Водила молча заглушил мотор, распахнул дверцы и полез в салон к коробкам. К нему ринулись перекупщики. Часть перекупов атаковала зама Достоевского. — Это че же, нам теперь самим все тащить? — уперла руки в боки женщина в легком пальто и сапогах на каблуках, на ее пальцах красовались огромные золотые перстни. Помнится, слышал в разговоре, что продавщицы — ходящие хранилища драгметаллов. Видимо, привычка повелась еще с Союза, где продавец — человек уважаемый, надо нацепить на себя все золото, которое есть, и так подчеркивать статус. Лысый мужичонка закатил глаза. — Подождите, когда освободится автопогрузчик… По-моему, самое время вмешаться. Просочившись между возмущенно гудящих продавцов, я встал перед мужичком и спросил: — Могу чем-то помочь? — Да вот, — он развел руками, на лице читались злость и отчаянье. — Разгрузить, погрузить? — намекнул я, мужик облегченно выдохнул, повернулся и заорал: — Юрка! Горбач! Тележку сюда! Быстро! — Он хлопнул меня по спине: — Юрий Горбач все объяснит. — И обратился к перекупщикам, кивнув на меня: — Он вам поможет. Они уставились на меня с радостью и восторгом, как на спикировавшего с неба Супермена. Машины, которые не могли выехать со стоянки, сигналили, водители пошли на разборки с газелистом, а я крикнул ему: — Давай, товарищ, помогу! Водитель принялся подавать из кузова подписанные коробки, я — ставить их на тротуар. Водилы поняли, что никуда он не уедет, пока не закончит, и разошлись, только один остался контролировать процесс и при надобности поторапливать газелиста: — Давай шевели задницей! Удивительно, но помогало. Газелист огрызался, но задницей начинал шевелить еще быстрее, хотя от него уже пар шел. Благо коробок было немного, и мы закончили минут за десять, «газель» укатила восвояси, а продавцы начали искать свой товар и распределять по кучкам. Только я спину разогнул, из рыночных ворот показался, надо полагать, Юрий Горбач, который должен был все объяснить. Прорываясь через толпу оптовиков, привезших товар из сел, и перекупщиков, он толкал перед собой огромную погрузочную платформу. Одет этот Юрий был в фуфайку и ватные штаны и походил на кого угодно, но не на грузчика: высокий, под два метра, тонкий в кости, длинный, как макаронина, с мелким для такого роста лицом, состоящим, казалось, из одного горбатого носа. Вот же как фамилия человеку подходит! Едва платформа поравнялась с нами, продавцы ринулись расставлять на нее свой товар. Женщина в золоте, уперев руки в боки, выжидающе смотрела на меня, в то время как остальные все делали сами, ведь коробки были нетяжелыми, килограммов по пять. Видимо, так здесь заведено, и быстрее они сами все погрузят, чем это буду делать я один. Бригадир грузчиков, или кто он там, пожал мою руку, я представился, и он объяснил: — Они знают, в каком порядке выгружать, маршрут расскажут. Он хлопнул по заднице наклонившуюся продавщицу, та захихикала и полезла к нему обниматься. Производственный роман! — Потом, как разгрузишься, встань за воротами, я расскажу, куда дальше, — продолжил он. Только Юрий отвернулся и зашагал прочь, как дама в золоте возмущенно ткнула в свои коробки и проговорила: — Чего ты стоишь? Помоги мне. Многие считают, что грузчик, официант, санитарка — низшие звенья в пищевой цепочке, их можно и нужно опускать. Тем более — пацана какого-то. В их разумении, в этом есть своя справедливость: когда унижаемые заматереют, будут иметь право учить жизни молодежь. Так не выключается конвейер, откуда сходят поломанные озлобленные люди. — Тебе за что деньги платят? — взвизгнула она. — За транспортировку тачки из пункта А в пункт Б, — проговорил я по возможности спокойно и через силу улыбнулся: — Но за волшебное слово мне нетрудно помочь красивой женщине. Позади меня захихикали. Золотая дама фыркнула и с деланой натугой принялась складывать с краю пять своих коробок, приговаривая: — Договоришься! Одно слово, и тебя тут не будет. Я поговорю с кем надо — погонят тебя, наглеца, погаными тряпками. — Ой, Томка, не смеши мои ноги, — плотоядно улыбнулась мощная тетенька в возрасте. Золотая дама сразу заглохла и отошла за спины товарок, но я и затылком чувствовал ее злобный взгляд. Тяжело, наверное, жить, если считать, что все тебе должны. — Поговорит она с кем надо, да, — не унималась мощная. — Сам Шуйский завтра приедет и всех накажет — плавали, знаем. Толкая тачку, я ощущал себя то Сизифом, то бурлаком на Волге. За мной шла толпа продавщиц, десять человек, а вокруг кишел народ, норовя попасть под ноги. Я хотел максимально страшным голосом крикнуть «Р-разойдись» — но придумал кое-что поинтереснее: — Эх, дубинушка, ухнем! Народ отошел с дороги, заулыбался. Звонкий голос идущей за мной продавщицы подхватил: — Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет! Я узнал басовитый голос женщины, просившей не смешить ее ноги: — Подернем, подернем! Дальше два женских голоса, грубый и звонкий, очень красиво переплелись: — Да ухнем! Идея понравилась идущей за мной толпе женщин, и они повторили песню, но уже хором. В третий раз я начал, они поддержали, а четвертого раза не получилось: мы добрались до первой точки — чебуречной, рядом с которой была закрытая пирожковая с интригующей надписью: «Азербайджанский кофе» и заведение с интригующей мой молодой организм вывеской «Шашлык-машлык». Это были обычные ларьки, возле которых стояли высокие круглые столики без стульев. Живот снова заурчал, требуя кофе и шашлык. Или чебурек. Или все сразу, и много. Но народ все прибывал и прибывал, и нужно было работать. Здесь, на рынке, бурлила совершенно другая жизнь. Будто бы в противоположность тихой размеренности госсотрудников, царили суета и неопределенность. Пока руки были заняты, голова работала. Как это все уживается с коммунизмом? Как управленцам удается удерживать ниточки, чтобы это все не развалилось и не начало гнить? Точно через местных авторитетов типа Достоевского. Все почти так же, как в моей реальности, но не в столь утрированной форме. Читал в одной статье, что в обществе всегда рождается одинаковый процент людей с определенными социальными ролями. И асоциальный элемент — тоже социальная роль, и сорвиголова. Вот весь лихой люд и здесь, размеренный жизненный уклад не для них. Развезя курятину по лавочкам и подсобив женщинам с коробками, я вернулся к воротам, где минут пять ждал Юрия. Он подошел вразвалочку и проинструктировал: — Ща приедет ярко-желтый грузовичок, сделаешь то же самое. — А деньги?.. — Двадцать рублей ходка, вот и считай. — Он растворился в людском водовороте. Желтый фургон не заставил себя долго ждать, а мне пришлось грузить на этот раз огурцы, помидоры и перец, выращенные в кооперативном хозяйстве Ласточкиных. Надо признаться, помидоры пахли так, что желудок скрутил голодный спазм, и я с надеждой посмотрел на приглянувшуюся «Чебуречную», перевел взгляд на столовую № 9 (все заведения общепита находились в одном месте), где был внутренний зал, но ничего еще не открылось. После желтого грузовика пришлось идти в даль далекую к автобусной остановке за овощами от фермера Редисова. Клянусь, так и звали! По пути я увидел Длинного и Квадратного, которые раскладывали свои елки ни свет ни заря, чтобы опередить лесовичка дядю Николая и продать хоть что-то. Больше всего работы у грузчиков было до открытия рынка, девяти утра. Я сделал шесть ходок, заработал сто двадцать рублей, которые мне выдал Юрий, и тут же купил меховые носки у старушки. А потом побаловал себя маленькой чашечкой настоящего заварного кофе, дополнил его чебуреком и встал за круглым столиком чебуречной, которую держал усатый умудренный сединами азербайджанец. Запах этого кофе будоражил мой желудок с самого утра, когда я ходил мимо туда-сюда. Двух чебуреков оказалось мало, и я решил — гулять так гулять! Взял огромную чашку чая и шашлык в соседнем ларьке. Когда купил, посмеялся над собой: «Да уж, Саня, накопишь ты тут стартовый капитал, конечно, с таким-то аппетитом». Наслаждаясь вкусом, я смотрел, как суетятся люди, срывается снег, как продавцы украшают рабочие места новогодней мишурой. Как и в моем мире, из заведений лилась музыка. Хозяин чебуречной предпочитал национальную, владелец шашлычной — Аллу Борисовну, а из пирожковой доносилось: — Восстает из пепла выпивший народ… День прошел более-менее спокойно, потому что восстали мои коллеги-грузчики и явились на рабочие места. Среди них были как студенты, так и сомнительные личности протокольной наружности. Рулил ими уже знакомый Юрий Горбач, из-за носа похожий на грифа. Поначалу я опасался, что устоявшийся коллектив грузчиков попытается меня выдавить со своей территории, но работы хватало всем. А может, они просто знали: раз я появился здесь, значит, получил на то добро. В общем, ближе к ночи на руках у меня были триста сорок рублей, но эти деньги дались ой как сложно: в общагу я приполз в начале одиннадцатого на четырех костях, выжатый как лимон и перееханный двумя катками, затолкал себя в душ и вырубился раньше, чем упал на кровать. * * * Проснулся от звука будильника и сразу вскочил, не понимая, кто я и где я. Вспомнил, что смартфон два дня не заряжал, поглядел на экран, где в углу отображалась полная шкала зарядки. Аж гордость взяла за отечественного производителя.