В это время его отвлекли две тени. Присмотрелся: одна большая, другая поменьше. Видимо, из леса вышел волк. По кто же рядом с ним? Волчонок? Нет. Волчата в эту пору бывают почти со взрослого зверя. Так и не рассмотрел, пока парочка не появилась на поле и не подошла поближе. По пушистому хвосту зверя сразу узнал: лиса! Она легко трусила по борозде за трактором, временами делая молниеносные броски из стороны в сторону. Иногда подпрыгивала высоко вверх и приземлялась всеми лапами в одну точку. Охотится за мышами! То схватит зазевавшуюся жертву зубами, то придавит вывернутое гнездо или быстро разгребает землю. В ловле мышей лиса непревзойденная мастерица, в этом с ней не сравнится ни один зверь. Неоценимую пользу приносит она сельскому хозяйству, освобождая поля от вредных грызунов, да и мех ее ценится все более и более. Поймав очередную полевку, лиса кидала ее на землю, а волк подбирал. Замешкается или недостаточно быстро бросит серому добычу, тут же слышится недовольное рычание. И тогда лиса трудится еще проворнее. Ненасытный обжора следит, чтобы все лакомство попадало только ему, сам даже и не пытается охотиться. Хорошо известно, что лиса и волк — враги непримиримые. Мне не раз приходилось разбирать на снегу следы удачной охоты волков на лисиц. А тут такая трогательная дружба. Волк лису не трогает, а лиса заботится, чтобы он был сыт. В чем кроется разгадка поведения этой странной пары? Может, лиса подобрала маленького волчонка, выкормила его, и хотя он значительно крупнее и сильнее своей приемной матери, продолжает требовать к себе внимания и корма. Встречаются ведь и у нас такие дети. А может, лиса помогает старому одряхлевшему зверю, не имеющему зубов и не способному самостоятельно охотиться и добывать пищу. Ласточка Холодный северный ветер гонит тяжелые, напитанные влагой облака, они плывут медленно, низко, цепляются за верхушки деревьев, разбросанных по холмам. Внизу, у ручья, в затишке, стоит дом егеря. Я сижу у окна. В печке весело потрескивают березовые дрова, тепло, уютно, не хочется и выходить на слякоть и сырость: рано, неожиданно пожаловала осенняя непогода. Вдруг за окном что-то мелькнуло раз, другой… Я привстал: ласточка! Как случилось, что она отстала от подружек, улетевших в жаркие края? Они уже там, а она — спасается от ветра здесь, с южной стороны дома. Надолго ли хватит тепла у желтых смолистых бревен его? Я высунулся из окна. Да тут целая компания: мухи, жучки, всякая мошкара — сидят на стене сонные, оцепенелые. Нет-нет да сквозь тучи прорвется солнечный луч, скользнет по стене. И вот уже ожили, зашевелились насекомые, начали взлетать. Ласточке того и нужно. Склевать со стены сидящую муху, как это делают воробей или синица, она не может: ловит ее на лету, как стриж или козодой. Потому много сил тратит: еды в день ей требуется почти столько, сколько сама весит. А мошки под солнечным лучом взлетают, но не очень охотно. Надо помочь бедняжке. Я вышел во двор, приблизился к ласточке. Не улетает, сидит на наличнике окна и, поворачивая головку, то одним глазом на меня посмотрит, то другим, точно спрашивает, не помогут ли в беде? Сухим стебельком полыни я смахнул со стены целую пригоршню жирных мух. Ласточка сразу оживилась: сорвалась с места, мелькнула и, поймав муху, села на наличник. Опять мелькнула — и опять мухи нет. До того дружно пошло у нас дело, что скоро чувствовалось: сыта моя подружка. Наутро — ласточка опять мелькнула. Я тоже за стебелек полыни. И так несколько раз в день. Птичка заметно оживилась, смотрю: уже так близко меня не подпускает и от стены норовит все дальше. Ну, что же, я ведь не ждал «спасибо», рад, что помог, чем мог. Дальше — потеплело и не стало моей ласточки. Значит, все-таки улетела в теплые края. Я тоже остался доволен: там ласточка сама найдет тепло и сытость. А кончится зима, быстрые крылья опять принесут ее к нам, на милую родину. Поединок Охотник ранил волка. Волк убежал, охотник шел по его следу, ружье было заряжено крупной дробью — пули для волка не требуется. Охотник вышел на опушку леса. Вдруг кусты затрещали, что-то огромное, грузное вылетело на тропинку, загородило дорогу. Кабан-секач. Старый одиночка! Наверное, раненый волк, пробегая, неосторожно разбудил его, обеспокоил. А много ли нужно кабану-одиночке, чтобы рассердиться, с яростью налететь все равно на кого. Человек и оказался на его пути. Опушка леса — место открытое, спрятаться негде. И в ружье дробь — что она для шкуры старого секача! А у того уже щетина на загривке встала дыбом, поблескивают клыки, пасть в пене, нервно дергается кисточка вздернутого хвоста. С виду кабан неуклюж, но убежать от него и думать нечего. На первых шагах догонит, затопчет и клыками изорвет. Охотник видит: надо защищаться. Там будь что будет. Всхрипнув, кабан уже бурей понесся по тропинке. Ближе, ближе… дышит хрипло — ярость душит. Он не разбирает, кто виноват, ему все равно. Кто первый на глаза попался — тот и виноват. Пятнадцать метров осталось, десять… Охотник не поднимает ружье: стрелять надо в упор. И метко. Пять метров… Ждать больше нельзя. Выстрел… Заряд не остановил зверя. Живая торпеда, центнеры мускулов обрушиваются на место, где только что стоял охотник. Но где же он? В последнюю секунду он успел отскочить в сторону. Кабан пролетел мимо, однако с разгона задел-таки охотника клыком в бедро. Сам не зная, как человек сумел остаться на ногах и не выпустил ружья из рук. А кабан круто повернул и опять устремился в атаку. Снова выдержка до последней секунды. Удар клыком, как и прошлый раз, отбросил охотника. И опять он удержался на ногах, не выронил ружья. Ведь помощи ждать неоткуда. Только бы уловить мгновение, последний точный выстрел… Обязательно точный. Потому что ни времени, ни сил уже может не хватить. Наконец такая секунда выпала: кабан, поворачиваясь перед очередным броском, на мгновение задержался, подставил бок. Раздался выстрел. Кабан словно споткнулся и, странно оседая, распластался у самых ног охотника. Рука, успевшая поднять ружье, не дрогнула при выстреле, а вот ноги вдруг сделались непослушными, сдали. Человек медленно опустился на землю, рядом с огромной неподвижной тушей. И встал не сразу. Так спасли охотника удивительная выдержка и ловкость. Солнечные зайчики — Дядя Митя, я просто хочу в лесу все услышать и все увидеть. Хорошо? Егерь улыбнулся. — Только и всего? Немного. Вот завтра приходи, как солнышко встанет. Да еще, у тебя другой рубашки нету? Мальчик вопросительно взглянул на него. — А эта разве плохая? — Да не плохая, а желтая. Ее в лесу далеко видно. Понял? Темненькую надень. И ногами загребаешь. Вон камешек подкинул, на ветку ступил, а она хрусть… Зверь — он всегда начеку. Утром, чуть свет, оба уже шагали по лесу. Всюду перекликались птицы. Сереже казалось, что они еще только проснулись и пробуют голоса после сна. Поежился: майское утро свежее, а рубашка тонкая, но тут же спохватился, прибавил шагу. Дядя Митя строгий, идет быстро, не разговаривает. Вдруг он остановился: мальчик чуть на него не налетел. Обернулся, рукой на что-то в стороне под кустом показывает, а другой делает знак, предостерегает — «смотри и молчи». — Чего там? Что-то пестрое. Ой, глаза, глаза! Но тут шершавая рука егеря закрыла мальчику рот. Действительно, большие темные глаза на маленькой мордочке глядели настороженно, тельце слилось с листвой, облитой лучами. Светлые пятна, похожие на солнечных зайчиков и раскиданные по спине и бокам детеныша, надежно защищали его от посторонних глаз. Животное не шевелилось. Может, мертвое? Медленно, чуть дыша, егерь и Сережа попятились назад. Вот уже и не видно того, кто сейчас лежал под кустом. — Дядя Митя, кто это такой? — прошептал он чуть слышно, когда они отошли подальше. — Не думал я, что удастся нам с тобой такое чудо увидеть, — так же тихо ответил егерь. — Косуленок это, вот кто. Мать его близко стояла, не заметил? Наверно, сердце у нее зашлось. Боялась, какого бы вреда детенышу мы не сделали. А она чем поможет? Только и велела ему лежать, затаиться. — Косуля это кто? — Оленей знаешь? Вот это оленья порода. Совсем олень, только маленький. Их к нам в Татарию беда с Урала пригнала: снег был в ту зиму глубокий, трудно корм находить. Пропадешь. А мы помогли: сена в лес привезли, веников развесили, в кормушки желудей засыпали. Даже соль-лизунец выложили. Животным лучшего угощения и не надо. К кормушкам трактором в снегу дороги промяли. Сначала, напуганные, гости дичились, убегали. Да голод научит. Тихонько подглядываем — и сено съедено, и веники потрепаны. Словом, много в ту голодную зиму таких лесных столовых для зверей мы устроили. Косулям понравились наши места. Теперь они который год живут, детей плодят. Сейчас уже табунками ходят. Эта мать косуленка, может, и другого еще под куст спрятала. Подрастут детеныши, в свой родной табунок приведет. К осени косулята сменят защитную пятнистую окраску на серую, станут почти взрослыми животными. Косуля легка на ноги, спасаясь от преследования, бегает очень быстро. — Дядя Митя, — попросил Сережа. — Давай мы хоть этого домой возьмем. — Дома ему лучше не будет. В лесу приволье, мать молоком кормит. И траву есть научит, ягоды, грибы. Зимой, если надо, охотники сена подвезут. Никогда из леса зверей не бери, не мучай. И собак с собой не води, другим наказывай. Мы в лесу всякому зверю рады. Для косуль в этих местах объявлен заказник, охота запрещена. Так что пусть малыши растут спокойно. — А где косулю-мать можно увидеть? Егерь улыбнулся любопытству Сережи. — Ты думаешь, она далеко? Тут где-то у нас за спиной, следит, вдруг мы что плохое малышу сделаем. А защитить его ей нечем, рожки есть только у отца. Уйдем, зачем ее мучить. — Ладно. Не будем мучить, — согласился Сережа и повернул на тропинку. Но едва сделал несколько шагов, закричал: — Ой, смотри! Кто это? — Мать, — сказал егерь. — Видишь: сторожит, не уходит. — Ага, — кивнул Сережа и, поглядев еще немного, решительно сказал: — Пошли! Ну и характер! Все знают, что кукушка откладывает яйца в гнезда других птиц, а сама не высиживает и не кормит своих птенцов — перекладывает эти заботы на плечи добрых соседей. Дело было в июне. Порядочно устав, я присел у лесного озера. Тихо. Лес замер. Только с полянки доносится стрекот неугомонных кузнечиков. Не успел я осмотреться, как мое внимание привлекла небольшая птица. Она не спеша летела над озером. Серое оперение, удлиненный хвост. Да, я сразу узнал кукушку. В клюве она держала яйцо. Вот, решил я, опять гулевана сейчас подбросит его какой-нибудь зазевавшейся мамаше, а та, выбиваясь из сил, будет выкармливать ее прожорливое потомство.