Воды в тот год было мало, и Волга сильно обмелела. Образовались отмели, острова и островки, разделенные протоками, которые тянулись широкой лентой на десятки километров. Вот над этими отмелями и островками лежала дорога на юг пролетных птиц. Тут проносились многочисленные утиные стаи, говорливые косяки гусей, караваны журавлей. Погода не баловала. По небу ползли темно-серые тучи, в воздухе кружились колкие снежинки. Холодный низовой ветер пронизывал до костей, поднимал на воде белые пенистые барашки. Обычно мы охотились на «черных» островках, а тут как-то один вечер решили провести на озерах. У меня на примете было целых четыре: они находились один за другим, почти рядом. На одно из них, самое большое, заросшее рогозом, камышом и осокой, я пришел еще засветло. Постоял с полчаса, а затем уселся на сухую кочку у воды. По берегу виднелись потемневшие от времени пеньки, что остались от порубки. Стало темнеть, утки не появлялись. Лес потонул в дымке. Стояла тишина, густая, недвижимая. И тут я почувствовал: на голове у меня кто-то шевелится. Хвать рукою — податливо-мягкое. Никак, птица! Я инстинктивно отдернул руку, птица бесшумно взлетела. Отлетела немного и плавно опустилась на взгорок, в березнячок, уже сбросивший листья. Это была сова. Нахохлившись, она сидела совершенно открыто. Словно говорила: «Как же это я промашку дала, вместо пенька на человека села». И гаршнеп радует сердце охотника На дворе поздняя осень. Отцвели и поблекли краски листопада. Сплошной серой пеленой затянуто небо. Уставшее за лето солнце уже редко ласкает глаз своими яркими лучами. Заметно похолодало, в воздухе нет-нет да и проносятся снежные крупинки. Потемнела и как бы стала глубже вода в реках и озерах. Холодный, порывистый ветер срывает с деревьев последние листья, и лес обнажается, «светлеет», становится тише и потаеннее. Редко раздаются в нем голоса пернатых. Не видно уток, гусей, улетели крикливые грачи. Снова я на любимом болоте. Небольшое, почти сплошь заросшее камышом, осокой и редкими кустиками тальника, оно в летнее время было постоянным пристанищем бекасов, этих быстрокрылых птиц. Каждый раз, заходя сюда, я поднимал до десятка шустрых птиц и клал в охотничью сетку несколько длинноклювых куликов. Так было в августе и сентябре, первых числах октября. А ведь сейчас уже заканчивается октябрь и будет ли что живого на болоте? С этой мыслью я прохожу серединой болота. А его и не узнать, насколько оно изменилось: обмелело, оголилось, трава на кочках высохла и стала чернеть. Лишь в топких, трясинных местах еще зеленела осока, выделяясь своими густыми островками. Пройдя почти все болото, я не поднял ни одной птицы. Ну, думаю, прощай охота на болотную дичь до следующего сезона. Видимо, ничего нет, и я только зря теряю время. Да и что в самом деле можно ожидать на болоте, когда до этого уже прошли первые морозы, и лужицы, затянутые тонким матовым ледком, мягко похрустывали под ногами. Но все же решил попытать счастья и пошел к кустикам тальника, почти сбросившим листья. И, как оказалось, не напрасно. Из-под раскидистого куста, около самых ног, лениво поднялась темноокрашенная небольшая птица, чуть побольше обыкновенного воробья, и, слегка покачиваясь в воздухе, низко полетела от меня. По величине и медленному полету я узнаю в ней гаршнепа. Ветер подхватывает его и начинает бросать из стороны в сторону, как щепку. После выстрела я остался с трофеем. Затем у этого же куста одного за другим «вытаптываю» еще четырех долгоносиков и удачно по ним стреляю. Это была, по всей вероятности, предотлетная высыпка болотных красавцев. Поздней осенью, действительно, и гаршнеп радует сердце охотника. Грибы… на школьной площадке Как-то в конце августа, спеша на работу, на школьной площадке я увидел человека. Полусогнувшись, он что-то искал на земле. Видно обронил, а теперь никак не найдет… Подойдя поближе, я увидел в его руках небольшой складной ножичек. Площадка была ровная, песчаная, по бокам ее — дорожки. Там и тут виднелись чуть заметные бугорки земли с трещинками во все стороны. Мужчина подходил к такому бугорку, ловко вскрывал его ножичком — и на поверхности земли появлялся… молодой шампиньон. Вскоре у «охотника» за шампиньонами бумажный пакет был полон доверху. Экая благодать — не надо далеко ходить, грибы прямо под носом, на школьной площадке. Недавно тут бегали школьники, азартно гоняли футбольный мяч, а теперь всем на диво выросли грибы. Шампиньон — гриб съедобный. По питательности его приравнивают к мясным продуктам. Но что примечательно: во время роста он обладает огромной силой. Мне доводилось видеть: настлали асфальт, а через несколько дней покрытие поднялось пузырями. Оказывается, это сделали шампиньоны. Дробинка Однажды поздней осенью провел я несколько дней на утиной охоте в камских лугах. Большие и малые озера с темными островками куги и тростника чередовались здесь с обычными травянистыми болотами. На одном из озер сооружен был у меня небольшой скрадок из ивняка и травы. На воду, метрах в пятнадцати-двадцати от скрадка, я выставлял несколько резиновых чучел: трех-четырех чирков, пару кряковных и одну-две шилохвости. Забирался в скрадок затемно, затаивался и терпеливо ждал. С рассветом начинался перелет уток с озера на озеро. Завидев чучела, утки подсаживались к ним и… становились добычей. В один из дней охоты я, как обычно, еще до рассвета сидел в скрадке. Чувствовалось заметное похолодание. Воздух свежий и острый сверлил нос. Стужа заползала за воротник, холодила спину. Светало медленно. Тьму сменила серая мутная мгла. Густыми хлопьями повалил крупный мягкий снег. Вскоре он покрыл траву, копны сена, луговую дорогу, кусты ивняка. Поеживаясь, я сидел в скрадке и любовался такой переменой в природе. Еще часа полтора тому назад все вокруг было зеленым, а сейчас сплошь выглядело белым, как будто густо перекрасили белилами. Вдруг послышался упругий нарастающий свист крыльев. На скрадок стремительно и низко шли три птицы. Со свистом сверля воздух, они пронеслись над самой моей головой. Я развернулся, быстро вскинул ружье и ударил дуплетом. Одна из уток резко пошла на снижение, грудью пропахала снег и застыла, разбросав крылья. Я подошел к птице, поднял. Это была северная чернеть. Крови нигде не было, птица была совершенно целой, не поврежденной. Задумался: куда же я попал? И лишь дома при разделке тушки загадка прояснилась: единственная дробинка поразила сердце. Стало не по себе. И хотя охотой я занимаюсь давно, меткости своей на этот раз уже не радовался. Матросик в тельняшке Рыболовов-любителей принято делить на летних и зимних. Одни с наступлением заморозков, как говорят, сматывают удочки, не беря их в руки до весеннего потепления, а другие, наоборот, с нетерпением ждут зимнего сезона, считая, что подледный лов — самый увлекательный. Особенно знатная ловля рыбы по первому ледку — «по перволедку». Небольшой морозец приятно пощипывает уши, румянит щеки. С рюкзаком за плечами, с зимней удочкой и пешней я осторожно иду по слегка потрескивающему льду. Иногда пешней пробую его крепость, а то — неровен час — можно и выкупаться в зимней водице. Совсем недавно здесь, у берега Дальнего Кордона на Волге, плескались холодные волны. Рыбаки уже «на местах». Облюбовав для ловли место, бью пешней первую лунку. Веером летят осколки, гулко звенит, словно поет, лед. После двух-трех ударов показывается темная вода. Черпаком выбираю ледяное крошево и с волнением опускаю в округлую лунку серебристую блесну. Холодный ветер задувает под воротник полушубка, но я не спешу перевязать шарф. Легкими движениями руки подергиваю леску, заставляя «играть» блесну. Проходит несколько минут, а долгожданного удара по блесне нет. Пробиваю вторую, третью, шестую лунку — окунь не берет. Все как будто в порядке: и жилка тонкая, самая окуневая и незаметная в воде, и блесна похожа на настоящего малька, а рыба упорно не ловится. Значит, не держится тут окунь, надо поискать другое место. Неподалеку, почти у берега, замечаю черные пеньки над поверхностью льда. Тут раньше был лес, а с приходом большой воды его вырубили. Хищник-окунь любит коряжистые места, где ему легче подкарауливать добычу, и здесь он, наверное, будет. Пробив на новом месте лунку, я торопливо опускаю блесну. Встряхиваю раз, другой, третий и вдруг чувствую удар по блесне. Значит, окунь «сел». Быстро тащу леску — на льду подпрыгивает полосатый хищник. Величиной — побольше ладони. Ярко-оранжевые плавники его так и горят. — Матросик в тельняшке, — вдруг слышу над головой. Оборачиваюсь: мальчишка, лет двенадцати. Видать, тоже на рыбалку пришел. В руках снасти держит. — Как ты сказал? — переспросил я. — Матросик в тельняшке… Красивая рыба… Я снял окуня с крючка и протянул его мальчишке: — Бери. Это тебе, первый, за хорошее название. Он засмущался. — Бери, бери, — настоял я. Вечером, обветренный, порядком уставший, но довольный, возвращался я домой. А из головы не выходило: «матросик в тельняшке». Красивое название. Лучше не придумаешь. Жестокость Она появляется на самое короткое время и, как привидение, бесшумно исчезает. Видимо, когда-то эта рослая черная дворняга была очень напугана и сейчас смертельно боится коварства человека. Да и как не бояться: на шее собаки вместо ошейника болтается… плотное ожерелье из обыкновенных досок. Только злой, безжалостный человек мог так надругаться над животным, укрепив на шее деревянную решетку, освободиться от которой собака сама не в состоянии. Рабочие комбината, на территорию которого она заходит, не раз пытались изловить беднягу и освободить ее от такого «ошейника», но куда там — собака в руки не дается, всегда прорывается сквозь цепи людей и панически, стремглав, убегает. Так и носится из конца в конец по большой территории комбината черная собака с нелепым ошейником, как немой укор жестоким людям. Николай Николаевич Гребнев Встреча с животными Странная пара Влажные пласты земли, поднятые плугом, ложились ровными рядами и тускло поблескивали в мерцающем, неровном свете луны. Осенняя ночь длинная, и какие только мысли не шли трактористу Павлу Ивановичу Балянову из села Емельяново. Он вырос на этой земле и многие годы работал на ней, вкладывая весь опыт и старание. А земля в долгу не останется…