– Нет, я серьезно. Я хочу, чтобы ты все время был у меня на глазах. – Но послушай, Син, это может оказаться не слишком практичным. – Обещай. – Ладно, ладно. Обещаю. – Так-то лучше. – Она расслабилась и теперь выглядела едва ли не счастливой. – А не лучше ли нам теперь вернуться в офис? – К черту офис. Давай-ка устроим себе отдых и смотаемся в кинишко. – Согласна, Умник. – Она взяла свои перчатки и сумочку. Кино не слишком развлекло их, хотя они выбрали вестерн, большим поклонником которых был Рэндалл. Но главный герой показался таким же гнусным, как и главный злодей, а таинственные всадники в масках – чересчур зловещими. К тому же перед глазами его неотступно стоял тринадцатый этаж здания «Акме», длинная стеклянная перегородка, за которой трудились ювелиры и сухощавый коротышка – управляющий фирмы «Детеридж и Ко». Проклятье… неужели человека можно так загипнотизировать, чтобы он поверил, что видит все в таких деталях? Синтия вообще почти не смотрела на экран. Она разглядывала сидящих вокруг людей. Если у них такие выражения лиц, когда они развлекаются, то как же они выглядят, когда несчастны? За редким исключением лица зрителей казались равнодушно-терпеливыми. В основном она видела на лицах недовольство, мрачные признаки физического страдания, несчастное одиночество, разочарованность и тупую злобу, зато веселые лица попадались крайне редко. Даже Тедди, чье бесшабашное веселье являлось одним из его главных достоинств, казался мрачным… впрочем, было понятно почему. Интересно, а почему же были так несчастны лица остальных? Синтии вспомнилось виденное когда-то полотно под названием «Подземка». На нем была изображена толпа, вываливающаяся из вагона подземки, а ей навстречу ломится встречная толпа, рвущаяся внутрь. И те и другие явно спешили, и все же было видно, что происходящее не доставляет им ни малейшего удовольствия. В картине как таковой ничего красивого не было, ясно было, что единственной целью художника была жестокая критика образа жизни. Она даже обрадовалась, когда фильм наконец кончился и они наконец оказались в объятиях относительной свободы улицы. Рэндалл поймал такси, и они поехали домой. – Тедди… – Что? – Ты не обратил внимания на лица людей в зале? – Да нет, не очень. А в чем дело? – Все они выглядели так, словно никогда в жизни не радовались. – Может, так оно и есть. – Но почему? Вот смотри – у нас же бывают радости, правда? – Ну еще бы! – Мы постоянно радуемся. Даже когда мы разорялись и снова пытались начать бизнес, мы веселились. Мы отправлялись в постель с улыбкой и просыпались счастливыми. И так до сих пор. Так в чем же ответ? Тут он в первый раз с момента начала поисков тринадцатого этажа улыбнулся и ущипнул ее. – Радость – это жить с тобой, малышка. – Спасибо. То же самое могу сказать и о тебе. А знаешь, когда я была маленькой девочкой, у меня была забавная идея. – Расскажи. – Я всегда была счастлива и так, но, взрослея, я стала замечать, что с мамой это не так. И с папой тоже. И учителя тоже не были счастливы… короче говоря, большинство окружающих меня взрослых не счастливы. И вот мне пришло в голову, что когда ты становишься взрослым, то обнаруживаешь нечто, что всю оставшуюся жизнь не дает тебе стать счастливым. Сам знаешь, как обычно обращаются с ребенком: «Ты еще маленькая, тебе не понять» или «Подожди, дорогая, вот вырастешь и сама поймешь». Мне всегда страшно хотелось узнать, что же это за тайну они от меня скрывают, поэтому я постоянно подслушивала, надеясь убедиться в том, что мне этого ни за что не обнаружить. – Да, ты прирожденный детектив. – Ну-ну. Но я поняла, что, чем бы это ни было, от него взрослые становятся не счастливыми, а печальными. И тогда я стала молиться о том, чтобы никогда не обнаруживать этого. – Она чуть пожала плечами. – Похоже, так оно и вышло. Он усмехнулся: – То же самое и со мной. Профессиональный Питер Пэн, вот кто я такой. Всегда счастлив так, будто у меня есть здравый смысл. Она положила свою маленькую руку в перчатке на его руку. – Не смейся, Тедди. Это-то и пугает меня в деле Хога. Я боюсь, что если мы продолжим, то обнаружим, что такое знают взрослые. И больше никогда не будем смеяться. Он рассмеялся было, потом взглянул на ее руку. – Слушай, да ты, похоже, серьезно! – Он пощекотал ее под подбородком. – Хватит ребячиться, малышка. Что тебе нужно, так это хороший ужин – и немного выпить. IV После ужина, когда Синтия как раз раздумывала над тем, что она скажет мистеру Хогу по телефону, прозвучал сигнал домофона. Она подошла к входной двери и взяла трубку переговорного устройства. – Да? – Почти тут же она повернулась к мужу и почти беззвучно прошептала: – Это мистер Хог. Рэндалл удивленно поднял брови, потом предостерегающе поднес палец к губам и на цыпочках направился в спальню. Она кивнула. – Секундочку. Ну вот… теперь лучше. Похоже, плохое соединение. Слушаю вас. – О… Мистер Хог. Конечно, поднимайтесь, мистер Хог. Она нажала кнопку, отпирающую электрический замок на входной двери. Хог вошел и нервно забормотал: – Надеюсь, вы не сочтете это вторжением, но мне было страшно не по себе, и я почувствовал, что не в силах дождаться вашего отчета. Она не пригласила его присесть. – Прошу прощения, – вежливо сказала она, – но мне придется вас разочаровать. Мистера Рэндалла еще нет дома. – О! – Казалось, он был расстроен до слез – настолько, что ей стало его жалко. Но тут она вспомнила, что утром пришлось пережить ее мужу, и снова ожесточилась. – А вы не знаете, – продолжал Хог, – когда он вернется? – К сожалению, нет. Жены детективов, мистер Хог, привыкают не ждать своих мужей. – Да, понимаю. Что ж, не буду вас задерживать. Но мне просто необходимо с ним поговорить. – Я так ему и передам. Может быть, вы хотели сказать ему что-то конкретное. Например, сообщить новые сведения? – Нет, – медленно ответил он. – Нет, наверное… все это покажется просто глупым. – Что именно, мистер Хог? Он взглянул на нее: – Интересно… миссис Рэндалл, вы верите в одержимость? – В одержимость? – В одержимость человеческой души… дьяволами? – Честно говоря, я не слишком над этим задумывалась, – осторожно ответила она и подумала, слушает ли их Тедди и успеет ли он вовремя прийти на помощь, если она закричит. Хог как-то странно теребил рукой ворот своей рубашки. Наконец расстегнул верхнюю пуговицу. Синтия почувствовала какой-то едкий, нечистый запах, потом она увидела у него в руке какую-то штуку, что-то висевшее на шнурке у него на шее под рубашкой. Она с трудом заставила себя взглянуть на это и с внутренним облегчением поняла, что перед ней просто несколько зубчиков чеснока, которые Хог носил как ожерелье. – Зачем вы это носите? – спросила она. – Правда ведь глупо, да? – спросил он. – Дурацкое суеверие… но так мне легче. У меня пугающее чувство, что за мной постоянно следят… – Неудивительно. Мы… мистер Рэндалл действительно следил за вами по вашей же просьбе. – Нет, не то. Человек в зеркале… Он заколебался. – Человек в зеркале? – Ваше отражение в зеркале всегда наблюдает за вами, но вы об этом знаете, и это вас не беспокоит. А вот у меня такое ощущение, что кто-то пытается добраться до меня и только ждет подходящего случая. Думаете, я спятил, да? – внезапно заключил он. Синтия только вполуха следила за его словами, потому что заметила кое-что, когда рассматривала чесночное ожерелье на его ладони. Кончики его пальцев были покрыты волнистым узором из завитков и петель, как у любого другого человека, – и сегодня определенно не были покрыты коллодием. Она решила добыть для Тедди отпечатки пальцев Хога. – Ну что вы, я вовсе ничего такого не думаю, – успокаивающе сказала она, – но мне кажется, что вы чересчур много беспокоитесь. Вам следует расслабиться. Не хотите выпить?