Изначально, естественно, в его планы не входило здесь задерживаться. Он пришел с повинной, чтобы не дать тому уроду удовольствия первым накатать заяву. А то, что так оно и будет, не сомневался. Увы, обстоятельства были против Руслана. Разрыв селезенки, срочная операция, медицинское освидетельствование. Нанесение тяжких телесных повреждений. Без вариантов. Сначала ему казалось, что вполне себе можно отделаться крупным штрафом, возмещающим убытки, только бы дождаться суда. Но интуиция подсказывала, что он задержится за решеткой…надолго. Буквально с первой ночи в СИЗО. И она не обманула. Где-то через неделю к нему явился…Карен. Что не могло не удивить. После таких-то увечий…как минимум еще надо лежать пластом. — Да, теперь я понимаю, что значит выражение «живучая тварь». — Вот и радуйся, малыш. Если бы я сдох, тебя бы точно не отмазали. А так…скоро выйдешь на свободу. Подвох ощущался явный. Кричащий. Руслан сузил глаза и прошелся по разукрашенному лицу мужчины, медленным скованным движениям и неестественной позе, которую тот принял, севши. Ясное дело, что не за светскими беседами он здесь оказался. Поэтому парень приподнял бровь, молча вынуждая его продолжить. — Раз решил быть мужиком, пойдешь ли до конца, а, орёл? — мразотная ухмылочка, которую тут же захотелось стереть. — Или оставим всё, как есть? Будем тягаться и дальше? Тебя отмажут, не сомневаюсь. Ты выйдешь, попробуешь через юристов папаши содействовать разводу, и длиться это будет бесконечно. Поверь мне. Мериться х*ями будем до конца жизни. Кто круче, влиятельнее, богаче. И за это время, учти, твой ребенок родится под моими данными. И официально будет моим. Я пресеку все твои попытки доказать обратное. Кровь в венах забурлила с такой яростью, будто готовилась к извержению. — Или…у нас есть один интересный вариант. Послушаешь? Не в силах расцепить сжатую челюсть, Руслан зло и коротко кивнул. — Хороший мальчик, — похабная улыбочка, — ты отбываешь срок. Я даю развод. — Гарантии? — Моё слово. — С х*ра ли оно что-то должно для меня значить? — А у тебя есть выбор? И ведь прав гондон. — Условия? — Всё просто. Даешь отбой шавкам брата и отца. Отбываешь положенное. Я уверюсь в этом и тут же отошлю Еве документы. — За что ты ей мстишь? За задетое эго? Предпочтение тебя другому? — Я не мщу, малыш, — взгляд Карен потемнел, а тон сделался жестким. — Я — наказываю. За своеволие. В том, что этот человек — больной ублюдок, он окончательно убедился. И рассказ Зефирки приобрел новый смысл. — Что, не оценила она твою неотразимость? — вопреки ситуации и своему положению, Руслана охватывает веселье, которое выливается в широкую улыбку. — Пошла против системы, установленной в твоей голове? Это как же тебя оно всё задело, что ни сил, ни времени, ни финансов не жалко бодаться с простой девушкой?.. — Ну, так вот и пришел бодаться с непростым мальчиком, — зеркалит улыбку своим оскалом. — Проверим, чья теория работает. — Я согласен. Парень выдал это резко и хлестко. Собеседник опешил и в первые несколько секунд лишь неверяще вглядывался в него. Будто и вовсе не ждал такого ответа. Пришел подразнить, поглумиться. А в итоге… Интересно, он считает себя выигравшей или проигравшей стороной?.. На короткий миг это замешательство в глазах соперника доставило Руслану удовольствие. Но на миг. Осознание того, что лежит на кону, отрезвило очень быстро. Но не изменило решения. Карен очень медленно встал, упираясь руками в стол, и направился к выходу, у которого остановился и обернулся: — Я своё слово сдержу. Если ты — сдержишь своё. — Не сомневайся. Здоровья тебе крепкого! Береги себя! — отсалютовал парень. — Пока я здесь. Тот в ответ хмыкнул и покачал головой. — Зеленый такой… Но перспективный. Молодец. Удивительно, но обещание этот чудик выполнил. Через несколько недель где-то за день-два до прихода Разумовского-старшего пришли копии свидетельства о разводе. И теперь отступать некуда. Хотя, Руслан и не собирался. Перечить отцу, отказываясь от благ фамилии, весьма опрометчиво. Он знал. Но ничего из материального ему не заменило бы потом попранной чести, совести и мужского достоинства. И цена, которую заплатил за право быть полноправным мужчиной Зефирки, его не пугала. Это только в кино кажется не таким уж и тяжелым — лежишь себе на койке, гуляешь, спишь, книжки почитываешь…и стараешься не ввязываться в сомнительные диалоги, приводящие к конфликтам. Реальность — серая, полная мрака, едкого отвращения. Было бы ложью сказать, что Руслану всё дается несложно. Привыкший к достатку и вседозволенности, сейчас он с трудом привыкал к тому, что вынужден плясать под чужую дудку, находиться под конвоем, слушать несусветную чушь сокамерников, половина из которых были пижонами, едва достигшими совершеннолетия. Просыпаться в шесть утра от холодящего душу электрического звонка, выдерживать ежедневный контроль правил хранения, во время которого выискиваются запрещенные предметы, дожидаться роскоши помыться раз в неделю, чувствовать смрад из-за близости уборной, которую до сих пор называют «парашей». Вот с графиком уборки возникали…недомолвки. Руслан наблюдал за товарищами по несчастью и успешно вычленял тех, кто наиболее падок на деньги, не поступится ничем. И вот таким парнишкам платил немалые по местным меркам деньги, чтобы те отрабатывали за него. Это тоже было одной из причин, по которым к нему относились с подозрительной настороженностью. Итак, этот день настал. Из СИЗО парня этапировали в исправительную колонию общего режима сроком на год и четыре месяца. Спасибо юристу — очень постарался, делая акцент на многочисленных смягчающих обстоятельствах, иначе было бы намного больше. Маленькой радостью, если таковая есть в сложившейся ситуации, являлась мысль о том, что в его случае проведенное время в изоляторе вычитается по расчету «день равен полутора дням». То есть, какая-то часть всё же осталась за плечами… Как и любой, кто не имеет отношения к этой области, пока не соприкоснулся с данным миром, Руслан привык пользоваться термином «тюрьма». И столкнувшись с реальным положением вещей, с удивлением осознал, что пенитенциарная система в России, то есть, система исполнения наказаний, весьма богата и насыщенна ответвлениями. Помимо СИЗО, относящегося к МВД и ФСБ, с которым он ознакомился непосредственно, существуют исправительные центры, колонии различных типов, лечебно-исправительные учреждения и сами тюрьмы. В последних, как водится, содержат особо опасных рецидивистов, террористов, серийных убийц и т.д. Тюрем на территории современной России около десяти. И они крайне далеки по условиям от комфортабельных «мест пребывания», например, в том же «Вестре» Копенгагена или «Хальдена» в Норвегии… Несравнимо. Впрочем, лучше об этом и не думать. Иначе становится еще невыносимее… * * * — Вот бл*дство… Руслан поднял глаза на Саву, занимающего соседнюю верхнюю койку. Тот вернулся из камеры штрафного изолятора, куда попадал уже не в первый раз за свою борзость и вспыльчивость. Сейчас он с крайним недовольством рассматривал дыру в рукаве своей темной формы. — Сука! Где умудрился только… — Можно подумать, ты сама аккуратность… Парень отложил книгу и спрыгнул, прихватив вещи. — Ты опять в спортзал? — Савелий похлопал его по шее. — Ну, бычара, за полгода накачался, как бодибилдер. — Тебе бы тоже не помешало заняться телом, а то сдует при малейшем ветре, когда выйдешь на свободу. — Не, братан, у меня режим энергосбережения. И так хавчик скудный, еще и силы тратить на тягу железа, чтобы жрать хотелось еще больше? — Как знаешь. Руслан направился к помещению, которое дозволялось посещать в свободное от работы время. Работа — обязательная часть процесса исправления. И погрузился в тренировку. Сегодня он буквально изматывал себя, чтобы отключиться быстрее, заснуть без снов, не думать… День рождения мамы. Которая, к слову, часто снилась ему за эти месяцы. Воспоминания драли душу. Будто кто-то зверски орудовал зубастой пастью, пущенной ему в тело. За грудиной нестерпимо жгло. И от этих ощущений никуда не убежишь. Будь ты хоть сто раз брутальным мужиком, это не спасает от мыслей о родном человеке, которого тебе безбожно не хватает. И эта эмоция — неоспоримая часть твоего ДНК уже девять лет, сопровождает тебя фоном. Он злился. Всё равно перед глазами вспышками проносились последние дни, недели её жизни. Отсутствие в ней отца, занимающегося своей избирательной кампанией. Хладнокровие бабушки, для которой невестка ровным счетом ничего не значила. И только Леся наравне с Русланом дежурила у сестры, разделяя муку осознания неизбежного. Мама ведь и умерла на его руках, остановив свой последний взгляд, полный любви и обожания, на нем. В тот момент он был уверен, что ад — игрушки по сравнению с тем, что испытывал, глядя на застывшую женщину. Что удивительного в том, что из глубин вырвалась ненависть к окружающим? Что потерял ориентиры, пустившись в самые низы в поисках метода, способного облегчить хотя бы на крохотную долю это клокочущее пламя, нещадно пожирающее его?.. Обвинял семью в равнодушии. Считал их предателями. Жил с этим, впитывал негатив. Пытался сосуществовать. Понимал, что мама бы не хотела, чтобы между братьями и отцом были такие отношения… Но всё равно был задет и ранен слишком…слишком сильно. И ведь до последнего был уверен, что и Рома проявил скотство к ней, забив и поставив гордость и самореализацию выше. На тот момент он уже года два жил самостоятельно, в пух и прах разругавшись с отцом, бросив университет и отказавшись от блестящей карьеры, которую ему пророчили. А оказалось, тот всё же приходил, пока самого Руслана не было. Как относиться к характеру Ромы, он не мог решить. Брат просто такой сам по себе — скрытный, сдержанный, будто псих-одиночка. Но при этом…преданный, заботливый. Ну еще, конечно, зануда. Правильный до мозга костей. В общем, породистый Разумовский. В отличие от самого Руслана, в котором преобладали бурные гены Лихно. Но, опять же, впервые за долгое время он ощущал, что у него есть опора, тыл, поддержка. Даже не выходя на связь с внешним миром, чувствовал это всё. Знал, что Рома выполнил все его просьбы, был спокоен. Если перманентное желание выть в голос можно назвать спокойствием… Вот это и называется «день сурка». За полгода в исправительной колонии он привык к бессменному режиму: подъем, зарядка, завтрак, работа. После — свободное время, распределяемое между прогулками, чтением и занятиями в спортзале. Никаких контактов ни с кем. Так просто проще. Пережить разлуку, не дразня себя урывочными разговорами или свиданиями в холодных стенах, намного легче. Руслан в этом был уверен. Только эта мысль сдерживала его от того, чтобы не умереть. Хотя, по сути, проведенные часы здесь — маленькая смерть. Находиться в неволе, когда за пределами колонии тебя ждет полугодовалая дочь, которая растет без отца…кромсающе тяжко. Словно биться головой об стенку до искр, парализующей боли. Он попросту пресекал попытки воображения нарисовать картинку Евы с дочерью. Это сводило с ума. Руслан решил, что умереть на этот срок — самое верное. Похоронить в себе всё, связанное с тем миром, что по ту сторону колючей проволоки. И действительно стал иным человеком. Дисциплинированным. Образцовым. Заключенным. На вопросы сокамерников, почему никто к нему ни разу не пришел, коротко отвечал, что некому. Ни с кем из местных не делился переживаниями. Хотя сам вполне сносно выносил чужие излияния. Например, Сава все уши прожужжал о своей девушке, из-за ревности к которой и загремел под следствие. Аналогично Руслану ­— пустился в драку, только орудовал ножом, который схватил со стола. В том, что героиня сего романа дождется парня, он очень сомневался, но вслух предположения не высказывал. У каждого здесь была какая-то цель, причина, удерживающая на плаву, не дающая впасть в уныние. Похоже, у Савелия — это возлюбленная. Которая ни разу к нему так и не наведалась… Вообще, Руслан полагал, что будет в разы хуже. Проецировал информацию, взятую из книг и фильмов, считал, что здесь будут «смотрящие» и «опущенные». Но, благо, это больше по части тюрем и колоний построже. А у них, наверное, если забыть, что это исправительное учреждение, было что-то типа военного режима в маленьком городке со своей инфраструктурой. На территории даже действовал храм! Плюс отдельная библиотека. В первый — не ходил, вторую — посещал часто. Возможно, если бы он позволил себе сблизиться с кем-то, было бы попроще. Но ему не хотелось. Руслан не участвовал в сборищах, не играл в настольные игры в комнате отдыха, которую любили другие. Этот путь, как казалось, он должен пройти самостоятельно. Покопаться в себе, расставить приоритеты, сместить ориентиры. Не забывать о том, что теперь он — кормилец. Глава будущей маленькой семьи. Ничего не будет, как прежде. Ничего. Уровень стал выше, и пока не особо понятно, как действовать, чтобы потянуть его. И это тоже одна из тем, что гложет. Социальное устройство страны таково, что найти работу, которая удовлетворяла бы по всем параметрам, со сроком за плечами будет невероятно сложно. Да, есть поддержка брата, Леси, друзей. Отец — отпадает. Имеются кое-какие сбережения, отложенные за прошедший год, нажитые трудом и потом. Ева оказалась непритязательной в плане светской жизни девушкой, её не требовалось водить по ресторанам, крутым выставкам, дорогостоящим заведениям. И как-то так получилось, что, живя с ней, Руслан даже смог что-то отложить. Для него это новый и достаточно удивительный опыт. Но нужда в домашнем уюте пересиливала тягу к вечному бродяжничеству по городу. И проводить вечера в узком дружеском кругу было здорово… Уже давно дали отбой. В комнате стоял храп самых различных мастей. Вопреки ожиданиям, что сверхмерные физические нагрузки вырубят его, Руслана мучила бессонница. Случайно запущенный в спортзале механизм воспоминаний, которому он поддался, возможно, впервые за эти месяцы, безжалостно возвращал его в прошлое, урывками окуная в те или иные сцены. От матери к дочери, названной в её честь. От дочери к Еве, преподнесшей ему этот бесценный подарок, о котором он и просить не мог. О последнем дне, что провели вместе…с потрясшим окончанием в виде выплывшей чудовищной правды. Руслан еще в СИЗО предавался размышлениям, заходил с разных сторон, искал логику в её действиях. Зачем? Уберечь?.. Настолько не верила в его способность решить проблему? Он не станет отрицать, что драка была неизбежна. Но если бы этот расклад был известен ему с самого начала, есть вероятность, что Карена избил бы уже после получения документов. И тогда — какая на хрен тяжба! — вполне спокойно отнесся бы к тому, что отец отмажет от срока. Порочный круг мыслей приводил к одной точке. Неизменной. К Еве. Вот и сейчас, пройдя определенную цепь, Руслан вновь думал о ней. Два года пролетели неожиданно молниеносно. Несмотря на то, что были и остаются довольно непростыми. Стадион. Её образ. Медовые глаза, свет которых пленил с первой же секунды, как он посмотрел в них. Никогда не верил в такое наитие. Точнее, не считал его возможным для себя. А оно взяло и случилось. Спецэффект из кино — весь окружающий мир размылся, а фокус остался направлен на неё. И она бежала, бежала, бежала… Сначала к нему. Не поймал, хоть и пытался в пьяном бреду. Потом — от него. И Руслан провожал её взглядом, встречая на том же месте… А потом он приходил к дорожкам и наблюдал. Такая фактура требовала детального изучения. В ход пошел фотоаппарат. Сотни кадров. Разных ракурсов. Но Ева всё равно не замечала его. Одухотворенное лицо физически присутствовало перед ним, но фактически — плыло в другом измерении. Есть такой вид людей, на которых смотришь и понимаешь — ой, как всё сложно. Она была ярым представителем таких. Руслан, изначально отрицая, борясь с этой тягой, не веря, что способен испытывать нечто подобное, не приближался. Но…разве против судьбы попрешь? Эта девушка въелась ему под кожу с первого же мгновения. Намертво. И, пожалуй, была где-то права, избегая и утверждая, что не подходят друг другу…