— В контору? — Тебя подброшу, а сам к Захару, — заметив удивленный взгляд напарника, Воха быстро добавил: — По личному вопросу, а спросят, Носов там или сам шеф — у меня свидетель нарисовался. — Голос у капитана звучал сухо, словно он говорил одно, а думал совсем о другом. Кошель шмыгнул носом и провел взглядом красный «мерс», стартанувший на красный. Когда же снова посмотрел на капитана, тот уже выглядел прежним Вохой: рыжий чуб набок, сигарета в зубах, хитрый прищур серых глаз. Значит, и вправду, по личному. Кошелю нравилось думать, что он хорошо разбирается в людях. 22 Рыжий чуб мелькнул в дверном проеме и пропал. Через пару секунд уже весь капитан Калганов вырос над столом Захаревича и, не скрывая любопытства, уставился на эксперта. — Это кто тут у тебя, Захар? — Захаревич как раз занимался тем, что складывал пазл из кусков человеческого черепа. — Я, кстати, вошел, можно? На запоздалый вопрос Степан только махнул рукой, мол, располагайся. — Не кто, Вовчик, а что. — Не понял! — Воха присел на край стола. — Наглядное пособие по анатомии. Такие были в мое время в школах. Воха облегченно вздохнул. — Муляж? — Он самый, — Захаревич задвинул куски черепа в дальний угол стола, — алкаши нашли в детском парке. А мне теперь надо писать официальную справку, — Захаревич поднял указательный палец кверху и произнес официальным тоном: — что означенные части черепной коробки не являются человеческими останками. А то уже дело завели. — Ага, у нас это умеют. — Воха пару мгновений помолчал, разглядывая диковинные предметы на полках над столом. Год от года кабинет обрастал все новыми экспонатами, впору было музей открывать. — А для меня ничего нет? Воха потрогал кончиком указательного пальца криптекс на краю ближайшей полки и подумал, что Боб хоть и живет в гараже, но умудряется его не захламлять, по крайней мере ту часть, которая отведена для жизни. «Надо-таки ему машину показать, а то заглохнет не ровён час в самый неподходящий момент». — Воха не заметил, что сказал это почти вслух. Захаревич не переспрашивал. Молча достал из ящика стола тонкую папку и небольшой полиэтиленовый пакетик: — Кое-что есть. Воха подался вперед. Захаревич продолжил: — Гражданин Тимур Балабан умер сам. Порок сердца. Застарелый и запущенный. С его образом жизни все равно был не жилец. — Знаю. — Воха согласно кивнул головой. — Потому Тамара и переживала. «Больной мальчик, несчастный, долго не протянет, а лечиться не хочет». Так и вышло. Хм. Все-таки сердце. Захаревич прекрасно знал, кто такая Тамара. Вдова покойного оперативника Воропая, сама юрист, подруга юности Калганова и Шульги. А кроме того, еще и адвокат Новака, персоны, известной далеко за границами своего круга. Теперь, как выясняется, еще и родственница этого Тимура. Да, тесен мир. И весь этот мир рано или поздно оказывается у него под микроскопом. Интересно, почему? Воха встал с края стола и приблизился вплотную к спинке стула, буравя взглядом затылок Захаревича. Тот вздохнул и продолжил: — Да там целый букет болячек. Но смертельный приступ, судя по всему, спровоцировал наркотический голод. — А по-человечески? Захаревил взял в руки пакетик. — Здесь препараты амфетаминовой группы. Они лежали в той квартире на столе. Кстати, ты же их и изъял. На пакете — отпечатки Тимура. Значит, «колеса» принадлежали ему. Если их сначала принимать, а потом резко прекратить — наступает гипертермия. — Судороги? — проявил осведомленность Воха. — Это тоже туда входит. В клинике, как я понимаю, жертву лечили от наркоты. Как сбежал — сразу хапнул. Потом не давали, процесс пошел. С его сердцем в такие игры не играют. — Это можно «продать» как несчастный случай? — Воха и сам удивился, уловив просительные нотки в своем голосе. Захаревич медленно встал и потянулся. В шее у него что-то хрустнуло. — Понимаю, дело заводить неохота. Не будь Тимур связанным, я бы с дорогой душой исключил криминал. А так — извини. — Захаревич снова уселся за стол. Костяшками пальцев потер покрасневшие глаза и принялся заполнять свежий бланк. Воха понял, что пора и честь знать. Вышел он, как и зашел, быстро и не прощаясь. 23 Галогеновые лампы дневного света вибрировали под потолком. В кабинете Хорунжего их установили совсем недавно, и никто еще не привык к гулу, возникавшему, когда лампы нагревались. Поэтому сидели, задрав головы кверху в ожидании, пока что-то там не щелкнет и гул не стихнет. В своем кресле Хорунжий выглядел частью интерьера, за столько лет кресло приняло формы хозяина, а цвет стен, перекрашиваемых каждую весну, казался продолжением его полицейской формы. За приставным столом расположились подчиненные. Хорунжий привык, что справа находится взъерошенный Воха, напротив него — Носов, как всегда с недовольным видом, а в торце… В торце на этот раз сидел новичок Кошель. Из-под опущенных век он украдкой разглядывал кабинет. Воспитанный мальчик! Хорунжий заметил, как новенький остановил взгляд на аквариуме с рыбками и уже не мог отвести от него глаз. — Кошель, куда это ты уставился? — Рыбки, Николай Петрович! — Старлей смутился, но счел своим долгом честно ответить на поставленный вопрос. — Никогда раньше не видел? — Да, то есть нет… Лабио двухцветный! Какой экземпляр! И данио жемчужный… — Почувствовав на себе насмешливые взгляды, Кошель стушевался. — Извините! Выражение лица Хорунжего смягчилось. Он сразу стал похож на эдакого кругленького пенсионера-дачника, хотя такое впечатление было, ой каким обманчивым. Свои это знали и не велись. Однако Носов не смог сдержать короткого смешка. Петрович за долю секунды, казалось, вырос в своем кресле и подтянулся, снова превратившись в сурового начальника. Наткнувшись на тяжелый взгляд шефа, Носов принялся изучать свои коротко остриженные ногти. Хорунжий медленно перевел взгляд на Кошеля. — Аквариумист, значит? Ладно, старлей! Закончишь дело — поговорим. А пока займешься этим несчастным случаем. — Петрович, а почему он? — Воха подскочил на стуле. — А по кочану! Хорунжий рявкнул с такой силой, что лампы под потолком снова загудели. Не привыкший к перепадам настроения начальника Кошель вжал голову в плечи. Только Воха, казалось, ничего не заметил, он по-прежнему раскачивался на стуле и, обиженно поджав губу, ожидал объяснений. Объяснения последовали незамедлительно. — Ты знал жертву лично и давно, — хриплый голос Петровича звучал устало. — Поэтому допускать тебя к этому делу не имею права. Надумаешь спорить — пойдешь свидетелем! — Хлопок ладони по столу неожиданно завершил спич. Носов злорадно хмыкнул. Воха покраснел и стал одного цвета со своим медно-красным чубом: — Но, Петрович! — Все! Разговор окончен. Кошель, разбирайся, такой ли это несчастный случай? Свободны. Оперативники молча встали. Ножки стульев заскользили по старому щербатому паркету. — А ты, Носов, задержись. — Хорунжий поманил Носова пальцем, но присесть не предложил. Выходя из кабинета, Воха обернулся и увидел, как шеф достал из ящика стола два скрепленных листка бумаги: — Это как понимать? Носов взял листки, пробежал глазами и криво усмехнулся: — Что? Жалобу накатали? Хорунжий с шумом выдохнул: — Хуже! Заявление Арсения Чуковского. — Чукчи, что ли? — Для тебя он Чукча, а для своего адвоката — гражданин, права которого ты нарушил. «Ага!» — Воха ухмыльнулся и прикрыл дверь. Та предательски скрипнула. Но ни Хорунжий, ни Носов этого не заметили. А даже если и заметили, обоим было не до того. — Да, ладно, Петрович! Сколько таких писулек было! — Носов не сдавался. Хорунжий отъехал на кресле к аквариуму, сосредоточил внимание на рыбках. — Много было! Знаю! Только сейчас проверки кругом! А ты мало того, что парня прессовал, еще и важную для следствия информацию проигнорировал! Дело Мостового вернули на доследование! Тебе запишут выговор! Премии не будет! Все! Свободен! Носов, с трудом сдерживая обиду, вышел из кабинета. Однако дверь закрыл за собой аккуратно, даже вода в аквариуме не колыхнулась. Знал, что вынесенный приговор справедлив. «Так вот почему Петрович избегал смотреть в глаза! Опять оставил на бобах». Но потерянных денег все равно жалко. А Калганов, этот рыжий «коверный», скорее всего премию получит. Правда, кресло любимчика под ним, походу, пошатнулось. Любитель данио двухцветных получил дело неожиданно быстро, что бы там ни говорил Петрович про личные мотивы. — Этот факт немного улучшил настроение Носова. Можно было это дело перекурить. — Надо же, двухцветный, прям тебе наш флаг!» Насвистывая шлягер про чумачедчую весну, Носов шагнул на лестничный пролет, где курили коллеги из других отделов. «Рассказать им что ли про двухцветного?»