— Надо, Чус, надо… помощь твоя нужна, брат. Подъедешь? — спросил Гапа. — Сегодня уже нет. Принял на грудь уже, — разглядывая себя в зеркало, ответил Вова. — А когда это мешало? Ладно, ждём тебя завтра утром. Есть возможность нехило заработать. Не против? — поинтересовался новый знакомый. — Буду, — коротко ответил Вова, понимая, что распухший язык, не даст ему сказать больше. * * * Вова вышел из своей комнаты, когда за родителями захлопнулась входная дверь. Всю ночь он бегал в туалет и сплёвывал сгустки крови, мешающие ему дышать. Потом осторожно шёл на кухню, открывал морозилку и запихивал себе в рот пару кубиков льда, еле ворочая их распухшим языком. Помогало. В зеркало не смотрел принципиально. Но утром пришлось. И опять… — Чтоб у тебя хр… собака бешеная! Тварь последняя, сука… убью гада! В автосервис приехал после девяти утра. Позвонил. — Чус, ты заходи, — крикнул в трубку Биря, — мы коробку на «шкоду» ставим. — Не… вы лучше ко мне выходите. Не хочу светиться. В машине и перетрём, — ответил Вова. Увидев лицо Чуса, Биря шокировано матернулся, а Гапа, криво ухмыльнувшись, спросил: — Кто это тебе так красиво макияж наложил? — В японском ресторане поужинал. На чай не хотел косоглазым оставлять, вот они и… — отвернувшись к окну, попытался пошутить Чус. — Вот оно как… Мы хотели попросить тебя помочь решить нашу проблему, а тут получается, что у тебя проблема покруче будет. Ну, давай, рассказывай, пацанчик, — закуривая сигаретку, предложил Гапа. И Вову Чусова прорвало. Он рассказал своим новым друзьям всё «по чесноку»! Начал, как говорится, от истоков… И как в младшей группе детского сада уступал Маринке свой горшок. Как носил её портфель уже в школьные годы и гордился тем, что их дразнили «женихом и невестой». Как их родители уже строили планы на будущую жизнь молодых. И даже в шутку ссорились по поводу имён будущих внуков. И тут вдруг «с гор спускается этот козлопас» и внаглую отбивает у него девчонку. А когда Вова по-мужски пытается выяснить с ним отношения, обманным путём заманивает его в ловушку и там ничего не подозревающего и беззащитного избивает. Рассказывал Вова очень эмоционально. Бил по рулю кулаками, рвал кнопки на кожаной куртке, смеялся и плакал, брызгал слюной на лобовое стекло и скрипел зубами. А когда закончил, нечаянно увидев свои бешеные глаза в зеркале заднего вида, содрогнулся всем телом и тихо сказал, испугавшись собственных слов: — Убить хочу суку… Просто взять и убить! Помолчали. Первым, посмотрев на напарника, отозвался Биря: — Да… чеченам верить нельзя. Только вот убивать его не надо. — Это почему? Он же, падла, мне всю жизнь поломает. Я сам… — дёрнулся было Чус. — Ну, если уже нам сказал, значит, уже не сам. Мы ж кореша? А, Чусик? — с ехидцей в голосе спросил Гапа, толкнув Чуса в плечо. — А Биря прав, убивать чечена сейчас не надо. Хотя потом… Короче, план у меня есть. Мы этого гада в заложники возьмём и выкуп потребуем. Бабки поднимем сто процентов! — На хрена такой гемор? — ошалело спросил Чус. — Ты уже делал это? — Я — нет. Но корешок по зоне за это срок тянул. Время у нас было, и он мне всё по этой теме растолковал. Где ошибки были, чего делать нельзя и так далее. Во время Чеченской войны эти абреки кучу нашего народа в заложниках держали. Выкупы на поток поставили. Крутой подъём был. Целые аулы этим бизнесом занимались. Прибыльный, я тебе скажу. Мне один чувачок рассказывал. Спеленали его чехи и в горы уволокли. Написали родственникам письмо и видиокассету записали с его рожей. Запросили сто тысяч долларов. А пацанчик из деревни глухой. Батя — тракторист, мамка — нянька в яслях и ещё трое младших сестрёнок. Какие сто тысяч? Они доллара в руках не держали. Чтобы кассету посмотреть на видике, в соседнее село в клуб ездили. А чехи говорят, типа, будем в месяц по одному пальцу рубить и вам присылать. Три пальца прислали… Парня наша разведка случайно освободила во время рейда. Так вот, пацанчик тот домой вернулся и запил. А когда бабки на водку кончились, сельпо подломил. Три года дали. По году за каждый палец, значит. — Согласен. Чеченов бедных не бывает. Заплатят, никуда не денутся, — оживился вдруг Биря, — у меня после бабки домик-завалюшка в Ржавках остался, это по Ленинградке. Место брошенное, народу мало. Подвал там классный и электричество есть. Поняв, что его мнение тут уже большого значения не имеет и отступать нельзя, Чус, посмотрев на Гапу, сказал: — Я тоже согласен. Давайте тряхнём чехов, не всё им боговать! Что за план, Гапа? — Вот это по-нашему! Стопудово всё у нас получится. Главное — не ссать и придерживаться плана, — повысил голос Гапа, одобрительно хлопнув по плечу Чуса. * * * Выйдя из машины такси у территории районной больницы, Ибрагим набрал номер телефона Марины. Ответила сразу. — Ибрагим, что случилось? Ты где? — Марин, извини меня, пожалуйста, у меня тут неприятность… Короче, поскользнулся на скользких ступенях и упал. По-моему, повредил руку. Вот сейчас в больницу приехал, нужно рентген сделать. За заказ по счёту я заплатил, кушай и не волнуйся, просто не хотел тебя беспокоить, — попытался как-то оправдаться перед девушкой Ибрагим. — О чём ты говоришь? В какую больницу? Я сейчас же выезжаю! — крикнула Марина, но телефон замолчал. И сколько бы она потом ни звонила, её звонки оставались без ответа. Рентгеновский снимок показал, что удар дубинкой нанёс серьёзную травму кисти правой руки. Со слов хирурга, в трапециевидной и в головчатой кости образовались несколько трещин, угрожая смещением. Очень сильный ушиб был на левой ключице, но молодая кость выдержала. В больнице на правую кисть художника был наложен гипс и руку зафиксировали специальной повязкой. Молодой врач порекомендовал домой добираться на такси, а не толкаться в метро. Дома Ибрагим, изобразив на лице досаду и печаль, повторил легенду о скользких ступенях. Женщины в легенду не поверили, но ужином накормили. На следующий день Ибрагим решил в институт не ходить и воспользоваться справкой об освобождении, выданной дежурным травматологом. С интересом взял карандаш в левую руку, и попробовал нарисовать ворону, сидящую на уличном столбе. Очень старался, но левая рука плохо слушала мозг. Первый раз за день улыбнулся, когда понял, что получается что-то среднее между чайкой и пингвином. Уже начало темнеть, когда Ибрагиму позвонили с незнакомого номера. Долго сомневался: брать, не брать… Может быть, Марина? — Да, слушаю вас. — Алло, джигит, слышишь меня? — Ты? — Не бросай трубу. Хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Без драк, без мордобоя. Нас двое, Маринка одна. Нужно что-то решать, Ибрагим. Вчера мы с тобой здорово погорячились… Предлагаю поговорить спокойно. Выходи, зайдём в кафе или вон… на лавочке посидим на детской площадке. Выгляни, я у машины стою. Ибрагим подошёл к окну и действительно увидел стоящего у своей машины Чусова. Тот, заметив в окне силуэт, приветливо помахал рукой. Долго не думал. Мама пошла в магазин, а Амина что-то читала в своей комнате. — Амина, я пойду во двор подышу. Надоело целый день взаперти, — крикнул он сестре. — Мама скоро придёт, ужинать будем, брат, — ответила девушка. — Хорошо, я вместе с ней и вернусь, — ответил Ибрагим, просовывая левую руку в рукав, а правую часть куртки набрасывая на плечо. На улице быстро темнело. Ибрагим быстрым шагом пошёл к стоящему у соседнего подъезда кроссоверу Чусова. Хозяина рядом почему-то не было. Удивившись, Усманов начал обходить машину со стороны багажника. Неожиданно его тело в районе открытой шеи поразил неимоверной силы удар! Тело несколько раз конвульсивно дёрнулось и осело. Ибрагим потерял сознание. Это было ноу-хау Гапа. Самодельный электрошокер повышенной мощности. «Изобретаталь» уже проводил испытания на человеке. Бомж после мощного удара током двадцать минут не приходил в себя. Открылась дверь машины и четыре руки быстро загрузили парня на заднее сидение. Резко газанув, «лексус» резво тронулся с места, чуть не сбив пожилую женщину, с пакетами в руках переходившую дорогу. * * * Старый деревянный дом, который после смерти бабушки достался Валере по фамилии Бирюля, находился на окраине посёлка городского типа под названием Ржавки. Нельзя сказать, что он был брошенный, сюда, как правило, летом и осенью наезжали разных возрастов, но примерно одного достатка родственники на выходные и праздники. Жарили сосиски и шашлыки, собирали малину и смородину, трусили старые яблони, и ходили в лесополосу за грибами. А зимой сюда на аркане никого не затащишь. Вот и стоял, ветшал и обсыпался никому не нужный домишко на окраине ничем не примечательного пгт. В самом строении были три небольшие комнаты. В центральной стояла дровяная печь, обогревающая по одной стене в каждом помещении. Там же, прямо в центре комнаты, был вырыт глубокий подвал, люк которого находился под половицей. А на обтрёпанной половице стоял старый круглый расшатанный стол. Вот в этот подвал и заточили Усманова Ибрагима Хамидовича с целью получения за него баснословного выкупа в любой конвертируемой валюте. Заложника брать живым Женька сидела у меня на коленях и делала вид, что «помогает» мне ужинать. Её сонная мордашка соскальзывала с моего плеча и падала мне на грудь, и я в очередной раз тихо спрашивал: — Ребёнок, давай я тебя в кроватку отнесу? — Не… не, я с тобой… с тобой… — сонно мямлила Женька, тыкаясь носиком мне в шею. — Ты чего не ешь, работяга? — тихо спросила меня Ксюша, недоверчиво глядя, как я вяло ковыряю котлету. — Ксюш, прости, не голодный. Чеченских пирогов объелся. Вкусные, зараза, — признался я, виновато глядя на хозяйку. Завибрировал смартфон. Опаньки! Только чеченцев упомянул… — Слушаю вас, Исмаил Умарович. Добрый вечер. — Чапаев, я сейчас тебе короткое видео перешлю. Посмотри. Завтра в девять утра я буду у Воронина, там и поговорим, — сказал чеченец и отключился. Спустя пять секунд пришло уведомление. Продолжительность видео была девятнадцать секунд. Звук движущейся машины. Лицо в чёрной «балаклаве». Голос: «Ну что, старик? Я свои обещания выполняю. Любуйся». Камера показывает размытый силуэт человека. Наводится резкость. На заднем сидении машины сидит черноволосый парень в тёмной куртке. Его рот заклеен скотчем. Руки заведены назад. В кадре рука отдирает край скотча. Голос за кадром: «Говори, только на русском, сука!» Человек: «Дядя Исмаил, прости меня. Я…» Голос за кадром: «Хватит. Хорошего понемногу. Завтра в десять покажешь деньги». Конец видео. Мне было понятно, что сейчас над этим видосом уже трудится наш техотдел и лишний раз их дёргать смысла нет. А появится что-то стоящее внимания — они меня с любой пуховой перины стащат. А пока… Пока звоню Дроздову, пусть мозгами поработает. — Здоров, Дрозд. Не замёрз? — спрашиваю у Ваньки, дежурящего в машине у подъезда Саблиной. — Пока держусь. Ночью около «нуля» обещали. Есть новая информация? — что-то жуя, спросил Ванька.