— Так давайте его колоть. Просто жёстко брать и колоть! — нервничая, предложила Лядова. — В принципе согласен, — привстал со своего места Шароев. — Никто никого брать и колоть не будет, — резко ответил я. — Всё разрешится сегодня. Ждём Дроздова. Не знаю почему, но очень уж мне хотелось дать шанс этому молодому несостоявшемуся полицейскому самому выкарабкаться. Конечно, я понимал, что как только он мало-мальски придёт в себя и сможет членораздельно излагать мысли, его тут же у нас заберут «гестапов…», в смысле «Служба собственной безопасности». А там… Так что пиши, Стариков, пиши! * * * Ну а пока старший лейтенант Дроздов метался между медицинскими центрами и городскими моргами, выжигая солярку, купленную за мои кровные, мы тоже время не теряли. Сделали запрос в Академию МВД и получили ответ, что «… курсант, старший сержант Еремеев Сергей Георгиевич, 1995-го года рождения, действительно проходит обучение на четвёртом курсе в Академии МВД города Москвы по специальности «Правоохранительная деятельность». Профиль обучения: «Оперативно-розыскная деятельность». — Коллега, — тихо сказала Лядова. К сожалению, до поступления в учебное заведение на биографии курсанта Еремеева стояло большое жирное пятно. Пришлось по своим каналам связываться со «старшим братом» — майором Тюриным. Через сорок минут мне позвонил сам Стёпа и зачитал короткую справку. — Не знаю, зачем конкретно тебе понадобился этот парень, Андрей, но если ты его себе в команду хочешь получить, то выбор сделан правильно. Служил срочную в дивизии Дзержинского. Разведчик. Потом подписал контракт и улетел в Сирию. Служил по специальности. Имеет правительственную награду. Ранен. Дали рекомендацию для поступления в Академию МВД. Вот вкратце. Да, ещё у него брат с сестрой младшие есть. Двойняшки. Родители умерли, — коротко объяснил мне по недостающим деталям в биографии Еремеева старый приятель. — Спасибо, Стёпа, ты очень помог, — поблагодарил я. — Постой, Андрей. Что-то ты как-то мрачно… Или он натворил что-то? — удивился Тюрин. — Разбираемся, Стёпа, разбираемся, — ответил я, отключаясь. * * * Начальник криминальной полиции Управления полковник Воронин моего звонка ждать не стал, а позвонил сам, причём на полчаса раньше назначенного времени. — Ну, что у тебя, Чапаев? — услышал я «неожиданный» вопрос. — Товарищ полковник, к сожалению, не могу дождаться одного оперативного сотрудника. А его информация очень нужна для систематизации фактов. Ну и первый день работы, сами знаете, как правило, это сбор информации, — путано ответил я. — Это как первый, Чапаев? Ты же вчера мне уже докладывал. А твой опер пешком по Москве бегает, что ли? — возмутился полковник. — Ну, почему пешком, товарищ полковник. В двадцать первом веке живём, однако. Метро, троллейбусы, маршрутки… В транспорте вы мне отказали, а он безлошадный. Вот и стирает подошвы о свежеположенную тротуарную плитку. Так вчера у нас организационный день был, товарищ полковник. Оргпериод, новое место службы осваивали, так сказать. Так что прошу считать первым днём расследования именно сегодняшний, — придурковато оправдываясь, доложил я начальнику суть дела. — Ладно. Как у тебя со следователем? — поинтересовался Воронин. — Работаем вместе. Она в курсе всех наших действий. Можно сказать, отрабатываем выдвинутые ей версии. — Правильно, Чапаев. Ты с ней не задирайся. Она баба с норовом, любого залягает. Завтра с утра я в Главке. Оттуда позвоню. Не подведи меня, майор… Бывай, Чапаев. — И вы бывайте! — сказал я уже пикающему телефону. * * * В кабинет Дроздов ворвался шумно и явно в отвратительном расположении духа. Окинув всех горящим взглядом, он остановился на Лядовой и вдруг ангельским голоском пропел: — Светуль, у нас ничего пожрать нет? — Бедненький, — сжалилась над Дроздом Лядова, разворачивая пергаментную бумагу с бутербродом, — даже поесть времени не хватило? — Денег не хватило, Света, — нахмурив брови и шире открывая рот, ответил Иван. — Только десять литров солярки залью, только по «пробкам» подёргаюсь — опять красная лампочка горит! Только залью, только проеду… Васильич, а сколько твой керогаз по городу жрёт? Бегемот, а не машина! — Ключи! — протянул руку я. — Нет, ты скажи! — Ключи, гад! Вот прав был Чегевара… — Начинается! — застонал этот тракторист, не умеющий ездить на чужих машинах. — А я говорила, — ехидно подключилась Лядова. — Поел? Рассказывай, — с опаской глядя на часы, приказал я Дрозду. — А попить? — жалобно пробасил Дрозд. — Света, сделай ему… Поехали, Дрозд, не зли, опять ночью разойдёмся. — С какого морга начать, начальник? Ладно, начну с живого. Младший сержант Тищук из комы выходить пока не собирается, неважные у парня дела. Весь в трубках, проводах. Очень сильный ожог получил, нужна пересадка кожи. А у него ещё с черепом проблема. Короче, лечащий его говорит, что шансов мало. И то, что в ближайшее время говорить не будет, это точно. — Ваня, а о травмировании нижней части таза Тищука доктор ничего не говорил? — стараясь не выделять этот вопрос, спросил я. — А это уже на следующей страничке, Андрей Васильич, — переворачивая страницу в своём блокноте, ответил Дрозд. — Это ведь не просто так ты спросил. Да? Совершенно верно, начальник. Там, где у живого Тищука и мёртвого Иванчука должны находиться половые органы… Кровавое месиво там, Васильич, — тяжело сглотнув слюну, закончил свой рассказ Дрозд, невольно прикрыв рукой место, где начинается на джинсах ширинка. — Ты знал? — У Старикова та же картина. Вернее… акцент ударов был именно в эту область туловища, — ответил я. — Братцы, а это значит, что можно предположить, что мотивом покушения на убийства могла быть месть за совершённое сексуальное преступление, — крикнул, вскочив со своего места, Шароев. — Ну и продолжай дальше, братец Магомедыч, — …сексуального преступления, совершённого сотрудниками ППС, — мрачно подытожил Дроздов. — Это всё, что ли, Вань? Ты же весь день по больницам и станциям «скорой помощи». Неужели ничто внимание не привлекло? Может быть, что-то необычное? — раздосадованно расспрашивала своего дружка Лядова. — Поверишь? Ничего, — листая свой блокнот, сокрушённо ответил Иван. — Женщина в алкогольном опьянении выпала из окна второго этажа. Порезы. Бомжи подрались у ресторанной мусорки. Мелкие травмы. Семейное насилие. Муж жене руку табуреткой сломал. Но пока того волокли в «бобик», помирились. А помирившись, объединились и чуть «пепсам» не накостыляли. В связи с изнасилованием обращений не было. Понимаешь? Вот, правда, на остановке найдено тело молодого человека. Констатирована смерть от сердечной недостаточности… — Фамилия? Фамилия умершего, Ваня? — вдруг встрепенулась Лядова. — Сейчас… так, где тут? Еремеев, — прочитал у себя в блокноте Иван. Вскочившая со своего места Светлана вдруг опустилась в кресло, закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Мы, несколько секунд наблюдая за неизвестным явлением в наших кругах, молчали. Первым к Светлане подошёл Иван. Он, бережно прижав её головку к свой груди и осторожно поглаживая девушку по спине, тихо повторял: — Ну, что ты так? Всё хорошо… поймаем мы его, Свет. Ты молодец… ты у меня умная-умная… — А ты дурак, Дроздов. Вы что, не понимаете? Это же Васильич нас навёл… это же он сказал — идти только сюда, делать только это. И мы шли и делали. Как ты его просчитал, шеф? Ваше сиятельство… Андрей Васильевич, вы такой умный! — уже ревела навзрыд лейтенант Лядова, громко сморкаясь в чистый лист бумаги формата А4. — Чего стоим? Кланяйтесь «светлейшему»! — сквозь слёзы смеялась Светка. — Лейтенант Лядова! — Ах, оставьте, господин майор… — наконец расслабилась Светлана. — Так, Шароев, завтра вот на это место повесить медицинскую аптечку. И чтобы там обязательно что-нибудь успокоительное было. Светлана Ивановна, я думаю, эти два джигита не совсем понимают, о чём мы. Успокойся и поставь им, пожалуйста, своё кино из фитнес-центра и объясни всё, А я пока доктору отвечу, — сказал я, понимая, что звонок Михаила Ивановича уберёг меня от ненужных оправданий перед подчинёнными по поводу интуиции и других необъяснимых манипуляций мозговой деятельности зрелого не по годам сотрудника полиции. — Андрей Васильич, не разбудил? Привет, — поздоровался костоправ. — Здоров, Иваныч. Написал? — коротко спросил я, наблюдая, как Лядова раздражённо что-то доказывает Шароеву, тыкая пальцем в экран монитора. — Стариков тут тебе целый опус пишет. Практически целый день царапает. Тяжело ему, потеет, стонет, но я не трогаю. Предложение напишет — отвалится. Напишет — отвалится… Врать не буду, прочитал кое-что. Вот же, б…, засранцы! Защитнички хреновы! Ты когда приедешь, Андрей? — Миша, в двадцать первом веке живём. На смартфон свой сфотографируй, когда Стариков закончит писать, и мне пришли все листочки. Понял? Только потом сам лично из телефона своего текст удали. А сами бумаги, собственноручно написанные Стариковым, запри в свой сейф. Я их позже заберу. Могу надеяться? — спросил я у травматолога. — Ну, надеяться-то можешь… А сколько эта бумага может стоить на «чёрном» рынке? — поинтересовался хитрый доктор. — Шучу, мент. Всё сделаю, как надо. Я армянский люблю, ты, бродяга, знаешь. А возле ноутбука Лядовой разгорался нешуточный спор. Дроздов рвался прямо сейчас выезжать в адрес и брать курсанта за задницу. Шароев уверял, что ещё рано, что пока нет полной уверенности в доказательной базе и что нужно сначала эту версию согласовать со следователем. — Шеф, когда Еремеева брать будем? — уверенная в своей правоте, задала вопрос Лядова. — Будем, но не сегодня это точно. Еремеев — курсант дисциплинированный, у него армия и война за плечами. Сказал — сделал. Завтра будет на занятиях как штык! К тому же уж очень мне хочется «чистуху» от Старикова дождаться, — ответил я. — А дождёмся? — с сомнением задал вопрос Магомедович. — Дождёмся, пишет, — успокоил я капитана. — А теперь по коням. Дрозд, тебя подвезти? Или там уже солярки нет? — вдруг вспомнил я про Ванькино нытьё.