— Зануда и хамка, — сокрушённо поделился Котов, выходя из-за ширмы. — Прежняя медсестра перевелась в другую поликлинику, а мне вот практикантку подсунули из медучилища. Терпеть не могу, но приходится. Нехватка персонала, знаете ли. Ну, а мы что сидим? Почему не раздеваемся? — доверительно улыбнулся Котов. — Так сразу? — заволновалась Лядова. — А может быть, сначала поговорим? — Так, а о чём говорить, если всё равно потом придётся раздеваться? — поставил в тупик профессиональным вопросом гинеколог Котов и как-то совсем не по-отечески посмотрел на декольте Лядовой. — Ой, совсем забыла… я же машину на сигнализацию не поставила, — засуетилась, запаниковала вдруг пациентка и, опрокинув стул, выбежала в коридор. — Света, что? — поймал её в коридоре уже знакомый «доктор». — Ваня? Ты чего здесь? — только и успела растерянно спросить Лядова во время бега по ступенькам поликлиники. У входа на лавочке сидела рыжая медсестра Жулина и прикуривала длинную сигарету. На её худых коленках лежала небольшая стопка карточек пациентов. — Вань, возьми ключи, машина на стоянке. Мне поговорить нужно, — сказала Светлана и пошла в сторону Жулиной, сообразив, что именно эту скамейку из окна кабинета № 214 не видно. — Девушка, сигареткой не угостите? — улыбнувшись, поинтересовалась бывшая пациентка. — Ларёк за углом, — буркнула недовольно Жулина, но увидев Лядову, расслабилась. Извини, подруга, сама стрельнула. Если хочешь, оставлю. — Да нет, шучу. Не курю я, — ответила Светлана, присаживаясь рядом. — Чё-то ты быстро. Ну, что? Заголялась ты перед этим уродом? — зло улыбнувшись, спросила Жулина. — Нет. А что ты так на него? Слушай, а что это за мужик на картине? Родственник Котова? — решила отвлечь медсестру от раздражителя Светлана. — Какой родственник! — наконец-то рассмеялась медсестра. — Это американец Джеймс Симс — отец современной гинекологии. Оттачивал мастерство на чёрных рабынях, оперируя их без наркоза. У нас в училище лекция про него была. В общем, тоже… сволочь ещё та! Слушай, а ты чего приходила-то? У меня на больных баб нюх… а ты… — Правильный у тебя нюх, Жулина, — улыбнулась лейтенант Лядова, осторожно показав медсестре своё удостоверение. — Тебя как зовут, подруга? — Ну, Аня… Так ты по наши души? Когда арестовывать будете? Прям сейчас? — упавшим голосом спросила Жулина, туша окурок о скамейку. Всем оставаться на местах, работают армяне! Зайдя в кинотеатр «Прометей», Арамян, согласно полученным от меня инструкциям, нашёл администратора и, набрав мой номер телефона, протянул старушке свой модный аппарат. А я свой дал задержанному Кубиняну, предупреждённому о даче ложных и так далее. — Алло, Вера Моисеевна! Это я, Кубинян. Узнали? Верочка, дайте, пожалуйста, этому молодому человеку приятной наружности дубликат ключа от моего кабинета. Я сейчас на совещании в Союзе кинопроката, а кое-какие документы прихватить забыл. Алик Карапетович их возьмёт и привезёт мне. Вера Моисеевна, как идут премьерные показы? Не очень? Ты смотри… люди совсем перестали разбираться в искусстве. Скажите Лёве, чтобы посмотрел звук во втором зале. Скоро буду. Вернее, я надеюсь. Взяв ключи и получив указания, где находятся кабинет директора и, на всякий случай, мужской туалет, Алик пошёл по маршруту. По пути он вспоминал, когда в последний раз они с Беллочкой были в кинотеатре. И понял, что никогда. Концерты, опера, балет, клубы. А вот кино с ведром попкорна на коленях не смотрели. А надо бы! Беллочке должно понравиться. Беллочка любит кукурузу. Без труда открыл кабинет, осмотрелся. Присел в роскошное директорское кресло, покрутился в нём, поджав колени. Открыл левый ящик, достал пузатую бутылку «Арарата». Идеально притёртая пробка со звуком отстреливаемой ступени космического аппарата открылась, наполняя ноздри Алика запахом далёкой Родины. Рука сама полезла в глубину стола. Алик нагнулся: где-то здесь должны быть бокалы и блюдце с лимончиком… по-другому быть не может. А дальше. Дальше ослепительная шаровая молния диаметром с хрустальную люстру со зверской силой ударила Алика прямо между лопаток. Тело и конечности Алика завибрировали, как струны гавайской гитары. Рой безжалостных центральноафриканских банановых ос одновременно воткнули свои жала с зазубринами в его позвоночник, разрывая тончайшую кожу пакистанской куртки, купленной неделю назад Беллочкой за восемьсот евро в армянском бутике на Новом Арбате. Последнее, что увидели глаза Алика, были форменные чёрные берцы и заправленные в них брюки с красной строчкой. «Свои…» — теряя сознание, облегчённо подумал старший лейтенант Арамян. * * * Мы ждали звонка от Алика. При наличии телефона Костика дело приобрело бы совсем другой оборот. Сокращались тонно-километры пустого передвижения служебного и личного автотранспорта по лабиринтам с тупиками пробок московских дорог. Существенно сокращалась работа наших аналитиков в топком болоте интернета, что значительно влияло на износостойкость нарисованных буковок на кнопочках наших компьютеров. — Костик, сука, где ты? — хотелось кричать в окно кабинета. Пока Черных безуспешно пытался дозвониться до Алика, а я придумывал изощрённые казни для этого выродка славной кавказской фамилии, следователь Корнев и свидетель Кубинян занимались делом. Они «рисовали» словесный портрет и фоторобот Костика. На самом интересном месте позвонил начальник криминальной полиции Крепченко: — Привет, Чапай! Зайди, — кашлянул в телефон Вася. — Кофе есть? — поинтересовался я. — Кофе есть, сахара нет. Прихватишь? — не отставал Васька. Отсыпав из наших запасов полкружки сахара, я пошёл навестить своего дружка. Опять, небось, ум понадобился. А наш Фил иногда так майору Крепченко и говорил: — Ты, Василий Иванович, почаще к Чапаеву заходи. Там умные люди работают! Шутил, конечно, но получалось обидно как-то. А может быть, и издевался, старый хрыч. В кабинете у «убойщиков» было шумно и накурено. У них это разрешалось, поэтому дух тут стоял мужской. Из чайных кружек не всегда пили чай, матом разговаривали без купюр, а из литровых банок веером вываливались докуренные до фильтров чинарики. Табельное оружие они практически никогда не сдавали и даже в нашу столовку ходили в подмышечных кобурах. За это в отделе их в шутку называли «ковбоями». — Привет, Чапай! Проходи, тащи сюда свою кружку, — распорядился начальник, зачерпывая столовой ложкой растворимый кофе из банки. — У нас труп, Андрюха! — объявил Василий Иванович голосом циркового шпрехшталмейстера. — А! Это вы по этому поводу празднуете? — решил поддержать шутку я. — Не, ты не понял. Я говорю: у нас труп. То есть у меня и у тебя, — прищурив левый глаз, как бы прицеливаясь, уточнил Крепченко. — У тебя дело по подрезанному Сажину? Так вот, час назад мои ребята вернулись с вызова на трупешник. Личность установлена. Некто Трубач Сергей Иванович, он же Трубач, в натуре. Очень известная в криминальном мире личность. Аферист, вор и гениальный катала. Убит пятью проникающими ударами острым металлическим предметом в печень. Кровью истёк, короче. Орудие убийства найдено тут же. Можно сказать, в его же теле. Кухонный нож китайского производства. Ничего не напоминает? Ну, так кофе будешь, Андрей Васильевич? Я молча кивнул головой, понимая, что сейчас все, от кого это зависит, в один рупор заголосят, что это серия и что эти два дела нужно объединять в одно. А это головняк. Это, знаете, какой головняк?! И стоящий передо мной мой старый друг и соратник Вася Крепченко сделает всё возможное и невозможное, чтобы свалить это объединённое дело на мой отдел. Типа, они первые начали, а мы чем сможем, поможем. Знаем мы таких помощников. Неожиданно в дверь «убойного» протиснулся Черных: — Чапай, там Алика нашли… — негромко сообщил мой помощник. Я приложил палец к губам и начал выталкивать Чегевару в коридор. Сзади послышалось: — Андрюх, дело по Трубачу Корневу отдали. Так я тебе результаты обследования места преступления сброшу? И по вскрытию. А кофе-то будешь, нет? — Сами пейте. Что значит — Алика нашли, Эрнест? — зло зашипел я на Черных. — Позвонила из кинотеатра «Протон» некто Вера Моисеевна и сказала, что в кабинете у Кубиняна она нашла Арамяна в бессознательном состоянии. Говорит, что у него, вероятно, приступ эпилепсии, так как он подёргивается и на губах пена. Скорую они уже вызвали, но потом на полу нашли телефон Алика. Из всех абонентов доверие вызвал я, записанный в телефонной книге, как «товарищ Чегевара». У Веры Моисеевны к этому персонажу с юности симпатия, — подробно доложил товарищ Че. — Нужно кого-то послать к нему, — зачем-то хлопая себя по карманам, нервно ответил я. — Откуда эпилепсия, мать её? Эрнест, ты когда-нибудь от Алика слышал? Белке пока не звонить. — Уже. Отправил в «Протон» Дроздова с Лядовой, они как раз из больницы выезжали, — ответил Чегевара. — У нас убой. Сегодня центрового каталу кончили и, я так понимаю, обчистили. Трубач, слышал о таком? — останавливаясь у двери нашего кабинета, спросил я. — В столице личность известная, — кивнул головой Чегевара. — Васильич, а почему «у нас убой»? — недоумевая, переспросил Черных. — В следственном могут потребовать объединить дела в одно. Как пить дать, могут. Многие обстоятельства совпадают. Особенно меня бесят китайские кухонные ножи. Если ещё докажут, что из одного набора… Всё! Серия, понимаешь? Одного игрового не добили, а второго. — пояснил я своё видение ситуации. — Так это что получается, Чапай? Нам Кубика выпускать никак нельзя. Придут за ним, — намекая на то, что преступник начал подчищать за собой, поддержал мою точку зрения Чегевара. — И Сажину нашему, похоже, охрану на самом деле приставить пора. И из больнички не выписывать. Там поспокойней будет. Я Михаилу Ивановичу позвоню, пусть притормозит выписку. — Похоже, так. Правда, есть ещё один вариант. Кубика выпускаем… выпускаем и окружаем заботой, — тяжело вздохнув, объяснил я. — Жёстко, как-то, — удивлённо посмотрев на меня, ответил товарищ Че. — Очень, — поджав губы, согласился я, — просто жесть, как говорит мой Федька. — Хотя. — почесав затылок, засомневался Чегевара. — И я о том же, — засмеялся я, проталкивая своего помощника в открытую дверь кабинета. А в кабинете была тишина. У экрана монитора сидели два слегка небритых мужчины и сосредоточенно смотрели на законченный, по мнению Кубика, портрет охранника Костика. Симпатичный, я бы даже сказал, мужик получился… Короткая уставная причёска, блондин, высокий лоб, широко поставленные глаза, прямой, правильной формы нос, широкие скулы, округлый подбородок. Шикарные, пшеничного цвета усы подковкой. Небольшие, со слегка опущенными уголками, губы. В общем, стандартное лицо славянского типа. — На нашего Дроздова похож, только с усами, — улыбнулся Черных. — Нашего Дроздова Иваном зовут, — постучав себя по лбу, возразил я, сделав страшные глаза. — А где он сейчас, этот ваш Дроздов? — после некоторой паузы на всякий случай спросил Корнев. — Проехали, Руфатыч. Дроздов на задании. Артур Самвелович, у меня к вам вопрос. Вы говорили, что хотели сдать этих заезжих катал местной братве. Так вы их сдали? И если сдали, то кому именно? — поинтересовался я. — А я уже об этом всё рассказал Владимиру Руфатовичу. Костик позвонил кому-то, сказал, чтобы подъезжали, а мне вызвал такси. Когда машина подъехала, я вышел, заплатил таксисту и, сказав, что планы поменялись, отпустил его. Потом сам вызвал другое такси и приехал в кинотеатр. Знаете, как-то не по себе мне было после игры. Интуиция у катал на первом месте. Вот я и поехал на работу. Это может подтвердить охранник культурного заведения, я часто ночую в своём кабинете, — быстро протараторил Кубик. — А после случая с Сажей вообще туда переселился. Там хоть я не один. — Часто ночуете потому, что часто катаете? — спросил Черных. — Ну не то, чтобы… — уклончиво ответил Артурчик. — А как вы Костику платите? Процент от выигрыша или есть постоянная ставка? — поинтересовался я. — Нет, процент не платим. Так легко подсчитать, сколько мы с Сажей взяли. Костику платили от пятисот баксов до штуки за смену. Ну и… с хорошего куша платили премию, — как будто чего-то стесняясь, промямлил Кубик. — Как? Когда и как платили? — подскочил со своего места Чегевара.