— Что? Морда? С мордой тоже больших проблем не вижу. Осколки лобового стекла… ранки неглубокие. Тебя, Андрюха, рулевая колонка и капот там, где надо, прикрыли. Короче, «барсик» твой погиб геройски. Соболезную… — точно переведя моё мычание, успокоил эскулап. — А морда… Так ты и раньше на Брэда Питта не очень был похож, — довольный собой, хохотнул мужчина, похожий на Паваротти со спины. Посмотрев на свои часы, доктор аккуратно, практически по-отечески разгладил лацкан на халате медсестры и озабоченно сказал: — Леночка, выбиваемся из графика! Готовьте пациента к перевязке и процедурам. — Угу, — сказал я, провожая взглядом медицинских работников. * * * Через неделю Михаил Иванович объявил мне, что сегодня он разрешит моему семейству посетить меня, хотя, честно говоря, по протоколу лечения ещё рано об этом даже думать. Но ради Андрей Андреича… Ну да, а то я не знаю свою Ксению Владимировну. По просьбе Ксюхи Михал Иваныч устроил ей встречу с лором из «Склифа», который собирал по частям мои трахею, гортань и голосовые связки. Отдав из рук в руки спящего Андрея Андреевича дежурной медсестре и перепоручив Женьку дежурному реаниматологу, Ксюша, решительно взяв под руку лора, спросила: — Вы мне скажите, он вообще говорить будет? А то мне тут дядя Миша такого понарассказывал… — А дядя Миша — это… А! Понял. Ну, что… У вашего мужа множественное осколочное ранение верхней части туловища. Посечена левая сторона гортани и трахея. Повреждены левая истинная и левая ложная голосовые связки. Отчего происходит несмыкание. При попытке эмиссии голоса левая голосовая связка остаётся абсолютно неподвижной, а функция правой замедленна. Поэтому ваш муж и молчит… пока. — Доктор, а человеческим языком… Левая… правая… Почему они не смыкаются? — нервничая, спросила Ксюша. «Ухогорлонос» улыбнулся, подошёл к окну и подышал на стекло. А потом пальцем нарисовал нехитрый рисунок, сопровождая его комментариями: — Вот это правая голосовая связка… а вот это левая, та, которая раненая. Висит, как дырявая тряпочка… Для того, чтобы произнести членораздельный звук, обе связки должны сомкнуться. А у Чапаева та, которая подверглась насильственному механическому воздействию, смыкаться не хочет. Из-за этого и здоровая, правая, работает вполсилы. А между ними вот такая дырища… Понимаете? Преданно посмотрев доктору в глаза, Ксюша на всякий случай кивнула. — Ещё прошло слишком мало времени, чтобы делать какие-то определённые выводы и прогнозы. Но операция прошла успешно, и я надеюсь на то, что у правой голосовой связки со временем разовьётся компенсаторная функция и она частично возьмёт на себя функцию левой. Ну а мы… а мы будем ей в этом помогать. Я Михаилу Ивановичу уже посоветовал очень грамотного врача-фониатора, который обязательно поможет вашему мужу восстановить речь. — А мне… А мне что делать, доктор? — с готовностью совершать чудеса спросила моя Ксюха. — А вам больше общаться с мужем. Больше разговаривать. Сможете? — пряча в усах улыбку, спросил доктор. — Я? Теперь-то он точно меня перебивать не будет. Да, доктор? Спасибо вам, я всё поняла. Женька, идём к папе! — крикнула бодрым голосом мать двоих детей и, осторожно взяв свёрток с Андрей Андреичем, толкнула коленом дверь в мою палату. Мне показалось, что молчаливая пауза будет длиться вечно. На пороге палаты, с удивлённо открытыми ртами, стояли две фигуры в белых халатах. У той, которая побольше, в руках был небольшой свёрток небесно-голубого цвета. А та, которая поменьше, в белом халате до самого пола, испуганно прижимала к груди альбом для рисования. Первой «ожила» Женька и тихо спросила, с опаской поглядывая в мою сторону: — Ма, а где папа? — Лежит… — шёпотом ответила Ксюша, моргнув длинными ресницами в мою сторону. — Вот видишь… смотрит на нас. — Ма… а зачем его так… замотали? — Раненый наш папка, доченька, — приготовилась разрыдаться Ксюша, жалостливо сморщив носик. — Ну-ка, ну-ка, мне здесь без слёз! — прикрикнул подошедший Михаил Иванович. — Только позитив я просил. Чапаев вас слышит, но пока не говорит. А я предупреждал… Состояние стабильное, так что общайтесь… Ксюша, пятнадцать минут, мы договорились… — напомнил Мишаня, тихонько подтолкнув моих перепуганных девчонок ближе к моей кровати. — Хорошо, дядь Миш… Женя, поздоровайся с папой, — подходя ближе к кровати, тихо сказала моя гражданская жена. — Привет, па, — тихо сказала Женька, подсаживаясь ко мне на кровать. — А я «пятёрку» получила. По рисованию. Показать? — Э… Женька открыла альбом для рисования на нужной странице, и я увидел батальную сцену. Я бы даже сказал, эпическое полотно. В небе носились чёрные и красные самолёты с крестами и звёздочками. По земле ползли танки и бегали роботы с какими-то шлангами. Над морем летели ракеты в направлении одинокой подводной лодки с парусами. И тут я заметил единственного человека с двумя звёздочками на погонах. Человек полз по земле в сторону стреляющего ядрами танка. Он полз, оставляя на земле кровавый след и фрагменты оторванных задних конечностей. Ставить оценку на картине учительница посчитала неуместным. Поэтому «пятёрку» она скромно поставила на обороте шедевра. Там, где была подпись: Чапаева Женя. «Мой папа — подплаковник». — Угу, — промычал я, беззвучно смеясь и корчась от боли. — Мам, папе понравилось! — обрадованно закричала Женька и, сбросив с ножек кроссовки, улеглась на больничную кровать со мной рядом. — По остальным предметам пока «пятёрок» нет. Но пока ты будешь выздоравливать, я что-нибудь придумаю, — хитро подмигнув мне, заверила первоклассница. Ксюша, покачивая зашевелившегося от Женькиного крика Андрей Андреича, подошла ко мне ближе. А потом вдруг неожиданно положила этот брыкающийся голубой свёрток мне на грудь лицом к лицу. Сам не знаю, как это у меня получилось, но я, медленно подняв опутанную трубками руку, осторожно положил её на свёрток. Андрюха ещё пару раз дёрнулся, тихонько выпустил из себя воздух и уставился на меня своими голубыми невинными глазами. Ксюша придвинула стул ближе к кровати, чуть отодвинула моё перебинтованное плечо и положила голову на мою подушку. — Смотри, как тебя Чапаёнок изучает… — Угу… — Па, а хочешь, я с тобой останусь? — шепнула мне на ухо Женька, потрогав пальчиком металлическую спицу, торчащую из моей руки. — Ммм… — Чапаев, тебе хорошо с нами? — хлюпнув носиком, спросила Ксения. — Ум… — Чапаев, это называется окружить заботой. Мы с тобой… — Угу… — Ты нас любишь, Чапаев? — легонько дёрнув за трубку в моём рту, спросила маленькая женщина, лежащая на больничной подушке слева от меня. — Ммм… — Я тебе сына родила, подполковник? — решила уточнить женщина чуть побольше ростом, справа от меня. — Эээ… — Андрей Андреич, а спроси, пожалуйста, у своего папаши… Ну, что мне ещё нужно сделать для него, чтобы он меня замуж взял? Может, он тебе скажет… — задала свой последний вопрос моя гражданская жена и так тихо-тихо заплакала… или засмеялась (мне ж не видно…). А Андрей Андреевич сначала икнул, потом продолжительно пукнул (вот тут очерёдность, возможно, путаю) и обильно срыгнул своему бате на свежие бинты… Дверь, чуть скрипнув, приоткрылась, и я увидел довольное лицо Михаила Ивановича с какой-то бумажкой в руке. «Анализы», — беззвучно сказал он одними губами и показал мне большой палец. Посмотрев на нас несколько секунд, он улыбнулся и выставил вперёд свою огромную пятерню. Это означало, что доктор разрешает нам провести вместе ещё пять минут. Мы так и пролежали эти подаренные нашему семейству пять минут вчетвером на одной больничной койке. Конечно, с нами не было кота, собаки и аквариумных рыбок… Но нам и так было хорошо и нескучно.