– Нет. Хог прикрыл глаза руками и некоторое время молчал. Когда же заговорил, его голос был едва слышен. – Пока вы ничего… не обнаружили? Рэндалл отрицательно покачал головой. – Тогда, возможно, самым разумным будет оставить это дело. Наверное, лучше будет, если некоторые вещи никогда не выплывут наружу. Очевидное отчаяние и беспомощность Хога в сочетании с благоприятным впечатлением от его квартиры вызвали у Синтии прилив сочувствия, которое накануне вечером она сочла бы попросту невозможным. Она наклонилась к нему: – Стоит ли так отчаиваться, мистер Хог? Ведь у вас нет причин считать, что вы совершили нечто, чего следовало бы бояться… Или есть? – Нет. В самом деле нет. Ничего, кроме непреодолимой тревоги. – Но почему? – Миссис Рэндалл, вам никогда не доводилось слышать за спиной непонятный шум и бояться обернуться? Вам никогда не приходилось просыпаться среди ночи и бояться открыть глаза, чтобы выяснить, что именно вас разбудило? Некоторые из злых снов становятся явью лишь тогда, когда их наличие признают и встречаются с ними лицом к лицу. Я не в силах встретить это зло лицом к лицу, – прошептал он. – Думал – смогу, но ошибался. – Да будет вам, – ободряюще сказала Синтия, – реальность никогда не бывает такой жуткой, как наши страхи… – С чего вы взяли? Почему она не бывает хуже? – Господи, да просто потому, что так оно и есть. – Она замолчала, внезапно осознав, что ее оптимизм ничем не обоснован, что именно так взрослые обычно успокаивают детей. Она вспомнила мать, отправленную в больницу якобы с аппендицитом, который ее знакомые и любящие домочадцы между собой считали просто ипохондрией, и потом умершую там от рака. Нет, действительность очень часто оказывалась куда хуже, чем любые самые лютые страхи. И все же она не могла с ним согласиться. – Допустим, мы будем рассматривать это в самом худшем свете, – предложила Синтия. – Допустим, вы и в самом деле во время своих провалов в памяти совершили какое-то преступление. Все равно ни один суд в Штатах не признает вас ответственным за ваши действия. Хог бросил на нее безумный взгляд. – Да-да, возможно, меня и не посадят. А знаете, что со мной сделают? Ведь знаете, не так ли? Вы хоть представляете себе, что делают с преступниками, признанными невменяемыми? – Конечно, знаю, – ответила она. – Они получают то же лечение, что и другие невменяемые пациенты. Их ни в коей мере не дискриминируют. Поверьте, я знаю, я вела расследование в больнице штата. – Допустим, что так… но ведь вы смотрели на это со стороны. А вам никогда не приходилось задумываться, как это выглядит изнутри? Вас когда-нибудь заворачивали в мокрую простыню? А санитары вас когда-нибудь укладывали в постель? Или заставляли насильно есть? Знаете, каково это, когда при малейшем вашем движении в двери поворачивается ключ? И что такое полное отсутствие уединения, когда вы так в нем нуждаетесь? Хог встал и принялся прохаживаться по комнате. – Но это еще не самое худшее. Худшее – это другие пациенты. Неужели вы думаете, что человек, пусть даже его сознание играет с ним разные шутки, не понимает, что другие – безумны? Некоторые из них постоянно пускают слюни, другие совершают такое, о чем даже страшно и говорить. И они говорят, говорят, говорят. Можете себе представить, что вы лежите в постели, затянутый в простыню, а существо на соседней кровати беспрестанно повторяет: «Птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела, птичка взлетела и улетела…»? – Мистер Хог! – Рэндалл встал и взял его за руку. – Мистер Хог, держите себя в руках! Нельзя же так, в самом деле! Хог замолчал. Он перевел взгляд с мужчины на женщину, и наконец удивление на его лице сменилось выражением стыда. – Я… простите, миссис Рэндалл, – пробормотал он. – Похоже, я забылся. Сегодня я сам не свой. Вся эта нервотрепка… – Все в порядке, мистер Хог, – холодно сказала Синтия. Но прежнее отвращение вернулось. – Нет, не все в порядке, – вмешался Рэндалл. – По-моему, пришло время прояснить некоторые вещи. Происходит много такого, чего я не понимаю, и вы, мистер Хог, должны дать мне несколько простых и ясных ответов. Коротышка явно был растерян. – Само собой, мистер Рэндалл, если только смогу. Или вы считаете, что я не был с вами откровенен? – Да, считаю. Во-первых, где вы лежали в больнице в качестве невменяемого преступника? – Никогда не лежал. Во всяком случае, думаю, что никогда не лежал. Я такого не помню. – А к чему тогда вся эта болтовня, которой вы нас пичкали последние пять минут? Вы что же – все это придумали? – О нет! Это… это было… я имел в виду Сент-Джордж. Это не имеет ничего общего с подобными… заведениями. – Значит, говорите, Сент-Джордж, да? Ну, к этому мы еще вернемся. Мистер Хог, расскажите мне, что случилось вчера. – Вчера? Днем? Но, мистер Рэндалл, вы же знаете! Я не могу рассказать о том, что было со мной днем. – А я думаю, можете. Кругом творится что-то непонятное, и в центре всего этого – вы. Когда вы остановили меня у входа в здание «Акме»… что вы мне сказали? – Какого еще здания «Акме»? Я ничего о нем не знаю. Я там был? – Вы чертовски правы. Вы были там и сыграли со мной какую-то дурацкую шутку: то ли одурманили меня, то ли загипнотизировали, то ли сделали еще что-то. Зачем? Хог перевел взгляд с невозмутимого лица Рэндалла на его жену. Но ее лицо хранило абсолютно бесстрастное выражение. Это было не ее дело. Он снова повернулся к Рэндаллу: – Мистер Рэндалл, поверьте, я совершенно не представляю, о чем вы говорите. Может, я и был у здания «Акме». Но если я и был там и что-то с вами сделал, я ничего об этом не знаю. Это было сказано столь грустным голосом и настолько искренне, что Рэндалл заколебался. И все же… черт возьми, кто-то же водит его за нос. Он решил изменить подход. – Мистер Хог, если вы со мной так откровенны, как уверяете, вы не будете возражать против того, что я собираюсь сделать. – Он вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар, открыл его и отполировал внутреннюю зеркальную поверхность крышки носовым платком. – Ну вот, мистер Хог. Прошу вас. – Чего вы от меня хотите? – Мне нужны отпечатки ваших пальцев. Хог явно удивился, пару раз нервно сглотнул и сдавленным голосом спросил: – А зачем они вам? – А почему бы и нет? Если вы ни в чем не виноваты, вам нечего бояться, верно? – Вы собираетесь сдать меня полиции! – У меня нет на то ни малейших оснований. У меня на вас ничего нет. Так что не сопротивляйтесь. – Нет! Рэндалл встал, приблизился к Хогу и нагнулся над ним. – А как вам понравится, если я сломаю вам обе руки? – с угрозой в голосе спросил он. Хог испуганно взглянул на него, но рук для снятия отпечатков не протянул. Он крепко прижал ладони к груди, отвернулся и съежился. Рэндалл почувствовал, что его тянут за руку. – Ну, будет, Тедди. Пошли отсюда. Хог поднял глаза: – Да, убирайтесь. И чтобы я вас больше не видел. – Пошли, Тедди. – Минуточку. Мы еще не закончили, мистер Хог! Хог с усилием поднял на него глаза. – Мистер Хог, вы дважды упомянули больницу Сент-Джордж в качестве вашей alma mater. Я просто хочу, чтобы вы знали: мне известно, что такой больницы не существует! И снова Хог был искренне удивлен. – Ну конечно же, существует, – возразил он. – Ведь я пролежал там… По крайней мере мне говорили, что она называется именно так, – с сомнением добавил он. – Уфф! – Рэндалл направился к выходу. – Пошли, Син. Когда они оказались в лифте, Синтия повернулась к нему: – Как ты мог так вести себя, Тедди? – Потому что, – жестко ответил он, – в принципе я не против сопротивления, но терпеть не могу, когда меня подставляет мой собственный клиент. Он наговорил нам сорок бочек арестантов, всячески мешал, да еще и разыграл надо мной какой-то трюк у «Акме». Мне не нравится, когда клиент ведет себя таким образом. Я не настолько нуждаюсь в деньгах. – Лично я, – вздохнула она, – с превеликим удовольствием вернула бы их ему. Но я рада, что все закончилось.