Теперь, когда ей наконец-то удалось высказаться, Сана чувствует себя гораздо лучше. В жизнь возвращаются прежние краски. Впервые за долгое время она не испытывает ожесточенности в отношении других. Даже к маме. Нет сомнений, что она еще найдет точки давления, но сейчас Сана думает о ней и понимает, что на самом деле ей повезло с такой матерью. Дверь снова открывается, и в палату входит молодой человек азиатской наружности лет двадцати с небольшим. При виде сборища вокруг кровати он замирает и проверяет номер на двери. – Эм, это палата Веры Вонг? – Да, – отвечает Оливер. Молодой человек обводит их взглядом. – А кто вы? – Мы ее родные, – говорит Джулия. – А вы кто? – Эм… я ее сын. Сана щурится. – Знаменитый Тилли. Нам нужно обсудить, как вы обходитесь с матерью, молодой человек. Скорее всего, Тилли старше, чем она, но в данный момент Сана предпочитает опустить этот факт. Тилли раскрывает рот: – Вообще-то Тилберт. – Хм-м, – протягивает Джулия, в точности как Вера. – Мы подумаем над этим, Тилли. * * * Время спустя Сана стоит посреди «Всемирно известного чайного магазина Веры Ванг» с широкой кистью в руке. Оливер зашкурил стены, и теперь настала ее очередь раскрасить их по своему усмотрению. Чистый холст лишь для нее одной. Сана чувствует, как внутри просыпается знакомый страх, который только и выжидает момент, чтобы обрушиться на нее. Но за недели рисования на песке Сана усвоила, что ей нечего бояться, и, даже если получится нарисовать худшее творение на свете, ничего страшного не случится. Потому что нет ничего вечного. Волны смоют любую ошибку, каждый промах. И как Сана учила Эмму, порой ошибки могут обернуться чем-то прекрасным. Сана чувствует искру внутри – это надежда и воодушевление. И осознание своего призвания при помощи кисти создавать нечто прекрасное и искреннее. Сана с улыбкой окунает кисть в краску и начинает рисовать. 39 Джулия Джулия не знает занятия более радостного, чем фотографировать Эмму. Разве что фотографировать Эмму, перепачканную красками, пока она помогает Сане, с присущим ей серьезным видом. Сана поручила ей ответственное задание – нарисовать маленькие сердечки на большом панно, которым она расписала все стены. С трудом верится, что всего за пару дней стараниями Саны на стенах в магазине Веры воплотилась шанхайская сказка: тихая река в ночном сумраке, в водах которой отражаются крошечные точки звезд, а на берегу стоит большой чайный дом, подсвеченный сотнями красных фонариков, и из него выходят гости в пестрых ципао и чаншань. Вывеска над входом гласит: «Всемирно известный тайный магазин Веры Ванг». Сана объясняет слово «тайный» недостатком сна и обещает исправить, если Вера будет недовольна. Если не обращать внимания на ошибку, сцена потрясает своей реалистичностью и красотой. А в сочетании с обновленной мебелью и новым освещением магазин преобразился в нечто, способное впечатлить даже самых взыскательных клиентов. Конечно, теоретически. Потому что, несмотря на все изменения, никто не знает о чайном магазине Веры (ну, или тайном). И все-таки Джулия готова поспорить, что никто из них не жалеет о потраченных силах и времени. Наверное, это меньшее, что они могли сделать для Веры, если учесть, как изменились их жизни после знакомства с ней. Звон колокольчика над дверью прерывает ее размышления. Входит Оливер с кейсом для инструментов. Он занялся электрикой в жилых помещениях, когда Рики сказал, как там холодно и темно. При виде Джулии он смыкает губы в тонкую линию и кивает ей как просто знакомой. Джулия поворачивается к Сане. – Сана, посмотришь за Эммой? Сана кивает, и Джулия придерживает Оливера за руку. – Мы можем поговорить? Оливер смотрит нерешительно, однако кивает и следует за ней на улицу. – Ну, вот… – Господи, почему это так трудно? – Просто хотела узнать, как идут дела с… ну, знаешь… с офицером Грей и с остальным. Хоть ей по-прежнему немного мерзко после того, что произошло между ними, Джулия не хочет, чтобы Оливер понес ответственность за смерть Маршалла. В конце концов, это из-за нее он угодил в тот переплет. – Нет, не беспокойся об этом, – говорит Оливер. – Тилберт здорово помог. Видела бы ты, как он уладил мое дело. Сказал офицеру Грей, что у них нет достаточных оснований, чтобы предъявить мне что-либо, а если они продолжат донимать меня, он подаст жалобу. Похоже, это сработало. Могу с уверенностью сказать, что он пошел в Веру. Джулия смеется. В первую их встречу она отчитала Тилберта за то, как безответственно он вел себя в отношении Веры. Однако, когда Тилберт выслушал всю историю, оправился от ужаса и потрясения, он предложил Оливеру бесплатную помощь, и сейчас видно, как он старается. – Рада слышать это, – и Джулия говорит это совершенно искренне. – Спасибо. И… я бы хотел извиниться за… ну, ты знаешь. Джулия машинально хочет отмахнуться и сбежать, но потом ей вдруг приходит в голову: она всегда так делала, поскольку не считала, что заслуживает извинений, и каждый раз ежилась при мысли, что кто-то станет просить у нее прощения. Но ей хочется выслушать Оливера, поэтому Джулия вытесняет чувство дискомфорта и заставляет себя остаться. – Я… – Оливер набирает воздуха, – да, в юности я был влюблен в тебя без памяти, но это было в старшей школе. Клянусь, Лия. Потом я встречался с другими девушками, у меня были здоровые отношения. Иногда я думал о тебе, но не в плане «она должна стать моей», скорее я беспокоился, потому что знал, каков Маршалл на самом деле. Я волновался. И меня мучило чувство вины оттого, что прервал нашу дружбу, когда вы начали встречаться. Это было свинством с моей стороны. – Не то слово, – соглашается Джулия. – Я думала, ты злился на меня. Маршалл говорил, это потому что ты был одержим мной. Оливер морщится. – Правда? Думаю, я никем не был так одержим, как Маршаллом. Он так обходился с другими, и все сходило ему с рук. Со временем во мне копилась горечь. И потом, в те редкие моменты, когда мы виделись, я лишь убеждался, как подло он с тобой обходится. Это убивало меня изнутри. Я ничего не мог с этим поделать. И тогда написал ту историю. Это было… – Он тяжело вздыхает. – Да, значительная часть основана на моих отношениях с Маршаллом. А та часть с Аурелией… – Он фыркает. – Наверное, можно назвать это дурацким фанфиком? Не знаю, я списал ее с тебя, но поверь мне, Джулия, эти пару месяцев я проводил с тобой время не ради… ну, ты знаешь… Я просто хотел возродить нашу дружбу. Мне в первую очередь не хватало тебя как друга. Джулия смотрит ему в глаза и понимает в глубине души, что он говорит правду. Как в тот вечер, когда он сказал, что не убивал Маршалла. Она всегда отличала, когда Оливер говорит искренне. Кажется, улыбка исходит из самого ее естества и медленно расползается по лицу. Джулия заносит кулак и стукает его в плечо. – Ай! – Я скучала, ботаник. Оливер ухмыляется. – Я тоже, чайник. И они возвращаются внутрь, глубоко благодарные, что вновь вернулись в жизни друг друга, именно в той роли, какая им подходит, – старыми друзьями. 40 Вера Восстановление идет необоснованно долго. – Это недопустимо! – заявляет Вера всем, кто готов слушать. Врачам, медсестрам и… родным. Вера никогда не призналась бы, но правда в том, что у нее дух захватывает от счастья, ведь дорогие ей люди навещают ее в больнице. Это так непривычно, и едва ли может доставлять хоть кому-то удовольствие, так что единственным объяснением их визитам Вера видит заботу. Поэтому, несмотря на столь неоправданно долгий период восстановления, в глубине души ей нравится лежать на больничной кровати, пока с нее сдувают пылинки. И кто только не приходит к ней! Все так и говорят. Соседка по палате Глэдис упоминала об этом – несколько фальшиво, на вкус Веры – по меньшей мере, трижды. – Столько разных посетителей у вас, Вера, – говорила Глэдис. – Не представляю, что такого нужно провернуть, чтобы водить столько знакомств. – Весьма любопытно, не правда ли? – усмехалась на это Вера. По утрам к ней приходят Джулия с Эммой. Эмма забирается к Вере на кровать, ложится рядом и говорит, что от нее плохо пахнет, и ей не помешало бы почистить зубы. Вера отвечает, что от Эммы тоже пахнет так себе. – От тебя пахнет, но я тебя люблю, – говорит на это Эмма и целует ее. – От тебя пахнет подмышкой крестьянина, но и я тебя люблю, – отвечает Вера и целует ее в лоб. Джулия издает стон. – Отлично, теперь она целый день будет всем говорить, что от нее пахнет подмышкой крестьянина. Спасибо огромное, Вера. Когда они уходят, Вера устраивается вздремнуть и просыпается, только когда приходит Сана. Как правило, она приносит что-нибудь вредное, но вкусное, вроде самсы, на что Глэдис восклицает: «Вы представляете, как это отражается на вашем холестерине?» Вера подначивает Сану принести кокаина – просто чтобы посмотреть, как отреагирует Глэдис. Но Сана наотрез отказалась. Такая скука с этой нынешней молодежью. Спустя примерно час к ним присоединяется Рики. Они с Саной здороваются, и до того это слащаво, что даже отталкивает, и вскоре Вера выставляет обоих, потому что на женщину ее возраста эти влюбленные взгляды быстро наводят тоску. «Такой наивный у него вид, у этого юноши», – замечает Глэдис, и тут Вера вынуждена согласиться. Но у него есть Сана, чтобы уберечь от беды, и Вера может не тревожиться за него.