— А я, кажется, поняла, зачем вы меня разуваться заставили. Теперь верите? — Марина, у вас очень красивые ноги, — вместо ответа зачем-то брякнул Эрнесто. — А я знаю… — закрывая за собой дверь кабинета, чуть улыбнувшись, ответила потерпевшая. — Нет, ну реально красивые. Или бывшая гимнастка, или с хореографией что-то. — со знанием дела влилась в разговор Лядова. — Докладывай давай… хореограф-дзюдоист! — улыбнулся я в ответ. — Лажанулись мы, времени не хватило. А не кажется вам, господа сыщики, что наша потерпевшая что-то себе уже придумала? — Мне… мне кажется! — вскочила со своего места Лядова. — Но это не она придумала, это ей умные люди подсказали. Я адвокатов имею в виду. — Эрнесто, ну ты-то доволен? Ты задал один вопрос, а получил сразу два ответа, — решил подшутить над приятелем я. — Ну да. Похоже, говорит правду. Убегала… разбила… наступила… поранила… — читал Чегевара из своего блокнота. — Ложь на фоне мести и личной неприязни вычёркиваем. А второй ответ? — А то, что у потерпевшей ноги красивые. Причём не уверен, что второй ответ на твой вопрос тебя заинтересовал меньше, — улыбнулся я. — Осторожно, шеф. Рядом дети, — шёпотом ответил товарищ Че. — Какие дети? У меня уже две подруги замуж вышли и одна беременная на девятом месяце, — возмущённо огрызнулась Лядова, включая чайник. — Начинаю? — Валяй! — разрешил я, хлопнув себя по карману, где зазудел мобильник, оповещая, что пришла эсэмэска. — Хотя стоп! Будь любезна, налей кипяточку! Эсэмэска была длинной: «Здрастуй андюша. Скучаешь? а по мне? Здесь скушно мама гаварит ещё долго вчера плакала. Сказала никаму верить нилзя. Я сказала нашему андрюше можно а она плакать перестала. Хачу к тибе и боцману. Цылую твая женя». Стилистика и орфография девочки дошкольного возраста сохранены. Интересно, а сколько до Ярославля? А если на машине? — Начинаю? — с ревностью в голосе спросила Светлана, ставя передо мной кружку с напитком, напоминающим по запаху и цвету очень растворимый кофе. Мы с Чегеварой сделали по первому глотку, поморщились и приготовились слушать. — Начну с гадалки. Валентина Германовна Ларионова имеет свидетельство частного предпринимателя… — начала подробно излагать Лядова. — В комнате в рамочке на стенке висит. — Света, давай суть. Нашла что-нибудь? — перебил её товарищ Че, посматривая на часы. — Да. Ей при мне звонил наш «маньяк». Его выразительная речь записана на автоответчике. По содержанию монолога можно сделать вывод, что Ларионова была поставщиком женских заблудших душ и сердец в лапы мерзавца Котова. Конечно, не бесплатно, — пояснила Лядова. — Какой тип автоответчика у гадалки? — поинтересовался Чегевара. — Если дохленький, то больше семи часов информацию не хранит. Нужно изымать. — Телефон допотопный какой-то. Из прошлого века. По-моему, даже кассетный автоответчик, — вспомнила лейтенант, — щёлкал и шелестел. Вот. — Изымаем и обыск завтра с утра. Постановление подготовлю, — согласно кивнул я. — Гадалку задерживаем, везём сюда, допрос и под подписочку. — Есть изымать! — вдруг вскочила со своего места Лядова. — Куда? Сидеть, стажёр! — остановил я порыв лейтенанта. — Вот завтра с утра возьмёте постановление и поедете к своей гадалке. Напоминаю, каждый последующий приём после первого бесплатного у неё платный! Ответственный — лейтенант Лядова. Я тебе пару сержантов потолковей из пэпээсников выпрошу у Кошкина. Дальше давай. Было очень интересно наблюдать за нашим стажёром. Вроде ничего чисто внешне не должно было в ней измениться. Но после моего назначения её ответственной… Плечи развернулись, шейка вытянулась, глаза заголубели, даже показалось, что слезинка блеснула с левой стороны переносицы у сотрудника МВД. Нет… показалось… — Что касается подозреваемого Котова, Андрей Васильевич, то здесь против него свидетелем выступит его медсестра, Жулина Анна Георгиевна, — чуть ли не торжественно сообщила Лядова. — А это что за персонаж? — заинтересовался Чегевара, открывая свой знаменитый блокнот. — Персонаж интересный, хотя выступает здесь практически соучастницей. Анна Георгиевна — студентка последнего курса медицинского училища и сейчас, можно сказать, у неё преддипломная практика. Наставником у неё числится наш подозреваемый, то есть гражданин Котов. На первой же неделе практики медсестра Жулина была поймана «маньяком» Котовым за руку во время хищения дефицитных медикаментов. Понятно, что, если бы Котов дал делу ход, Анна вылетела бы из училища и три с половиной года учёбы, как говорится, накрывались больничной уткой. И это в лучшем случае. Наш гинеколог-просветитель процитировал студентке Жулиной статьи Уголовного кодекса, карающие за хищение госсобственности, что привело последнюю в крайнюю степень растерянности в отношении своей дальнейшей судьбы, — повествовала Лядова. — А объяснила, зачем крала то? — сонно спросил Чегевара. — Да. Сказала, что мамка по жизни женскими болячками страдает. Для неё тащила. Поэтому и напросилась в гинекологию на практику. Лекарства дорогие, я узнавала, — с готовностью ответила Лядова. — Понятно, дальше, — поторопил я. — Котов дал ей десять минут помучиться, выпить графин воды, а потом сам предложил выход. Причём даже пообещал помогать бесплатно снабжать Жулину дефицитными импортными лекарствами для матери. Тварь! — зло выругалась Светлана. — Спокойней, стажёр. Изнасиловал? — коротко спросил я. — Нет… как бы это… Как такового изнасилования не было, но физический контакт был. Он её в кресло посадил и, как Сёмину… сволочь! — отвернувшись, ответила Лядова. — Ясно. Только в случае с Сёминой это можно квалифицировать как сексуальное насилие над личностью. А с твоей медсестрой… как бы по обоюдному согласию получается. Она сама в кресло села, зная, что с ней будет происходить. — закончил свою мысль Эрнесто. — Что ещё? — А то, что вы оба были правы. Он записывал всё, что делал с Жулиной. От неё он это, подонок, не скрывал. Успокаивал тем, что лица на видео будут закрыты, и никто её не узнает. И ещё предложил помогать ему и выходить на смену, когда ему будет нужно. За это обещал платить, — дальше рассказывала Светлана. — И платил? — коротко спросил Чегевара. — С её слов — один раз. Десять тысяч рублей, — ответила на вопрос Лядова. — Взяла, хотя знала, за что платят. Значит, соучастница, — зевнул Эрнесто, искоса поглядывая в мою сторону. — Где камера установлена, выяснила? — оживился я. — Да, Жулина рассказала. Глазок камеры вмонтирован в раму портрета Джеймса Симса, — живо ответила стажёр. — Кого? А это что за перец? — удивился Чегевара. — Не помню такого артиста. — А я думала, вы всё знаете, товарищ капитан. А если не знаете, то у вас в блокнотике всё должно быть записано, — улыбнулась Лядова. — Вы записывайте, записывайте. Симс — американский врач, отец современной гинекологии. Жулина сказала, что он сволочью был. Операции чёрным рабыням без наркоза делал. Изучал реакцию. — Да, занятная личность этот ветеринар! — глядя на часы и понимая, почему засыпает Эрнесто, сказал я. — Думаю, завтра с утра с материалами дела ознакомим нашего Руфатыча. Пусть к прокурорским бежит бумаги оформлять. Лядова, к утру отчёты по результатам проделанной работы мне на стол… — Андрей Васильич, да меня отец с этими отчётами из дому. — испуганно округлила глаза стажёр. — Тогда одно из двух. Переходи работать к отцу или ни свет, ни заря на работу и отчёты мне на стол. Вопросы? — как-то даже по-отечески объяснил я поставленную перед стажёром задачу. — Завтра у Котова когда смена начинается? — В четырнадцать, — тяжело вздохнув, ответила Лядова. — Эрнесто, не забудь кандалы. Завтра берём маньяка за белы ноженьки. Усиление брать не будем, нечего беременных баб пугать. Следака я сам предупрежу, — объяснил план действий на завтра я. — Андрей Васильич… Андрей Васильич, а можно я. Я ещё никогда на задержании. — вскочила с места Лядова, — Хочу посмотреть, как он в своём кабинете обосрё… — вскочила со своего места стажёр. — Лядова! Ещё насмотришься! Ты мне всё красиво сделай с гадалкой. Я думаю, как раз с ней будет интересней. И скажи этой бабке, чтоб никакой порчи на моё отделение. — предупредил я. — И медсестру на конец дня вызови. Будет для неё лучше, если «чистуху» напишет. А там, глядишь, пока следствие, пока то да сё… ещё и училище своё успеет до суда закончить. Всё. Расход. Эрнесто, предлагаю занять лучшее место в моём авто. * * * Пока Черных опечатывал кабинет и перекуривал с дежурным по ОВД, я завёл своего «барсика» и достал мобильный. Позвонить? Понятно, что возьмёт Ксения. А что я ей скажу? «Здрасьте… вот, соскучился по вам… А вы? Как дела… три рубля… ля-ля-ля…» Позорище! Взрослый дядька, а всё туда же… сю-сю-му-сю… Эсэмэску напишу. Женьке как бы… Типа отвечаю на её послание… «Привет, девчонки! Как продвигаются дела? Купил капусты на борщ и сгущёнки для блинчиков. Может, что-то ещё? Женька, и по тебе я скучаю тоже. От Боцмана привет. Андрей». — Э, товарищ! Что сочиняем на ночь глядя? — вдруг раздался радостный голос моего напарника. — Да так… сообщение одно, — немного смутившись, ответил я, включая передачу. — Ага… а на лице такое выражение, будто Татьяне Лариной письмо пишешь, — заржал смехом женатого мужика Черных. — Сидит, пыхтит, язык вывалил! — Сам ты. Завтра в семь тридцать у подъезда, Онегин, блин! — выезжая на трассу, ответил я. «Сегодня, пожалуй, уже никто настроение мне не испортит», — думал я, крутя баранку. Но, как оказалось, был неправ! Лёгкие телесные и девочки прелестные Было уже довольно поздно, поэтому заморачиваться с приготовлением полноценного ужина не было ни сил, ни желания. Вывалив вечно голодному, гневно орущему Боцману из банки кошачьего корма, я успокоил свою совесть и решил подумать о себе. Рубанув сплеча кухонным ножом по батону докторской колбаски и отпилив от почти деревянного куска сыра не совсем тоненькую полоску, способную закрыть собой ломоть ржаного хлеба, я из всего этого соорудил несложную конструкцию и сунул её на пару минут в микроволновку. Получилось красиво, быстро и, как с голодухи показалось, вкусно. Кефир пил прямо из пакета, чтобы утром не мыть кружку. Откусывал большими кусками, запивал большими глотками. Но, несмотря на это, глаза предательски закрывались, и мозг отказывался продолжать ужинать. Пальцы нежно сжимали тёплую глянцево-гладкую поверхность бутерброда, похожую на слегка загорелую кожу Ксюши чуть выше коленки… Звонок телефона, лежащего между разрубленным батоном колбасы и пустой сахарницей, застал врасплох, но вовремя. Пакет кефира уже вывалился из рук, и его тоненькая струйка стекала на кафель пола, радуя Боцмана растущей лужей. Совпадение фантазии засыпающего холостого мужчины в расцвете сил и реальности удивили. «Ксюша» — было написано на экране. Руки лоснились от жиров животного происхождения, рот набит ужином. Но выход у настоящего опера всегда есть. Нос! Нажав своим «породистым клювом» кнопочку громкой связи, я приготовился к диалогу. — У-у-у… — сказал я. — Андрей Васильевич, здравствуйте. Извините, я, наверное, вас разбудила? Просто вашу эсэмэску только прочитала и решила перезвонить, а на часы не посмотрела. Алло, вы меня слышите? — негромко спросила Ксения.