– На свежем воздухе хорошо. Похмелья не будет. – Я надеюсь, похмелья не будет, потому что ты не собираешься его весь выпивать. Нам еще идти. – А куда? – Вот это хороший вопрос. Мы с тобой вообще не туда пошли. Когда там наверху шли, GPS как-то подозрительно быстро показывал. А здесь, в овраге, карта уже похожа на правду. Хотя должно быть наоборот. И я как будто от тебя заразился этим… – Кретинизмом. – Да. Топографическим. – И не только. – Овраг огромный. И наша точка на том конце. Ну правильно, полчаса, это километра два должно быть. Но когда они уедут… – А уезжают. – Правда? – Ну вон, что-то как будто грузят в машину. Садятся. – После этой операции на глазах ты в темноте, что ли, стал видеть? Как летучая мышь. – Мыши не видят. Они чувствуют. – Ну вот, говорю же, как ты. А правда, уезжают. – Вон, все, на дорогу выехали. В сторону того «Бургер Кинга» на заправке едут. Я бы сейчас тоже не отказался от «Бургер Кинга». – Все. Пойдем. – Ну сейчас, коньяк допьем и пойдем потихоньку. – Пошли! – Ладно… Так вот, про «Нутеллу». Увидели с Соней в «Ашане» «Нутеллу» по акции. Что-то типа четыреста семидесяти рублей большая баночка шестьсот тридцать грамм. Прикинь, найти шестьсот тридцать грамм «Нутеллы». – Надеюсь, сегодня найдем. Не шестьсот тридцать, конечно. – Я, естественно, Соне: давай купим. А она мне говорит: нет. Просто нет. – И что дальше? – Дальше драма. Она из-за фигуры переживает. Сама не хочет есть и мне не дает. Ну хочет, конечно, но запрещает себе и мне заодно. Но потом все равно едим, конечно. А я всю «Нутеллу» во всех «Ашанах» отдал бы за ее фигуру. – Дальше-то что? «Нет. Просто нет» – и? – Дальше драма, говорю. Мы тогда из «Ашана» шли назад вместе, но Соня шла в наушниках, как королева драмы. И теперь, когда в прихожей собираемся куда-то, она каждый раз спрашивает: «Наушники-то брать?» Знаешь, как меня бесит, когда она долго в прихожей собирается. – Ну и драмы у вас. Дай глотнуть тоже. – Не очень, конечно, коньяк. – Ты его вообще бесплатно нашел. – Бесплатно – не значит даром. – Так, пошли мысли Ивана. Коньяк у меня будет. – Да не нужен мне твой коньяк. – Интересно все-таки, чей он. – Ну может этих, которые приезжали. Прячут в лесу коньяк. – Зачем?! – Вопрос для целого интервью… 3:12 В домике – Тебе свойственно прятаться? – Да, как всем, наверное. Я в детстве любил строить домик из диванных подушек. Накрылся покрывалком, и сразу уютно. – Все любили. – Ну конечно, перестроечное детство. – Ты его помнишь? – Помню какие-то поэтичные, трогательные эпизоды. Но, скорее всего, я их себе придумал. – Например? – Году в девяностом – сколько мне было? – три года, получается, сестра Марина брала меня с собой в магазин. И пока стояла в очереди, сажала меня на прилавок. Помнишь, были такие прилавки, или как они назывались? – Помню. – И вот я там сидел и болтал бесконечно. Интервью давал тетенькам в очереди. – В три года болтал? – Ну да, самое же время для болтовни. Самое интересное, что и в тридцать три почти то же самое. – Три раза подряд «самое». – Просторечная речь. – «Просторечная речь». – Мне можно. О чем я говорил? – Болтаешь много. – Да! Тебя не спрашивают, а ты все равно болтаешь. – Я тебя спрашиваю. – Вот, и я отвечаю. А то обычно утром Соня мне говорит: опять всю ночь интервью давал во сне самому себе. – Ты разговариваешь во сне? – Конечно. Как все. – Я не разговариваю во сне. – Ну ты на работе много разговариваешь. – Это правда. О чем ты говоришь во сне? – Откуда же я знаю. Я не то что во сне – мы и в жизни-то не очень понимаем, о чем говорим. – Сейчас мы говорим о том, свойственно ли тебе прятаться. – Свойственно. – Ты сказал про подушки и покрывалко. Не думаешь ли ты, что вещества – это тоже домик, в который люди прячутся? – Наверное. Конечно. – В чем ты прячешься сейчас?