— Ты должен уйти, — шепчу я дрожащим голосом, всё моё эмоциональное существо потрясено до глубины души. Я не была так напугана с тех пор, как пришла в суд на вынесение приговора моим родителям. Но это было совсем другое. Тогда мне было страшно. Волнуясь за родителей, я в то же время и злилась. Противоречивые эмоции переполняли меня всё утро, и я нервно расхаживала по комнате, заламывала руки и волновалась о своём будущем. Пока я переживала, мои родители консультировались со своей командой юристов, ни разу не спросив, всё ли со мной в порядке. Я должна была воспринять это как знак. Они были эгоистами. Всегда. Ставя свои собственные дела и чувства выше всего остального и совершенно не заботясь о своём ребёнке. Когда приговор был официально вынесен, я испытала странное чувство облегчения. Наконец-то я всё поняла. Я была по-настоящему одинока. Я и раньше долгое время была одна, просто до того момента никогда это не было настолько очевидно. С Тристаном я абсолютно ничего не знаю, и это самое страшное. Что творится у него в голове? Что им движет? Почему он пытается переспать с каждой девушкой, которую встречает? Не знаю, почему он здесь, почему он заинтересован, почему он не оставит меня в покое. Я показала ему всеми возможными способами, что не хочу иметь с ним ничего общего. И все же он здесь. Настойчивый, как чёрт, и, судя по решительному выражению его красивого лица, он не готов отказаться от меня. Опускаю руку, боясь, что сделаю что-нибудь сумасшедшее. Например, схвачу его за шею и притяну к себе для поцелуя. — Я здесь ради тебя, — тихо признаётся он. — Но ты спала. Я не хотел тебя будить. Его признание… милое. А Тристан не делает ничего милого. Я это точно знаю. Я достаточно наслышана о нём — от Келли, чтобы понять, что он парень-шлюха высочайшего калибра. Когда Шеп начал встречаться с Джейд, Тристан начал иметь всех и вся ещё больше. А когда Гейб и Люси стали парой? Келли сказала, что Тристан каждую ночь встречался с новой девушкой, словно навёрстывал то, что упускали другие парни. Прерывисто вздохнув, решаю быть с ним честной. — Мне кажется, Тристан, ты просто «хочешь-то-чего-не-можешь-иметь». А ко мне это не имеет никакого отношения. Его глаза темнеют. — Видишь ли, в том-то и дело. Это всё имеет отношение к тебе. Я не могу перестать думать о тебе. Мы молча смотрим друг на друга. Я не могу поверить, что он только что это сказал. Судя по выражению его лица, он тоже не может поверить, что сказал это. — Тебя интересует Стивен? Он хороший парень, — Тристан делает паузу. — А я нет. — Мне нравится Стивен, — вспышка разочарования во взгляде Тристана при моём признании очевидна. — Ну, естественно, нравится, — бормочет он с отвращением. — Я всё понял. Ты права. Я должен уйти. Он отпускает дверной косяк и опускает руки по бокам, я протягиваю ладонь, чтобы прикоснуться к нему, кладу её на его грудь и ощущаю, как под моими пальцами громыхает его сердце. — Не уходи, — шепчу я. Тристан хмурится. — А как же Стивен? — Он мне не нравится… в этом смысле, — я впиваюсь пальцами в ткань его рубашки. Он такой тёплый. Такой твёрдый. Интересно, везде ли он такой тёплый и твёрдый? Всё моё тело вспыхивает при этой мысли, и мне хочется обмахнуться веером. Воздух потрескивает от невидимой энергии, которая, как я чувствую, кружится между нами, вызывая у меня головокружение. Заставляя меня хотеть его, хотя я не должна. — А в каком тогда смысле? — интересуется он, скользя взглядом вниз, туда, где я хватаю его за рубашку. — Не в том, в каком нравишься ты, — признаюсь я еле слышным шёпотом. У меня пересохло в горле. Сердце бешено колотится. Если он скажет что-нибудь издевательское и глупое, я его ударю. Серьёзно. Я только что призналась в том, о чём никогда не хотела бы, чтобы он знал, и, если он посмеётся надо мной, я сойду с ума. Он медленно тянется ко мне, обхватывая моё запястье своими длинными пальцами, которыми я восхищалась ранее, его хватка ослабевает, и от его прикосновения по моей руке пробегают мурашки, рассеиваясь по всему телу. — Я тебе нравлюсь. — На самом деле большую часть времени это не так, — Тристан поглаживает большим пальцем по внутренней стороне моего запястья, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы не дать вырваться всхлипу. — Ты меня, вроде как, раздражаешь. Он улыбается, прижимает большой палец к моей коже прямо там, где прощупывается мой хаотичный пульс. Видит ли он, что делает со мной? — Да? — И ты безумно высокомерный. Он пожимает плечами. — Я всегда был таким. Господи, мне хочется дать ему пощёчину. Или притянуть к себе и поцеловать. — Ты ведёшь себя так, словно ты божий дар для девушек, — замечаю я. — У меня было много девушек. Моё сердце сжимается. Он продолжает в своём репертуаре, и я, определенно, пошлю его. — Что ужасно, так это то, что ты гордишься этим маленьким фактом, не так ли? — Только потому, что это помогло мне понять, чего я хочу, — он тянет меня за запястье, притягивая ближе. Что он имеет в виду? — Разве тебе не любопытно, Александрия? Он подносит мою руку к своему рту и целует тыльную сторону, едва касаясь кожи мягкими губами. Мои ноги кажутся бескостными, и я сжимаю колени, чтобы не упасть. Я хочу умереть, просто сгореть и рассыпаться на миллион крошечных кусочков. И чтобы больше никто меня не видел. И это всего лишь после одного простого поцелуя в тыльную сторону моей ладони. Я жду, затаив дыхание, мои пальцы дрожат в его хватке. Он поднимает голову, его взгляд, тёмный, таинственный и такой невероятно сексуальный, встречается с моим, и я хочу ответить «да» на всё, что он скажет дальше. — Любопытно что? — наконец реагирую я, гордясь, что мой голос такой ровный. Внутри же у меня полный бардак. — На что это будет похоже между нами, — он делает шаг вперёд, а я делаю шаг назад, внезапно нуждаясь в пространстве. — Я думаю, нам было бы хорошо вместе. — Если ты говоришь о сексе… — я вздрагиваю, и он качает головой. — Почему всегда всё сводится к сексу? — он ухмыляется. И это говорит парень, который прячется в ванных комнатах, пытаясь найти цыпочку, готовую перепихнуться. Умоляю. — Потому что это ты. Он хихикает, глубокий звук посылает пульсирующее ощущение по всему моему телу, устраиваясь между моих ног. — Может, с тобой я хочу чего-то другого? Я хмурюсь. — Чего, например? — а что, я не в счёт? Этот человек так невероятно бесит. В одно мгновение я не хочу больше никогда его видеть, а в следующее задыхаюсь от предвкушения, что он сделает что-нибудь, что угодно, чтобы облегчить боль глубоко внутри. Словно властный засранец, каким и является, он протискивается в мою комнату, не оставляя мне другого выбора, кроме как отступить, впуская его. Он закрывает за собой дверь и хватает меня, разворачивая так, что я прижимаюсь к стене, а он… Прижимается ко мне. — Только один поцелуй, — шепчет он, двигая бёдрами так, чтобы я могла чувствовать каждый дюйм его тела. И, поверьте мне, там много дюймов. — Мне до смерти хотелось узнать, каков на вкус твой рот, Александрия. Позволь мне попробовать. У него глубокий голос. Чувственный. Одурманивающий. Я приоткрываю губы в предвкушении, мои глаза закрываются, когда он двигается по моей челюсти, обводя большим пальцем мою нижнюю губу. Из меня вырывается судорожный вздох, и мой рот открывается. Я хочу, чтобы он поцеловал меня. Умираю, как хочу. А потом его рот оказывается на моём. Мягкое прикосновение губ к губам, мои приоткрываются при первом прикосновении, как и его. Электричество пробегает по венам, зажигая кровь, и я вздыхаю, обдавая его губы своим дыханием. Он придвигается ближе, прерывая поцелуй, поднимает руки, чтобы обнять мои щёки, и затем снова целует меня. И я пропала. Глава 10 Тристан Господи, её губы. Они такие мягкие, влажные, тёплые и… безотказные. Жаждущие. Прижимающиеся к моим, пока я снова целую её. И снова. Язык ещё не задействован — что, чёрт возьми, со мной не так — и я наслаждаюсь её вкусом. Изучаю форму её губ, слушаю прерывистое дыхание, когда прикусываю её нижнюю губу зубами и нежно тяну. Ей это нравится. Запоминаю на потом. Александрия растворяется во мне, её руки упираются в мою грудь, прежде чем она медленно скользит ими вверх и обнимает меня за плечи. Её аромат, сладкий и чистый, наполняет мою голову, и на вкус она, как зубная паста, вся мятная, свежая, прямо как из долбаной рекламы. Я глажу её щёки большими пальцами и прижимаюсь сильнее, и, когда прерываю наш поцелуй, она наклоняет голову назад. Медленно открываю глаза и обнаруживаю, что её глаза всё ещё закрыты. Мечтательный вздох срывается с её губ, и от этого звука мой желудок скручивается в узел. Чёрт, поцелуй был так хорош, как я и предполагал. Может, даже лучше — хотя не знаю, так ли уж это хорошо. Скорее, плохо. Да. Плохо. Чертовски плохо.