Дальше после редкого литературного оборота последовала пара таких заковыристых нецензурных выражений, что Ева в изумлении приоткрыла рот, не совсем уверенная, точно ли поняла их значение, хотя общий смысл уловила — интонация сестры способствовала этому. — Я так понял, бомжу у здания офиса сказочно повезло... — протянул невозмутимо Роман, и этим заставил юную воительницу обратить на них внимание с приподнятой бровью в своеобразном приветствии. — Тот хотя бы остался жив... — Этот тоже жив, — отмахнулась она, откинув назад волосы и носком ботинка снова пройдясь по несчастному, будто презрительно проверяя на наличие живости, — что весьма прискорбно, знаете ли... В сущности, единственной, кого смущала вся ситуация, была именно Ева. Роман и Элиза, о чем свидетельствует их диалог, уже проходили подобные эпизоды, раз сравнивают их между собой. Видимо, у сестры очень насыщенная практика в его фирме… — Боже мой! Боже мой! Сынок! — визг раздался по всему подъезду, обволакивая стены высокими децибелами — настолько был истеричен и громок. Ухоженная полноватая женщина оказалась у свернувшегося парня, и только тут девушка пригляделась и узнала обоих. Самвел, двоюродный брат Карена, и его мать — родная сестра покойного отца. Да, кажется, этот камикадзе никак не оставляет попытку завоевать Элизу уже который год подряд... Господи, кошмар, связанный с наличием в её жизни Аракеляна и его придатков, кончится когда-нибудь?.. Или нет? — Это ещё что такое? — пробасил сверху от двери квартиры Спартак Арсенович, отчего Ева непроизвольно сжалась. — Это — ваша ненормальная пыталась убить моего сына! — заорали ему в ответ тем же писклявым голосом, параллельно хлопоча над стонущим чадом. К развернувшейся трагикомедии подоспел и глава пострадавшего семейства, который помог парню подняться, придерживая того за плечи. Бедный Самвел морщился от боли и почти скулил... — Ах, ты дрянь такая! Тебе это просто так не сойдет...я заявлю в полицию... — Ой, как скучно! — снисходительно оборвала женщину потенциальная преступница, скривившись. — Иисусе, какая мерзавка! Никакого воспитания... — Безусловно, оно имеется только у Вашего сына, который сейчас зажимал меня в коридоре и обещал очень интересные изощрения... — Бессовестная! Еще и клевещешь! Мальчик влюблен! Пришел просить руки... — Пришел просить руки, а посягает на всё моё тело, — насмешливо прервала поток оправдательной речи. — Прыткий какой… — Да ты... — Ашхен Рубеновна поперхнулась своим возмущением, во все глаза уставившись на непрошибаемую девушку. — Хамка невоспитанная...с самого начала вся ваша семейка мне показалась подозрительной... И вот тут, будто по команде, абсолютно все присутствующие перевели взоры на Романа с Евой. Последняя удостоилась брезгливого взгляда тетки Карена, которая не преминула повторить, указав пальцем на округлый живот, на мгновение забыв о своем собственном «умирающем» ребенке: — О чем я и говорю... Дальше должна была следовать гневная тирада, но вновь вмешалась сестра, которая холодящим кровь в жилах тоном произнесла: — Отстаньте всем своим гнилым кланом от нас! Не появляйтесь на пороге нашего дома больше никогда! Мама, — обратилась наверх, где за происходящим наблюдали пораженные абсурдом родители, — принеси подарки, их по закону надо вернуть, раз я отказываюсь от «прекрасного» предложения этих дражайших людей... Упомянутые люди осторожно двинулись вниз по лестнице, от которой Ева и Роман отошли подальше. Так же отчетливо слышались стоны Самвела и причитания Ашхен Рубеновны: — Прямо сейчас...поедем и запротоколируем показания...ты за всё получишь! Сэмик, ну зачем тебе такая буйная...бедненький мой... Элиза, принявшая из рук матери гостинцы несостоявшихся сватов, догнала их на третьем этаже и грубо всучила женщине. Судя по раздавшемуся звону — традиционная бутылка коньяка рисковала пасть жертвой в стычке. — Домогательство. Статья сто тридцать третья УК РФ. И четыре свидетеля. Мои действия — самооборона. Можете обратиться в полицию, с удовольствием помогу следствию... — Гадина такая, да ты еще и угрожаешь?! Лгунья бесстыжая... — Клевета. Статья сто двадцать восьмая, часть первая, — Роман выступил вперед, глядя вниз на верещавшую мадам, которая мигом замолкла, зло зыркнув на него и поджав губы. Горе-семейство с позором продолжило свой путь, а Элиза вернулась к своим, похвально дернув бровями и удивленно обращаясь к Разумовскому: — А ты неплох, шеф... И ведь правильно назвал статью... Тот никак не отреагировал, оставаясь бесстрастным к похвале. Молча пропустил девушек вперед и сам последовал за ними. В квартире какое-то время царило напряженное безмолвие. Все столпились в коридоре, а Роман продолжал крепко держать сумку. Как сознательные и вполне адекватные представители рода человеческого, они пытались достойно осмыслить случившееся. Но неловкость только усиливалась. А для Евы это было уже слишком... Девушка обессилено рухнула на ближайший стул в кухне, поняв, что лимит «встряски» на сегодня исчерпан. Просьба Руслана уехать. Появление его разгневанного отца, сочащегося ненавистью к ней. Сцена с сестрой, в которой замешаны родственники Карена. Это просто аттракцион негативных происшествий. Её интеллигентные родители были настолько поражены, что так и стояли, будто набрав в рот воды. То, что оба не стали вмешиваться — понятно. Элиза такая бойкая, что помощь нужна была не ей, а второй стороне. Да и потом, семья Евы была так далека от склок и разборок, будто на базаре, что потерялась в ситуации. Черная полоса в жизни, вынуждающая познакомиться с непритязательной частью людского общения, началась после появления Аракелянов…и, по сути, никто к ним так и не привык. Само собой, позже мама с папой проведут разъяснительную беседу с дочерью, но в глубине души каждый признает, что Элиза была права. В то, что Самвел её домогался, Ева ни капли не сомневалась. Гены…это сильно. Состоятельность и вседозволенность и с ним сотворила неприглядное нечто, коим он сейчас является… — Мы с Вами можем поговорить отдельно? — вежливо поинтересовался Роман, своим поставленным голосом выведший всех из задумчивости. Спартак Арсенович кивнул и указал в сторону гостиной. Гость отложил ношу на пол и после короткого кивка двинулся в комнату, отец — за ним. Дверь захлопнулась. Девушка напряглась и почувствовала, как холодеют пальцы рук и ног. Прикрыла веки и откинула голову назад, макушкой упираясь в стену. При этом ей стало душно в верхней одежде, которую она расстегнула, не открывая глаз. Так странно…полгода не была дома, не контактировала с родителями, которые её игнорировали. Хотелось нормального полноценного разговора, о котором переживала всю дорогу сюда, а получилось недоразумение, достойное номеров в сценарии цирка-шапито. Правда, вряд ли «Сэмик» согласится скатиться по лестнице вот так же натурально ещё раз… Живота коснулись теплые ладошки, и Ева вздрогнула, тут же распахнув веки. Сестра улыбалась, и лишь в этот момент сама девушка почувствовала, что дочь активно пританцовывает, натягивая кожу своего временного обиталища в разных местах. Они с Русланом так привыкли к выкрутасам крохи, что будущая мама уже и не реагировала на «праздники движения», а вот посторонние всегда с восторженным интересом таращились на сие «нечто». Воспоминание о чертенке отдалось болезненным уколом в сердце… Девушка тут же помрачнела, но внезапно поймала мамин взгляд, неотрывно лицезреющий развернувшуюся сцену. В нем стояли слезы. А в слезах умещалось так невообразимо много… Но никто из них так и не решился заговорить или подойти друг к другу вплоть до тех пор, пока спустя какое-то время в коридоре не показались мужчины. Играющаяся с племянницей Элиза тут же посерьезнела и выпрямилась, отняв ладони от живота. Ева же — застыла. — Ева, всё в порядке, — обнадеживающе заверил Роман, обдав теплотой, — будем на связи, и я отвезу тебя за вещами, когда понадобится. Пожалуйста, учти, что я доступен двадцать четыре часа в сутки. Звони при любой надобности. — Спасибо…большое… — выдавила из себя, укрощая рвущиеся наружу рыдания. Как ей не хотелось, чтобы он уходил… Будто его присутствие — некий гарант. Частичка Руслана рядом… Тоска по нему весьма реалистично душила, вонзая шипы в глотку… Но Разумовский пожал руку отцу, попрощался со всеми и ретировался в своей манере — красиво и учтиво. Англичане бы позавидовали такой воспитанности и вежливости… И снова воцарилась тишина. Ева не могла заставить себя взглянуть родителям в глаза. И те в ответ не спешили делать шагов, справедливо считая её виноватой. А затем, тяжело вздохнув, папа просто подхватил сумку и унес в спальню. Наверное, это хороший знак. Может, после объяснений Романа и истинного мужского разговора отец оттаял?.. Мама уж точно оттаяла. Спустя час тихо вошла к ним с Элизой и примостилась у ног свернувшейся калачиком старшей дочери, плечи которой сотрясались от беззвучных рыданий. Посидела так пару минут, а потом легла рядом, кое-как уместившись на узкой кровати, обняла со спины крепко-крепко и тоже тихо заплакала. Родительское прощение, безусловно, облегчало тяжесть на душе. Но без Руслана…даже это событие меркло. — Ой, чем это пахнет? — демонстративно разнюхалась сестра. — Ай, точно! Сыростью… Пойду за феном, будем сушить протекания подручными средствами. Не представляя, сколько времени прошло в таком состоянии, убаюканная нежными родными объятиями, Ева заснула. И проснулась ближе к ночи от ощутимых недовольных пинков, вторящих урчанию в животе. Заторможенно огляделась, приходя в сознание, и вспомнила, где и почему находится. Сонно прошествовала в ванную, умылась, страшась даже мельком концентрироваться на своем отражении, и направилась в кухню, где горел свет. По пути заметила, что за прикрытой дверью гостиной мигает вспышками телевизор. Значит, вся семья бодрствует. — Покóрмите меня, пожалуйста? Нас…даже, скорее, её. На смущенный тон мама с сестрой, пьющие чай и каждая в своём телефоне, отозвались улыбкой. А потом засуетились. Ночь была длинной. Наполненной откровениями. И снова слезами. Но и прощением. Пока что маминым. Зато та приняла ситуацию. Восхитилась избранником дочери, осмелившимся на такой поступок. Они наконец-то поговорили обо всём, понимая, что трудности не закончились, и сейчас поддержка — нужнее кислорода. Ева извинялась, расцеловывая мамины щеки. Удивлялась, как прожила без неё столько месяцев. А Элиза победно посмеивалась и повторяла, что знала — бойкот кратковременный… И с этого дня начался отсчет новой жизни. В которой не было Руслана. Любимым занятием стало многочасовое ожидание у окна. Будто он на работе и вот-вот вернется. Она так обманывала свой мозг. Больше не плакала. Не позволяла себе этой слабости. Злилась. Раскаивалась. Страдала. Терзала себя. Рвала в клочья душу размышлениями. Ни одного звонка. Ни одного сообщения. Никакой связи между ними. Иногда казалось, что таким жестоким способом парень наказал её. Девушка терроризировала Романа вопросами о любимом. Пыталась выяснить, почему тот не желает говорить с ней, но тщетно. — Пожалуйста, я готова молчать, пусть он просто позвонит. Мне даже дыхания его хватит услышать… — просила молитвенно. — Ева, он и со мной не общается. Это его решение. Не накручивай себя, дело не в тебе… — бессменно отвечал Разумовский по телефону. За прошедший месяц мужчина появился в их доме всего два раза. В первый — отвез её за вещами. Во второй — буквально завалил огромными пакетами с разнообразной едой, всё так же невозмутимо выдав, что ей нужны витамины. И снова девушке не хотелось, чтобы он уходил… По глазам видела — не лукавит. Руслан действительно отгородился от внешнего мира, пугая своим аскетизмом. Наверное, монахи чаще идут на контакт с внешним миром. Это скручивало внутренности до невозможных болезненных узлов. И увеличивало отрешенность с каждым днем всё больше и больше. Она не понимала. Точнее, понимала, что Руслан справедливо обвиняет её во всем. И чувствовала дикую вину перед ним. Но…уйти с концами в эту кару? Одному? Это же чудовищно несправедливо. И потребность разделить с ним участь была невыносимой…но невыполнимой. — Доверься ему, ладно? — просил Роман. Ева и доверилась. Очень давно. И отчаянно верила, что скоро его выпустят. Раз никто ничего ей толком не объяснял, почему-то щадя, остается только эта слепая вера. А потом в один прекрасный день в дверях очутился курьер. Отдал запечатанный конверт без указателей. Абсолютно чистый. Девушка с опаской вскрыла его, прошлась по содержимому. И выронила листы, остекленевшим взглядом рассекая пространство. Осознала. Что происходит и почему. Карен оформил развод. И это заслуга не Вардгеса…