— Кавказской кухни? — ухмыльнулся Вова. — Нет, в японский. Я не поняла, а что, чеченцы тоже палочками едят? А, Вовчик? — Короче, Галя! Что я всё из тебя клещами должен вытаскивать? — шумел в трубку Чус, проклиная про себя всех этих кавказцев с японской кухней, Галь и прочих бестолковых ворон. — Я сама на перемене слышала, как твоя Маринка с подругой разговаривала. Говорит, типа, её в японский ресторан пригласили, а она эти роллы терпеть не может… Что, мол, делать, если отказывать не хочется? — начала рассказывать обладающая повышенным слухом Галочка. — Точно! Маринка сырую рыбу не ест. Ей итальянская, греческая кухни нравятся. Баран ты чех, надо было у меня спросить, что любит эта девушка, — засмеялся в трубку Вова. — А в какой ресторан они идут? — В «СушиСтор», если я правильно расслышала. Он за ней в семь вечера заедет, — ответила Галина. — Это на Волоколамке, что ли? Знаю. А что так поздно? Они же до одиннадцати работают. Ладно, молодец, можешь, когда есть хочешь, — засмеялся Чус. — Вов, а давай мы с тобой в ресторан сходим? У меня такой прикид классный есть… — размечталась подруга. — Ага, сейчас! Сходим, Галка, сходим… в чебуречную. Ладно, не обижайся, шучу я. За мной должок, бывай, подруга, — попрощался Чус. Информация была как нельзя кстати, под настроение Вовы Чусова. Вова лежал у себя в комнате на кожаном диване и мечтал. «Пусть знают, что Чус зря слов на ветер не бросает. Что он парень конкретный и жёсткий. И лететь будет сегодня Ибрагимка из японского ресторана впереди собственной папахи. Будет знать, как за красивыми чужими невестами ухлёстывать. Вас что, там, в аулах, не учили? Чужое трогать нельзя! Вот и не обижайся, горный баран. Обломаю я тебе твои рога так, что не только кисточку свою малярную удержать не сможешь, ты на ложку полгода только смотреть будешь. И шашлык тебе твой будут по трубочкам в желудок пропихивать!» В руках Вова крутил телескопическую обрезиненную дубинку. Знакомые пацаны подогнали. Сказали, что полицейская игрушка, из Западной Европы. Пластиковая, покрытая рифлёной резиной ручка удобно лежала в руке. А поражающая часть дубинки представляла собой резиновый хлыст, в конец которого был вварен металлический шар. Такой штукой можно и… Чус взял телефон и быстро набрал номер Галины. — Алло, Галчонок, решил дать тебе возможность выгулять новый прикид. В ресторан пойдём. Нет, не угадала. В японский… В половину седьмого выходи к остановке, чтобы я по дворам своего «Лёху» об кусты не обдирал. До встречи! — отключился Вова под восторженный визг преданной подруги. * * * Медленно двигаясь вдоль тротуара в сторону остановки, Чус внимательно разглядывал ожидающих общественный транспорт пассажиров. Галку узнал только тогда, когда что-то серебристо-блестящее практически бросилось на капот его машины. Яркий макияж, неизвестно откуда взявшиеся кудри, распахнутая, как дверь в женскую баню, куртка, открывающая интригующие виды на фрагменты чего-то незагорелого, изначально сбивали с толку. Наконец, сориентировавшись, Вова махнул рукой, показывая на пассажирское сидение. Галина, многозначительно посмотрев на топчущихся на остановке граждан, медленно и вальяжно усадила своё туловище на переднее сидение и, улыбнувшись яркой помадой, громко сказала, глядя на замерзающих старушек: — Привет, милый! Чус резко нажал на газ, дверь, больно стукнув Галке по коленке, закрылась, и пассажирка услышала насмешливое: — Пристегнись. Ты чего вырядилась так? Мы не в библиотеку идём, а просто палочками пожрать. Столик в ресторане Чус выбрал в самом углу. Там было немного приглушено освещение, и очень хорошо просматривался весь зал. Мелко семеня в узком кимоно, подошла казашка с нарисованным лицом и подала меню. — Заказывай себе что хочешь, а мне чай и две порции саке, — передавая меню Галине, сосредоточенно глядя в сторону входа, сказал Чус. Где-то через полчаса в зал ресторана вошли Марина и Ибрагим. Девушка была одета в светло-бирюзовый брючный костюм, а джигит — в тёмный пиджак, джинсы и чёрную рубашку, застёгнутую под горло. Несколько секунд задержались у входа в зал, но потом к ним подлетел «дежурный японец» и, кланяясь через каждые три шага, повёл к свободному столику. Придержав руку Галки с очередным цилиндром унаги-маки, Чус, деланно улыбаясь, сказал: — Пореже, Галочка, пореже… Смотри, кто к нам пришёл. Вон, у окна, левее барной стойки. Слушай меня внимательно. Они сейчас закажут себе ужин, и Маринка пойдёт в туалетную комнату. Пробудет она там минут десять. Я в это время выйду, а ты подойдёшь к джигиту и скажешь ему, что, мол, видела, как Марина выбегала на улицу уже в куртке. Скажешь и пойдёшь к себе на место. Поняла? — Вов, а откуда ты знаешь, что Маринка сразу после заказа пойдёт в туалет? — удивлённым голосом спросила Галина. — Эх, Галчонок! Я эту подругу с детского сада знаю. Я тебе даже могу сказать, что она сейчас себе заказывает. Всё, что угодно, только не японскую жратву. Засекай время, а я пошёл на улицу. — Вов, а потом? Что мы будем после ресторана делать? — мило захлопав глазками, спросила студентка второго курса. — А вот то, что ты там сама себе нафантазировала, то и будем делать! — подмигнув, сказал Чус и, отвернувшись от зала, пошёл в сторону гардероба. Ровно через десять минут из-за своего стола встала Марина и, что-то сказав Ибрагиму, не торопясь пошла в сторону женской туалетной комнаты. Через пару минут, ослепив любителей японской кухни блеском своего серебристого платья, к столику, где чёрной свечкой маячила фигура Ибрагима, быстрым шагом пошла Галка. — Привет, коллега! — помахала она парню рукой. — Ой! А я думала вы вместе. Ты же вроде с нашей Саблиной встречаешься? — Ну да. Она скоро подойдёт, — скромно улыбнувшись, ответил парень. — Да никуда она не подойдёт! Я её в дверях встретила. Она на ходу курточку надевала и на стоянку такси побежала, — пожав плечами, сказала с сожалением Галочка и, отражая платьем японские фонарики, пошла в сторону своего столика. Несколько секунд Ибрагим переваривал услышанное, потом, отбросив салфетку, быстро вскочил и пошёл в сторону выхода. Он не заходил в гардероб, а сразу выскочил на улицу. Было темно и холодно. Посмотрел налево, направо, вспоминая, где находится стоянка такси. Но тут со стороны переулка Ибрагим услышал негромкий свист. Обернулся и увидел в проёме дворовой арки мужской силуэт. — Эй, джигит! Ты не это ищешь? — спросил его незнакомый голос, повторяясь эхом в пустом объёме сквозного прохода. И Ибрагим увидел, как мужчина поднял над головой и помахал ему голубым шарфиком. Это был её шарф. Не раздумывая, Ибрагим побежал в арку. Приблизившись, он узнал Чусова. — Ты? Где Марина? — сжав кулаки, крикнул Ибрагим, сделав шаг навстречу Чусу. — А вот это тебя с сегодняшнего дня больше интересовать не будет, — крикнул Чус и взмахом, раздвинул складную дубинку с впаянным металлическим шаром на конце. В темноте арки Ибрагим не успел среагировать. Но удар не был точным. Дубинка скользнула по голове, обожгла щёку и опустилась на левое плечо, больно ударив по ключице. От второго удара он прикрыл голову правой рукой, и впаянный тяжёлый металлический шарик раздробил ему несколько костей кисти. Закричав от боли, Ибрагим бросился на врага головой вперёд и ударил его лбом сначала в переносицу, потом в подбородок. Чус схватился за лицо и упал. Тут же получил удар ногой в грудь и истошно закричал: — Помогите!!! Чеченцы!!! Убивают! Услышав «чеченцы», на призыв о помощи никто из сознательных сограждан не откликнулся. Но пришёл в себя Ибрагим. Он отпустил горло Чуса, встал на ноги и, сунув покалеченную правую руку за обшлаг пиджака, пошёл обратно в ресторан. В зал не заходил. Увидев сидящую на своём месте Марину, он подозвал официанта, заплатил по счёту и попросил его на словах передать, что её спутник извиняется, что был вынужден уехать и что чуть позже позвонит. Поняв, что угроза миновала, Чус, харкая кровью, на карачках вылез из арки и, пошатываясь, добрёл до своей машины. Сумел ли он отомстить за униженное самолюбие? Вопрос. Стало ли его желание отомстить более мотивированным? Однозначно. * * * Поняв, наконец, что Чус допивать своё саке не придёт, а значит, и по счёту платить не будет, студентка Галя, оставив пустую сумочку на спинке кресла, пошла в туалет. Спустя пять минут, она, сверкая серебристым платьем, попробовала получить в гардеробе свою куртку. Где учат этих администраторов? Вроде стоял, пускал слюни, что-то мурлыкая на ухо молоденькой «гейше», не глядя в зал ресторана, а тут — бац! — Девушка, а вам официант счёт на столик положил. Не видели? Понимаете, у нас порядок такой. Сначала оплата счёта, потом гардероб. Наоборот никак невозможно! Ресторан японской кухни работал до двадцати трёх. Адо половины второго ночи на кухне заведения гремела нержавейкой и фаянсом новая посудомойщица в шикарном серебристом платье, отрабатывая одну тысячу двести сорок рублей (мелочь великодушно простили). Повара на прощанье завернули студентке съедобные останки утки «по-пекински», а домой подбросил дежурный «доставщик на дом». Ему по пути было. * * * Перед тем, как зайти в подъезд своего дома, Чус долго и осторожно умывался, открыв багажник машины. Воды не было, поэтому рожу пришлось обмывать пивом. Пробовал когда-нибудь кто-нибудь? И не надо… засмеют. Вове казалось, что с каждым прикосновением рук к лицу, последнее увеличивалось в объёме. Пиво было ледяным, и уже через минуту руки и лицо перестали чувствовать друг друга. Дома ещё не спали. Из родительской спальни были слышны звуки работающего телевизора. Но мамашу не обманешь. Уже через пять секунд послышались шаркающие шаги по паркету. Пришлось прятаться в ванной комнате. Тут же послышался стук в дверь. — Вовочка, это ты? — Нет, мама, это сосед пописять зашёл. Конечно, я, кто ещё… — раздражённо ответил сынок. — Ты кушать будешь? — Нет, мама, я только из японского ресторана. — С Мариночкой вдвоём были? — не отходила мама от двери ванной. — Скорее вчетвером. Иди спать, мама. — А что кушали? — не унималась мамаша. — Унаги-маки с угрём, — раздражаясь, ответил сын. — А я с уткой люблю, — зевнув, ответила Нина Семёновна, удаляясь в сторону спальни. Вова выдохнул и повернулся лицом к зеркалу над раковиной. — Ё… твою ж… тварь! Б…, сука черножопая! Урою… руки отломаю… Б…, где мой нос? — шёпотом выл Вовочка, с жалостью глядя на своё отражение. Попробовал осторожно высморкаться, но чуть не заорал от боли. Из правой ноздри вывалился сгусток крови и опять потекло. Чертыхаясь и матерясь, Чус начал оказывать себе посильную медицинскую помощь. Набил ноздри тампонами, обработал и заклеил пластырем рассечённую переносицу… Потрогал пальцами два верхних резца. Оба катастрофически шатались и кровили. Болел язык. Казалось, ещё чуть-чуть — и он перестанет помещаться во рту. Под обоими глазами начали проявляться бурые пятна, глаза превратились в щелочки. — Можно в японский ресторан официантом устраиваться, — зло ухмыльнулся Вова, глядя на себя в зеркало. Неожиданно зазвонил телефон. Ни с кем общаться не хотелось, но рука как-то сама… — Чус, привет! Как жизнь, гонщик? — Привет, Гапа. Надо что?