— Послушай, стажёр, у тебя ещё этих задержаний в карьере будет. Устанешь мужу объяснять откуда у тебя в туловище лишние отверстия от пулевых ранений. Тьфу-тьфу-тьфу! Шучу, конечно, — попытался миролюбиво отшутиться я. — Понятно, — упавшим голосом ответила Лядова. — А я еду и думаю: почему мы едем на задержание, а оперативной группы поддержки с нами нет? Нарушение протокола. На входе в здание терапевтического отделения распределились. Мы с Лядовой пошли искать начальника местной службы безопасности, а Корнев побежал объясняться с Сажиным. Начальника искали долго. То якобы пошёл полицию встречать на КП, то провожать уже, то где-то у кого-то объяснительные собирает. Наконец Лядова поймала в коридоре пожилого мужичка в синей униформе с яркой надписью на спине на русском языке «СЕКЬЮРИТИ» и, крепко прихватив его за погон на плече, чтобы не сбежал, жёстко спросила: — Стоять, дед! Выкладывай, где найти вашего главного? Седовласый мужичок с заметным пивным животиком стряхнул со своего плеча руку Лядовой, поправил съехавшую на одну сторону форменную курточку и недовольно пробурчал: — Тоже мне внучка нашлась. Я начальник. Стасюк Николай Петрович. Между прочим, подполковник армейский… бывший. Что надо, дамочка? — Ну, тогда я тоже не дамочка вам, — смутившись на секунду, огрызнулась стажёр, покрутив перед носом начальника охраны своими новенькими корочками. — Лейтенант полиции Лядова Светлана Ивановна. Провожу следственные мероприятия. Андрей Васильич, товарищ майор, вот он — начальник охраны. Я подошёл ближе и протянул руку Николаю Петровичу. Мужчина, поняв, кто здесь отдаёт приказы, повернулся к Лядовой спиной и крепко пожал мне руку. — Майор Чапаев, — представился я, — а следователь Корнев, которому вы звонили, пошёл в палату, где произошло ЧП. Сейчас будет показания снимать с потерпевшего Сажина. А вы, Николай Петрович, ведите нас к задержанному. — Какому задержанному? Вы чё-то путаете, майор. Я буквально пять минут назад проводил вашего товарища… сейчас протокол покажу, — с этими словами начальник охраны открыл ключом дверь своего кабинета и пригласил нас войти. — Ну, вы же звонили следователю Корневу? — нетерпеливо спросила Лядова. — Ну да, звонил. Товарищ Корнев за преступником вашего сотрудника и прислал. Вот, читайте, — сказал Стасюк, протягивая нам листок бумаги. — Майор сказал, что бланк взять с собой забыл, поэтому протокол от руки составили. Ещё сказал, что чуть позже приедет следственная группа для проведения следственных мероприятий. Вот, я так понимаю, вы и приехали. — Какой майор? Какая следственная… Дед, где задержанный? — не выдержал я. — Да какой я тебе. Уехали десять минут назад. Майор протокол подписал, мне отдал и мои ребята этого козла, выдающего себя за доктора, ему передали, — ответил начальник охраны, набирая кого-то по телефону. — Алло, Бурков, «вольво» синяя выехала? Понял. Вот дежурный по КП доложил: автомобиль «вольво», гос. номер «н412ау» 77-го региона выехал с территории больницы в тринадцать сорок пять. У нас всё чётко, майор. — Документы этот майор вам показывал? Вы их видели лично? — не унималась Лядова, наседая на начальника охраны больницы. — А как же! Чай не лаптем. Вот в протоколе всё записано… майор Краев Константин Сергеевич. — Костик! — дуэтом выкрикнули мы с Лядовой. — Ну, вот… вы же его знаете? Номер удостоверения, кем, когда выдан. Всё зафиксировано. А как, у нас по-другому нельзя, — как-то даже с гордостью ответил начальник всей этой «Секьюрити», — вот и вещественные доказательства сохранены. Никто из посторонних не прикасался. Начальник службы безопасности почти торжественно щёлкнул замками своего огромного сейфа и достал два цветных целлофановых пакета, пахнущих полукопчёной колбасой. В одном пакете лежал флакон с какой-то прозрачной жидкостью, а во втором нож. Ну да! Нож из китайского кухонного набора с чёрной ручкой. Показалось странным, что «капитан Краев» не заинтересовался вещественными доказательствами. На этот вопрос ответит только наша лаборатория. — А как… как он себя вёл? Волновался? Может быть, нервничал, спешил? На полицейского-то был похож? — поинтересовалась Лядова. — Скажешь тоже, лейтенант. Он же по форме был. Настоящий мент. Спокойный, уверенный. Чувствуется сила за человеком. Поблагодарил всех за задержание опасного преступника. Руки парням моим пожал. Сказал, что обязательно благодарственное письмо от МВД выхлопочет. Правда, пожурил, что мои парни этого гада слишком помяли. Ну, так поделом ему. А что? Что-то не так сделали? — поинтересовался бравый бывший армейский подполковник. — Разберёмся. А в какой палате Сажин? — поинтересовался я, отдавая «протокол» выдачи задержанного и магазинные пакеты с уликами стажёру. — Так в четыреста пятой он. Тоже досталось мужику, — ответил начальник охраны, провожая нас к выходу, — так что, товарищ майор, ждать нам письмо-то? — Какое письмо? — не понял я. — Так благодарственное! — оживился Стасюк. — А! Так это вам к товарищу Корневу. Он у нас главный по благодарственным письмам. Но я словечко замолвлю, — обнадёжил я и, пожав начальнику руку, пошёл в сторону больничного лифта, подталкивая впереди себя хихикающую Светлану. * * * Допрос в очередной раз потерпевшего Сажина был в самом разгаре. Живучий карточный шулер и матёрый следователь сидели на стульях друг напротив друга. Между ними стояла тумбочка, на тумбочке глубокая тарелка со шкурками от мандарина и два стакана. Пустых. В воздухе незримо витали молекулы коньячных спиртов, безжалостно истребляя устоявшиеся больничные запахи. Увидев нас, Корнев молча показал рукой наши места на свободной больничной койке. Я понял, что сразу травмировать пожилого следователя внезапной новостью нельзя. Наша новость должна выстояться, как хороший коньяк. — А как? Как ты понял, что это не врач, Серёга? — восторженным голосом спрашивал Руфатыч, налегая грудью на тумбочку. Стало понятно, что мужики разобрались, кто прав, а кто не очень. И Руфатыч проставился, грехи замаливает. — Да поначалу я-то и не понял. Заходит такой… Ну, обычный лепила. Сейчас, говорит, витаминчики прокапаем. Думаю, витаминчики всегда хорошо, пусть капает, если надо. Рукав левой руки закатываю, ложусь поудобней. Смотрю, как он шланги свои настраивает, а ручонки у него так ходуном и ходят. Знаешь, тремор такой нездоровый. Ну, думаю, чё такого… врачи тоже люди. Вчера, небось, принял лишнего, а сегодня мается. Лишь бы в вену попал. — А вам витамины назначали? — влезла с вопросом Лядова. — А хрен… слушай дальше. И тут он спиной ко мне поворачивается, и я понимаю, что что-то знакомое мне в его затылке. Потом понимаю, что не в затылке дело, а в его локаторах. Уши как у хоббита! И одно ухо больше оттопырено. Но где я эти пельмени видел, не вспомню никак. А тут он ко мне поворачивается и иголкой начинает мне в вену целиться. И тут я всё и вспомнил! — торжественно объявил Сажин, многозначительно посмотрев на Руфатыча. Руфатыч посмотрел на нас с Лядовой и виноватым голосом пояснил, незаметно показывая нам микрофон диктофона: — Товарищи, мы с господином Сажиным договорились пока протокол не писать. Но всё, что сейчас происходит, делается для прояснения ситуации и по большому счёту законов РФ не нарушает. — Не нарушает! — эхом откликнулся, потирая потные ладони, господин Сажин. После этих слов еле скрипнула дверца больничной тумбочки, и из её недр была извлечена наполовину пустая бутылка дагестанского коньяку. — За удачу, счастливый случай и фарт! — шёпотом произнёс Сажин, чокаясь с Руфатычем. — За нерушимость законов РФ и президента Путина! — почти в микрофон диктофона шепнул следователь Корнев. Угостив Руфатыча долькой мандаринки, Сажин продолжил: — Ребята, у меня, как в фильме, который смотришь сквозь сон, кадры перед глазами промелькнули. Это же уши таксиста, который вёз меня с той игры. Я тогда полчаса на его затылок по дороге домой смотрел. Ещё думал: вот не повезло мужику с такими лопухами. А когда эта падла ко мне руку с иголкой приблизила, у него резиновая перчатка завернулась, и я на запястье увидел татуировку. МИР. Я этот МИР на всю жизнь запомню. Верняк! И ещё между большим и указательным пальцем у него пять чёрных точек должно быть. Он когда в ту ночь меня резал, я эти три буквы на руке, держащей нож, и запомнил. Наливай, Руфатыч, сейчас меня попрёт! — Серёженька, я налью, ты давай дальше. Дальше-то что было? — хлопнул дверцей тумбочки Корнев. — Ах ты, сука, говорю. Нет! Ах ты, падаль доходная! Точно! Ах ты, падаль, ору! И этой держалкой железной его по спине. А он, тварь, закашлялся так, как чахоточный, и из кармана ножик достаёт. Я смотрю, а это вроде тот же самый нож! Откуда, думаю? Он же во мне тогда остался! Беру эту железку двумя руками, и как уху… извините, барышня, его по кумполу. Хотел ещё раз, да тут мужики на меня навалились. Вот такие, брат Руфатыч, дела! Живой-то он хоть? — с надеждой в голосе поинтересовался потерпевший, шумно закусывая долькой мандарина. — Живее всех живых, Сергей Трофимович, — успокоил я Сажина. — Ваши действия будут признаны правомерными. Так что беспокоиться вам не стоит. — Ну и ладушки. Давай, Руфатыч, по последней — и буду такси вызывать. Хватит мне тут отлёживаться. Надоело, спасу нет, — оживился Сажин, вынимая из шкафа свою одежду. — Думаю, с этим пока торопиться не нужно, — вежливо, но жёстко ответил я, — до завтра, по крайней мере. — Что-то случилось? — практически одновременно задали один и тот же вопрос Сажин и Корнев. — Об этом чуть позже. Наш сотрудник зайдёт к вам в течение часа. Пароль: «витамины»! — отвернувшись, ответил я и, кивнув Лядовой, пошёл на выход. В коридоре позвонил Дроздову и объяснил ему задачу на ближайшие сутки. Дрозд выждал паузу, а потом ответил помрачневшим голосом: — Есть! Витамин, бл… — И было слышно, как скрипит эмаль на его зубах. Почему-то эта новость привела в уныние и стажёра лейтенанта Лядову. Надо бы разобраться. По дороге в отдел я вкратце рассказал Корневу, что приключилось с задержанным лжедоктором. Руфатыч всю информацию выслушал молча, только раз двадцать снимал и протирал потеющие ни с того ни с сего очки. Потом тронул меня за плечо и вежливо попросил: — Андрюша, останови, пожалуйста, там, где людей поменьше. Я проехал ещё пять минут и остановился возле огороженного котлована какой-то заброшенной стройки. Теперь Руфатыч обратился к Лядовой: — Светлана Ивановна, простите великодушно, не могли бы вы выйти из машины, отойти метров десять и подождать, пока вас не позовут минуты три. — А к чему всё это… — начала было стажёр. — Вышла! Быстро. — зло процедил я, понимая, что сейчас больше всего нужно следователю Корневу. Обиженно хлопнула дверь моего «барсика», зацокали каблучки ничего не понимающего в мужских истериках стажёра, и тут началось. Я всегда знал, что наш Руфатыч не такой уже и интеллигент! И что костюм и университетский ромбик ещё из СССР не могут гарантировать чистоту речи и помыслов. Но то, что я услышал. Всё-таки тридцать восемь лет стажа безупречной службы в МВД дают о себе знать. Руфатыч отвернулся к противоположному окну и матерился, иногда протирая рукавом костюма стекло пассажирской двери. Торжественно, талантливо! На двух языках! Русском и татарском. Руфатыч мастерски собирал пазлы изощрённого тюремного мата, превращая его, в изящную, одному ему понятную криптограмму. Я видел, как отошедшая от машины на десять метров Лядова, прислушавшись, отошла ещё на пять. А когда эмоции Руфатыча начали зашкаливать, просто прикрыла ушки ладошками. В кабинет следователя Корнева Владимира Руфатовича наша оперативная бригада входила уже с детально разработанным планом в головах. Мы знали номера тёмно-синей «вольво». Мы наконец узнали, каковы ФИО нашего то ли капитана, то ли майора Костика. И что вместе с «таксистом-врачом» они — банда, грабящая «честных» катал. А на их совести уже есть трупы. Дела семейные, ну или почти… Дверь в небольшой спортивный зал открылась, и невидимая из-за дверного косяка женская личность выпалила скороговоркой тоном очень занятого человека: — Галкина! Ксюшка, к телефону! Бегом давай.