– Какая бутылка? – Коньяка. Типа «Коктебеля». Не типа, а… – Смотри еще везде! Сверточек такой, изолентой обмотанный. – Да не свети в глаза. Нет тут больше ничего. Я чувствую. – Реально, бутылка коньяка? – Да. Борьба алкоголя с наркотиками. – Они издеваются, что ли… Слышишь? – Да. – Тихо сиди. Нас тут нет. 1:48 Почему ты здесь – …Ни музыки особенной, ничего того, за что мы его любим. Просто простенький суховатый бит, трогательные клавиши и текст, неожиданно понятный. Такой грустный дружеский разговор: «И лучше не пробовать ниче кроме растений, кроме растений». – И ты хочешь такой роман написать? – Ну типа да. Такой же по атмосфере, по настроению. Дружеский задумчивый разговор. Маленький роман. Без ничего. – Интересно. Роман «без ничего». – Я не знаю, интересно ли получится. Я, когда пишу, я не пишу. Я ищу. Ищу непонятно что неизвестно где, и часто оказывается… – Подожди. После «растений» прилетит наша традиционная плашка. Которую мы ради тебя изменили: «Здесь говорят о наркотиках. Никогда не пробуйте их. Наркотики – самая большая беда, которая может случиться в вашей жизни». Почему ты поставил такое условие: в нашем интервью не должно быть мата? – Хочется говорить на каком-то универсальном языке. Чтобы и дети, и бабушки к нам подключились. – Ты хочешь говорить с детьми и бабушками о наркотиках? – Я вообще не хочу говорить о наркотиках. Я хочу говорить о Соне, о еде и о литературе. – Но интервью ты все равно хочешь без мата? – Без. – Хорошо. Тогда у меня встречное предложение. Давай устроим пьяное интервью. – Может, не надо? – А хочется говорить на универсальном языке. – Я не хочу бухать. – А тебя никто не спрашивает. – Так в интервью ведь должны что-то постоянно спрашивать… – А я не готовился. Давай. Коньячеллы! – А что за коньячелла?.. – «Коктебель». – Ох, боюсь я. – А мы не боимся ничего. В том числе продакт-плейсмента. «Коктебель»! Да с шоколадочкой! Да с «Альпен-Гольдиком»! – Ну… Ладно. Наливай. Спрашивай. – А я не буду ничего спрашивать. Говори, что хочешь. – Да вроде ничего не хочу. – Ладно. Тогда, как ты думаешь: почему ты здесь? – Ну и вопросы у тебя. Мы все, если задумаемся, где мы, можем надолго залипнуть на этом вопросе. А «почему» – вообще лучше не задумываться. Но все-таки… – Вот давай, «все-таки». Рассказывай пока тут. Я отлить схожу. 2:28 В овраге – Лёнич, может, коньяк пока откроем? – Ты поехавший? В смысле – «пока»? – Ну, пока они не уедут. – Иван, тихо сиди, я тебя прошу. – Да они далеко, и сейчас уедут. Давай нервы немножко успокоим. – Я сейчас тебя успокою… А что они здесь делают? – Ну мало ли. – Вот именно – мало ли! – Ну не знаю. Деревья красят. – Ладно, давай выпьем. Тихо только. Ни запивки, ни закусить ничего нету… – А шишкой занюхать, и нормально. – Какой шишкой? – Ну кедровых тут, конечно, нету. Вот, обычной, сосновой. Я, кстати, ел варенье из шишек. Хочешь расскажу? Там такая драма была. – Из-за варенья из шишек? – Не… Испугался я тогда семейной жизни. Устал быть постоянно нормальным. Спад у меня, в общем, был. Ну, ты знаешь, когда у меня спад… Да, я же хотел рассказать. Главная драма была у нас из-за «Нутеллы». Кстати, вот «Нутеллой» коньяк вообще отлично закусывать. – «Нутеллы» же, как я понимаю, нету. Ты же ее не носишь с собой, я надеюсь? – Если ее носить с собой, и ее у тебя найдут, сразу же поймут, что ты поехавший. – Давай свою шишку. Реально, их есть можно? – Не, эти обычные сосновые нельзя. Максимум занюхать. – Они ядовитые, что ли? – Да нет. Просто невкусные. Вот бы сейчас кедровых шишек найти. – Так. Все. Давай коньяк свой. – Он не мой. – Вот и интересно, чей. Хотя когда бы я так собрался: коньяк из горла ночью в лесу…