Я хотел бы не знать тебя, но я знаю. (с) «Грань будущего» 1 Генерал Ричард Дарнье был истинным английским патриотом и солдатом. Всё его существо было направлено на соблюдение жёсткой дисциплины, а помыслы сосредоточены на одной цели — служении Англии. Лишь однажды он позволил себе слабость. Белокожие чары прекрасной Изабель Далон заставили генерала на время позабыть о своём долге. Этого времени было достаточно, чтобы сделать строптивой француженке предложение. Её чёрные локоны были так же темны, как страсть, поглотившая генерала. Но Изабель ответила отказом. Дарнье же, привыкший бросать все силы на кровавые завоевания индийских княжеств, и не думал отступать. Ему не стоило труда заручиться поддержкой родителей Изабель, и вот уже Лондон празднует пышную свадьбу, приветствуя миссис Ричард Дарнье. Слишком поздно Ричард понял то, что с самого начала было у него перед глазами — привязав Изабель к себе, он не добьётся ни её любви, ни заботы, ни преданности. Теперь она флиртовала ещё отчаяннее, позволяя себе те вольности, которые не могла допустить незамужняя девушка. И Ричард, мучимый ревностью, принял решение: он увезёт Изабель из Лондона. Из Англии. Так Изабель Дарнье, в девичестве Фалон, оказалась в Индии. Изабель была знакома лишь одна сторона Индии — украшенная яркими цветами пестрых тканей и блеском драгоценных камней невиданной красоты. Она быстро смирилась со своим замужеством, ведь Ричарда так часто не бывало дома… 2 1889 год, апрель. Тридцать лет назад превосходящая в вооружении и дисциплине английская армия подавила восстание сипаев1. Разобщённые, воюющие друг с другом индийцы не смогли сплотиться, чтобы отстоять свою независимость. Но отдельные группы мятежников всё ещё не оставляли надежды побороть англичан. Даже спустя столько лет после подавления восстания всё ещё продолжали вспыхивать очаги недовольства. Редкие, но жестокие, они уносили жизни многих английских солдат. Генерал Дарнье проявил доблесть и отвагу, отбивая врага, предательством заманившего в ловушку руководимый им отряд. Умелым командованием он сумел вывести своих людей из осады и найти убежище в джунглях. Но в самом начале сезона дождей, когда вода выгоняет из своих нор змей, а ветер сносит любое препятствие на своём пути, индийский лес — не лучшая защита для измученного отряда. Взятый в плен сипай пообещал надёжное укрытие в обмен на свою жизнь, и Ричарду не оставалось ничего иного, как довериться ему. Пленник привёл генерала и его людей к разрушенному храму, вырубленному прямо в скале. Уставшие солдаты нашли там не только пристанище от ливней и ветров. В просторной зале с барельефами древних сражений и богов таинственно сверкали украшения, равных которым не было по красоте. Обезумевшие от такой удачи солдаты бросились наполнять свои карманы, а Ричард, одержимый жаждой к своей юной, но равнодушной супруге, ушёл на поиски сокровища, достойного её красоты. Он забрался так глубоко в этот странный храм, что даже свет факела не мог рассеять окружавшую тьму. Храм превратился в каменную пещеру. Под подошвами сапог хрустел вовсе не камень, и капала сверху совсем не вода. Когда пальцы Ричарда коснулись влажной и почему-то тёплой поверхности, страх и сомнения закрались в его душу. Нечто липкое обволакивало его пальцы. Знакомые запахи металла и соли… Где-то совсем рядом шумела вода, и слышалось чьё-то тяжёлое дыхание. То ли его, то ли того, чьи глаза следили из темноты за каждым его опрометчивым шагом. Робкое сияние факела озарило стены пещеры, покрытые длинными царапинами. Какая сила способна была поранить камень?! Но Ричард тут же позабыл о своём страхе, когда увидел заманчивое сверкание того, за чем он шёл. Он нашёл подарок, достойный Изабель. Быть может, теперь она станет чуточку ласковее с ним? Недолго эти грёзы владели разумом генерала. Нечто ужасное вырвалось из тени и бросилось на него. Длинные когти впивались в кожу, разрывая одежду. Острые зубы вонзались в беззащитную плоть. Ричард кричал, срывая голос, пока чёрные когти тигра пытались добраться до его горла. К коллекции следов на камне добавились новые. Ричард и сам не понял, как ему удалось вытащить саблю и пронзить тело тигра. Наверное, сегодня ему сопутствовала удача. Все заметили, что генерал Дарнье вернулся другим. Дело было не в изодранной в клочья окровавленной одежде. И даже не ранах по всему телу. Изменился его взгляд. Голубые глаза затягивали в невиданную прежде глубину. Это был тот самый омут, о котором так часто говорят. Страшный взгляд, в котором таилась дикость. И она вырвалась наружу, когда капитан вернулся наконец домой. Швырнув Изабель добытое в храмовой пещере ожерелье, он с яростью и жестокостью овладел женой, оставляя на её теле царапины столь же глубокие, какие и она оставила в его душе своим равнодушием. Он насиловал её до тех пор, пока Изабель не смолкла, утратив силы. Она лежала бледная, неподвижная, словно мёртвая, а в Ричарде словно боролись два существа. Его душа, мятущаяся и одинокая, была в ужасе от того, что он сделал. А тигриная свирепость, что пробудилась в его теле, чувствовала долгожданное насыщение и вновь желала удовлетворить этот голод. Голод одиночества. Под звук непрекращающегося дождя Изабель Дарнье разрешилась бременем. Когда хрупкая индианка, принимающая роды, поднесла дитя госпоже, та отмахнулась от ненавистного младенца. На протяжении восьми месяцев беременности Изабель искала способ избавиться от ублюдка, росшего в её чреве — плода омерзительного деяния её мужа. Снадобья, травы, заговоры индийских ведьм — ничто не могло извести ту тварь, что росла и крепла внутри неё. И всё же ей удалось на месяц раньше вытолкнуть его из себя. Но вопреки надежде, что младенец не выдержит, он выжил. Раздирающий ушные перепонки плач перекрыл даже шум бури. Единственное, что успела разглядеть Изабель — смуглая кожа и короткие, почти красные волосы на голове существа, которое она отказывалась признать своим сыном. Эти влажные пряди мелькали перед глазами всполохами адского огня. Гарван Дарнье рос сам по себе. Окружённый десятками людей, он всегда был в одиночестве. В те редкие моменты, когда мать смотрела на него, её взгляд наполнялся странной злобой. Лишь позже Гарван понял, что это была ненависть. Отец же и вовсе наплевал на своего отпрыска. Иногда о Гарване вспоминала няня-индианка. Но и от неё мальчик не знал добра и ласки. Она всё время оглядывалась на него и что-то шептала, а стоило ему внезапно выскочить из-за угла, так и вовсе убегала в ужасе, шепча какие-то молитвы. Может, она ожидала, что у него вырастут рога на голове, как у священных коров? Гарван этого не знал. Каждая толика внимания, которую он получал, была слишком бесценна и скоротечна, чтобы о чём-то задумываться. Никто не хотел с ним играть. Никто не собирался учить его читать и писать. Часто его даже забывали покормить. На улицах же Индии всё было не так. Впервые Гарван сбежал из дома в пять лет. Он гулял по грязным пыльным улицам, разглядывал английских офицеров и наблюдал за играющими мальчишками. В тот момент Гарван испытал незнакомое странное чувство, когда очень хочется обладать тем, что никогда не будет твоим. Первые тринадцать лет жизни он провёл в яркой, но грязной и красочной Индии. Среди англичан и индийцев, подле торговцев и нищих. Гарван знал, у кого можно украсть, а к кому лучше не приближаться; как сбежать из города, чтобы тебя не нашли; какие места используют контрабандисты-англичане, чтобы прятать свой товар. Он был почти счастлив. Среди пыли и зелени, впитывая режущие глаз цвета сари и вынимая занозы из грязных пяток, он был на своём месте. Так длилось до тех пор, пока Гарван не стал достаточно взрослым, чтобы понять, что с его семьёй что-то не так. Отец, одержимый безумием, был то ласков, то жесток, то попросту равнодушен. В нём словно жили два разных существа, которые постоянно боролись друг с другом. Днём эти сущности пытались ужиться, а ночи становились бессонными из-за громких криков агонии. Чёрная, словно кобра, ненависть матери к отцу отравляла её жизнь. И даже рождение маленькой черноволосой Даниэль ничего не изменило. Гарвану нравилось играть с сестрой, быть её защитником. Но всё это он мог делать лишь тайком — стоило матери заметить сына у колыбели дочери, как она превращалась в разъярённую Кали. Изабель бросалась на сына несмотря на то, что он превосходил её и в росте, и в силе. Её ногти навсегда оставили тонкие шрамы на его щеках и шее, стоило ей лишь увидеть Гарвана, укачивающего сестру. Но однажды всё прекратилось. Или это было лишь началом новой агонии?.. Сначала Гарван, а затем и Ричард застали Изабель в объятиях английского офицера. И, кажется, она ничуть этому не огорчилась. А ночью раздались два выстрела. Почему-то именно Гарван обнаружил обезображенное тело матери, а затем и отца, покончившего с собой после того, как застрелил жену. Неужели недостаточно испытаний выпало на долю мальчишки? Маленькую Даниэль забрали родители Изабель. Гарван же отправился в Ирландию — на родину Ричарда, к его матери. В холодной и неприветливой Ирландии всё было совсем не таким, как в Индии. Здесь даже люди были другими. Дикого и озлобленного Гарвана никто не хотел принимать. Здесь он был ещё более одинок. Загар постепенно сошёл, выгоревшие на солнце волосы отросли и стали почти алыми, а обидные выкрики ранили сильнее сабель. Гарван дрался, как никогда. Он постепенно превращался в зверёныша, загнанного и раненого. Графиня Дарнье решила увезти внука подальше от высокомерной аристократии. В маленьком городке Лирнсе Гарван узнал, как можно жить, не борясь за своё существование. У него были частные учителя, завтрак, обед и ужин по расписанию, игрушки и даже пони. У него было всё. Как жаль, что теперь он в этом не нуждался. Когда Гарвану исполнилось шестнадцать, бабушка, седая суровая старушка с обманчиво добродушным лицом, решила, что внук может участвовать в управлении семейным предприятием. Он оказался вовсе не глуп и быстро стал принимать участие в деле, налаживая торговлю камнем, которого в избытке было в Ирландии. 3 1914 год. Гарван снова сбежал из дома. На этот раз на войну. Он не был патриотом или храбрецом. Не был и героем. Он лишь надеялся на то, что пуля безымянного солдата настигнет его, сделав то, на что решился Ричард, но на что у его сына не хватало сил. Гарван надеялся не вернуться с этой войны. Пропасть без вести. Сбежать наконец из той жизни, которая не принесла ему ничего хорошего. Сидя в холодном окопе и слушая рассказы солдат о жёнах, детях и матерях, которые их ждут, Гарван желал спрятаться в сырой земле так глубоко, чтобы не слышать их голосов. И на следующий день, несясь навстречу пулям, он трусливо надеялся лишь на то, что не вернётся с того поля. Он надеялся пропасть навсегда. Но обнаружил себя в палатке хирурга с безобразным шрамом, уродующим и без того непривлекательное лицо, и славой героя. И почему он остался живым после того, как острая сабля коснулась его кожи?.. 4 С приходом англичан в Индии многое изменилось. Новые законы. Новые порядки. И, как свойственно людям, «удобные» законы были приняты и соблюдались. С самого рождения Савитри2 Решми была обречена. Появление на свет первенца-девочки в семье ачхут3 — неприкасаемых изгоев — было сродни проклятию. Ничего, кроме беды, как ребенку, так и родителям это не предвещало. Мало того, что в доме появился ещё один голодный рот вместо рабочих рук, так ещё и приданое — даури, нужно собрать, чтобы выдать обузу замуж. Первое, что попыталась сделать мать, когда узнала пол ребёнка — избавиться от окровавленного маленького существа. Но вот незадача — повивальная бабка отказалась даже продать яд женщине-ачхут. А у матери не хватило силы духа своими руками умертвить ребёнка. Вот так и росла Савитри Решми — неприкасаемая и никому не нужная. С ранних лет Савитри, как и её мать, занималась стиркой чужой одежды. Ей суждено было стать дхоби4 — прачкой. Это сулило относительную безопасность — хоть девочка и была из неприкасаемых изгоев, но она делала грязное чистым, а значит, её работа была важна. Савитри и сама так считала. Но всё равно продолжала испытывать мучительную боль и обиду от той несправедливости, что её окружала. Ей и её семье нельзя было брать воду из общего колодца, чтобы не осквернить её. Она должна была ходить очень осторожно, чтобы не коснуться кожи и одежды жителей деревни — ведь тогда она осквернила бы их своим прикосновением. И даже её тень не должна была падать на кого — то из другой варны — ведь из-за неё человек стал бы грязным. Но что могла изменить Савитри в установленном порядке вещей? Что она могла исправить в обычаях, которым десятки тысяч лет?! Она не могла ничего — лишь покорно и безропотно терпеть унижения, пренебрежение и всю ту боль, что ей причиняли. Но однажды она не вытерпела. Мужчина из варны5 кшатриев6 — воинов, пользующихся особым уважением, последовал старому как мир закону. Взять женщину для своей утехи, пусть даже она из неприкасаемых ачхут, было в порядке вещей. Кто она такая, чтобы отказать воину, защищающему покой Индии? Всего лишь жалкая женщина. Да ещё и изгой. Возвращаясь на окраину в свой дом с тяжёлой ношей влажного белья Савитри мечтала о том, что в следующей жизни боги обязательно сделают её членом одной из высших варн. Ведь она так прилежно трудится, старается. Выстиранное ею бельё всегда чистое, без единого пятнышка. И мать, кажется, ею довольна… Но солдат-кшатрий навсегда прогнал эти мысли из головы Савитри. С тех пор, как она стояла там перед ним, выслушивая приказания раздеться, и до самой смерти, Сави больше никогда не мечтала о том, чтобы быть кем-то другим — ни в этой жизни, ни в последующих. Не повинуясь древним законам и традициям, не следуя по тропам, проложенным ещё её предками, Савитри навсегда изменила свою жизнь. Она отказалась подчиниться кшатрию. Она попыталась убежать от него. Она лишила его жизни. Один удар в борьбе за жизнь изменил её судьбу. Сави ступила на долгий и страшный путь. На берегу реки, где стирала чужое бельё, она оставила тело мёртвого солдата. Она совершила грех, расплата за который была намного выше её жизни — убить кшатрия, да ещё такой, как она… Савитри ждала мучительная смерть. Жуткая. И странный голос внутри шептал, что она не должна сдаваться. Наверное, это коварная Кали мечтала заполучить голову Савитри. А может, это происки жутких ракшасов7 — демонов, совершающих ужаснейшие поступки. Она и сама не знала, кто подсказал забрать одежду солдата, а тело его оттащить к реке. Обрезав свои волосы, надев мужскую одежду, Сави начала новый путь. 5 Индийские экспедиционные войска были сформированы для защиты интересов британцев в Месопотамии. Богатые нефтью края были необходимы промышленной державе, а солдаты колониальной Индии были здесь как нельзя кстати. Затеряться среди подобной армии было не самым трудным делом. Британцы, не знающие хинди, с трудом справлялись с войсками и не особо стремились сходиться с простыми солдатами. Сами же индийцы, вынужденные за крохи терпеть лишения, не проявляли друг к другу интереса и старались заботиться лишь о себе. Сави держалась поодаль, мало с кем заговаривала. Тяжёлая доля дхоби начисто стёрла девичью непосредственность и беззаботность. Худоба и измождённый вид превратили её в измученного войной мальчишку, всех сторонящегося. Разношерстная индийская пехота выглядела жалкой и слабой, и Сави стала частью всего этого. Такая же жалкая. Слабая. Потерявшаяся в чужой стране. Но именно сейчас, когда каждая минута могла стать мигом её разоблачения, Савитри чувствовала себя в безопасности. Слишком быстро она утратила бдительность. Кажется, беззубый лысоватый пехотинец начал что — то подозревать. Савитри ловила на себе его цепкий, липкий, как паутина, взгляд. Но однажды Мочали, так его звали, попытался спровоцировать драку. — Эй, червяк! Его противный голос раздался за спиной у Савитри, насыпающей корм лошадям. Она вздрогнула, обернулась и замерла на месте. — Да-да, ты! Наглый взгляд Мочали блуждал по тощей фигуре Сави. Секундное промедление на груди, а потом у живота, лучше всяких слов сказали о том, что он узнал её секрет. Ладони покрылись испариной. Пот прошиб спину, выступил над губой. Страх, знакомый, но от того ещё более ужасный, стал комком в горле, мешая дышать. Савитри поняла, что задыхается. Она уже знала, что с ней сделают: надругаются всем корпусом, а потом забьют камнями. Но это даже хорошо. Плохо будет, если её оставят медленно умирать. — Не более, чем ты! Займись лучше своей работой. Низкий хриплый голос с сипловатыми нотками развеял жуткие видения. Сави вздрогнула и сделала шаг вперёд, как будто её кто-то толкнул сзади. Рядом с ней и Мочали вдруг оказался гнедой. Его бока обхватывали настолько длинные ноги, что оставалось лишь гадать, что за великан покинул своих божественных собратьев ради войны. Савитри задрала голову выше, но не смогла разглядеть лица. Солнце, обнимающее великана за плечи, плащом окутало всю его фигуру, скрывая от любопытных глаз. Но то, как он держался в седле, и как моментально скукожился Мочали, словно уменьшившись в размерах, поражало. Он пришпорил лошадь и проехал мимо, а солнце следовало за ним по пятам. Но, кажется, оно не могло согреть этого великана. Он слишком быстро скрылся из виду, Мочали поспешил сделать то же самое, а Сави получила долгожданную отсрочку. И лишь когда вернулась к своей работе, она поняла: незнакомец-великан говорил на хинди. Без акцента, без неуверенности. Так, словно знал этот язык лучше самих индийцев. 6