом целиком? Катон недоуменно обвел взглядом атриум. – А что, еще есть, что смотреть? – О да, хозяин. Кухня, помещения для рабов, но, прежде всего сад и место для трапезы на открытом воздухе. У госпожи это была любимая часть дома. Сейчас, конечно же, не слишком много увидишь. – Значит, посмотрим утром, – прервал его Катон. – А пока что нам обоим надо поспать. Проводи центуриона Макрона, будь добр. Дай ему другую лампу, а эту отдай мне. Я сам дойду до спальни. Взяв лампу, Катон обернулся к другу. – Хорошо тебе выспаться. – Не сомневаюсь, – ответил Макрон, жестом обводя дом. – О таком месте для постоя можно было только мечтать! Они устало улыбнулись друг другу, и Катон пошел в хозяйскую спальню, дверь которой ему уже показал Аматап, обходя окружающие пруд колонны. Открыл задвижку и толкнул дверь. Петли тихонько скрипнули. Переступив порог, Катон уловил сладкий запах. Наверное, Юлия что-то в комнате положила, чтобы уютнее было. Спальня оказалась достаточно просторной, вдоль одной стены стояли сундуки, вдоль противоположной – стол, стул и полки с горшками и кувшинами, а посередине стояла большая кровать с толстым матрасом и двумя большими подушками, застеленная тонкими льняными простынями. У изножья кровати стояли небольшие сандалии. Подойдя к столу, Катон увидел щетки для волос и зеркало, а еще небольшие горшочки с благовониями и румянами для лица. Рядом была небольшая деревянная рамка, на которой висели ожерелья и браслеты. В стороне от них на столе лежал большой серебряный амулет. Катон улыбнулся, подумав, что она, наверное, купила его, чтобы подарить ему в день возвращения. И он повернулся к кровати. Поставив лампу на небольшой прикроватный столик, он разделся и, сложив одежду, положил ее на стул. Затем откинул покрывала и, забравшись под них, лег на бок, прижимаясь лицом к подушке и вдыхая еле ощутимый запах, другой, нежели во всей комнате. Более тонкий и более человеческий. Запах волос. Волос Юлии. Закрыв глаза, он вытянул руку и провел пальцами по матрасу, нащупывая еле заметные впадины там, где она когда-то лежала. Уснуть не получалось, и он лежал без сна. Его охватили воспоминания и ужасное ощущение безвозвратной потери. И куда более жестокое ощущение того, что теперь ему придется жить без Юлии. Жить без любви. У него есть сын. У него есть Макрон. Он пытался утешить себя, но все равно чувствовал себя одиноким, как никогда в жизни.