– Ладно, пошли опять в лес, там безопаснее. А как ты собрался искать? – По ощущениям, по приметам. Бутылки, бумажки, пачки из-под сигарет. – А найдем опять коньяк или орешки. – И то хлеб. – Кстати, вот что-нибудь поесть бы найти. – Я не хочу, у меня бухло, наоборот, отбивает аппетит. – Я рад за тебя. А я бы поел чего-нибудь. – Орешки остались, пощелкай их. – А как их щелкать, ты говорил? – Не как семечки, а поперек. Но я сам никогда не умел, просто расковыривал их. – Еда, которую нужно еще расковыривать… – Я с детства привык, что еду нужно добывать. – Вот я, кстати, всегда удивлялся: вроде унылый подмосковный лесок, а на пятьсот метров вглубь зайдешь – и уже какая-то сказочная тайга. – Не, тайга не сказочная, в смысле не страшная. А тут опять сказочный лес, да. – Вот, кстати, насчет «сказочный»: знакомые рассказывали, что находили случайно у себя в подъезде. А чтобы так, канонично, в лесу случайно найти и украсть чужой клад – не думал, что может такое быть. – Ну, ты знаешь, что я сейчас скажу, да? – Да. Но ты же все равно скажешь. – Могу не говорить. Могу про девушек рассказать. – Про каких? – Про своих. Когда мысли страшные, я всегда начинаю о женщинах думать. – Так ты про девушек или женщин хочешь рассказать? – Могу и о тех, и о тех. У меня их, оказывается, много было. Это мне Соня потом объяснила. Видимо, чтобы мне совсем грустно не было оттого, что женился. – Давай остановимся на чем-то одном. – В общаге была общая кухня на этаже. Кирич мне там объяснял, какие пельмени лучше жарить, а не варить. – Ты же про девушек хотел? А, ты подходишь к этому. – Да. – Только можно, пожалуйста, без кулинарных метафор. – Слушай, давай машину хотя бы листьями забросаем. Она же у нас каршеринговая, платить потом за нее. – Сейчас тебя листьями забросаю. 16:49 «Крейцерова соната» – Я тоже женился в тридцать пять и тоже на Софье. А до тридцати пяти – тоже пьянство и разврат, конечно. – Так про пьянство или про разврат ты сейчас хочешь? – Сейчас про свадьбу, ты же спрашивал. – Таак. Значит, ты женился как Толстой? – Не совсем. Я недавно снова перечитывал «Крейцерову сонату». Страшное произведение, конечно. – Напомни вкратце нашим зрителям сюжет. – Ну какой там сюжет. Человек, больше всего в жизни любивший женщин и плотскую любовь, в старости лишился ее, но не разлюбил. – Кого? – Любовь. Именно плотскую. – Оок. – И тогда от обиды и раздражения он написал, что плотская любовь – это плохо. А женщины главное зло. – А, ты про самого Толстого. – Конечно. – Мне кажется, ты упрощаешь. А как же тонкость чувств, сложность переживаний, всякие оттенки, свойственные русской классике? – Мне кажется, ты просто не читал. – Я прочту обязательно. Я так понимаю, через «Крейцерову сонату» ты подходишь к своей свадьбе. – Нет. Просто грустно стало от этой «Сонаты». Видно, как он хочет этой плотской любви, этих женщин, которых с таким омерзением описывает. «Эти голые плечи, руки, почти груди». Вот что, по-твоему, значит «почти груди»?! – Я думаю, по смыслу там «почти голые груди». Как бы сокращенно. – Нет! Это именно часть женской груди́, где уже начинаются гру́ди! Я прямо вижу это место, а значит, и он видел! А ты видишь? – Сейчас нет. Вообще да. – И он мучился страшно оттого, что в старости мог видеть и осязать эти «почти груди» только в воображении. И мстил им этой «Крейцеровой сонатой». Как бы говорил ею: смотрите, они плохие, плохие, потому что мне их больше нельзя. Как все завязавшие люди, осуждал то, с чем завязал. Я боюсь превратиться в такого чувака, который осуждает бухло и меланхолию. То есть то, с чем я завязал. – Не думаю… Хорошо, я прочитаю обязательно эту «Сонату». Но уже пора переходить к вашей свадьбе. – Поставьте в описании ссылку на сайт tolstoy.ru. «Весь Толстой в один клик» можно погуглить в Яндексе. Я все тома Полного собрания сочинений оттуда качаю. – Ты опять немного отвлекся. – Я это все к тому, что он написал «Крейцерову сонату» в шестьдесят шесть лет, и значит, ее нужно обязательно перечитывать в шестьдесят пять плюс, чтобы не мучиться так же, как он. Просто отпустить то, что само неизбежно уходит. Отпустить то, что все равно нельзя удержать. То есть, применить мой любимый принцип неделания ненужного. Непротивления ненужному деланием. Нужно просто не делать ненужного. Не осуждать женщин и плотскую любовь, а вспоминать о них иногда с восторгом и благодарностью. – Ты хочешь сказать, что тоже, как Толстой, больше всего в жизни любишь женщин и плотскую любовь? – Да. – Пацаны, я надеюсь, вы хорошо засняли эту эффектную паузу. Это самый короткий ответ за все наше интервью. – А поженились мы в МФЦ где-то на Шаболовской. Выбрали свободное МФЦ более-менее в центре, получилось тридцатое апреля. Ровно за день, «чтобы не маяться» – это Соня внезапно настояла, даже у нас в деревне не было такой деревенской приметы. А, когда подавали заявление через «Госуслуги», платить пошлину в триста рублей пришлось почему-то Соне, «невесте». Я потом долго смеялся над ней за эти триста рублей и за то, что «Госуслуги» назвали ее «невестой». – Мне казалось, здесь должна быть эффектная романтичная связка про то, что из всех женщин ты выбрал именно ее. – А потому что это загадка. Раньше ты любил других женщин… – Многих? – Одну. – Расскажешь потом. – Посмотрим. Нравятся, в принципе, тебе многие. – До сих пор нравятся? – Не, сейчас уже нет. Я ведь женат, мне нельзя.