Непостижимо. Они же только что...так отчаянно...иссушили друг друга. Казалось, до дна. Но, видимо, здесь и сейчас то, что происходило между ними, было бездонным. Полотенце с характерным шлепком съехало на пол. Мужчина и женщина застыли в этом мгновении. Глаза в глаза. Немигающе. Даже немного дезориентировано. Шарашило знатно. Стало немного страшно от уровня безумия, которое затягивало их с концами. Одновременно сорвавшись друг к другу, молниеносно переплелись, сомкнувшись в бойком пряном поцелуе, и дернулись в сторону выхода. Дверь с грохотом ударилась о коридорную стену, когда комом оголенных искрящих проводов они вывались из ванной, не в силах отцепиться. Шлепая босыми ногами, быстро-быстро направились в гостиную, намереваясь миновать спальню. Но и Руслан, и Ева, не сговариваясь, резко остановились на пороге, и он осторожно глянул внутрь, всматриваясь в темноту. Нет, похоже, малышка крепко спала, будто зная, что родителям очень-очень надо остаться наедине. И «покатились» дальше, вновь свившись. Диван? Нет, его поверхности мало, чтобы удержать творящееся сумасшествие. Ковер перед ним — самое то. Широченное поле для всевозможных действий. На нем получалось свободно перекатываться в неистовой борьбе, оказываясь то сверху, то снизу. Руки Руслана были везде: сжимали, ласкали, ныряли в самые потаенные места. Порождали всполохи огня, что разрасталось и поглощало ее испепеляющим заревом. Руки Евы же были в состоянии выполнять лишь одну функцию — держаться за его шею. Воздух переливчатым свистом покидал легкие, кислорода не хватало просто безбожно. Лютая жажда парадоксально только возрастала, накрывая их сметающей лавиной. Тонкая грань между реальностью и забытьем была стерта в пользу второго, когда мужчина почти свирепо пресек дальнейшие попытки что-либо переиграть, пришпилив ее руки своими ладонями к мягкому ворсу, коленом развел девичьи бедра и моментально заполнил собой до предела, так и не выпустив губы из плена. Ева рыдала от горячего шепота на ухо, от долгожданных признаний, от искренних обещаний. Умирала от счастья, от наполненности любовью. Не могла поверить, что они дошли до этой нужной точки... У самой — едва ли хватало сил и осознанности, чтобы что-либо произнести. Девушка в ответ вжималась в него с бесноватым исступлением и издавала протяжные бесстыдные стоны, извивалась, изгибалась, мчалась навстречу очередному затмению... И оно не заставило себя ждать. И снова — пронзительное марево. Потеря связи с действительностью. Дичайший экстаз, на какой-то отрезок времени швырнувший в другое измерение... Очнулась она оттого, что Руслан бережно оттирал салфеткой ее испачкавшееся в сперме бедро. И смутилась. Осознав вдруг, что лежит перед ним обнаженная с появившимся на теле после беременности изъянами… Повела плечом, съеживаясь в попытке укрыться от открытых ищущих взоров. — Эй, — недовольно пробурчал он, разворачивая девушку к себе и требовательно приподнимая подбородок. — Что такое? — Ну… — Ева замялась, отводя взгляд, но мужчина настойчиво склонился в ту же сторону, поймав его вновь. Пришлось сдаться и нехотя признаться в приобретенных комплексах. — В отличие от тебя, я изменилась не в лучшую сторону… — Где? — спросил недоуменно. — Прекрати… — Ох, Зефирка… — протянул обращение длинно-длинно, смакуя, будто мечтательно. — Дай мне минут двадцать. Я наглядно покажу, что и как думаю об этих изменениях…в третий раз. Обещание пробрало до костей. Прошлось разрядом по позвоночнику и застряло в солнечном сплетении. Ева сглотнула, злясь на себя за такую реакцию…но к горлу вновь подступил слезный ком. Её распирало от вселенской нежности к этому потрясающему мужчине. Он всегда дает ей в разы больше, чем можно представить. Порывисто притягивает его за шею и осыпает повзрослевшее лицо вереницей коротких мелких поцелуев… — Родной…любимый…лучший…Руслан… Льнет к нему, сотрясаясь, боясь, что миг рассыпится миражем. — Руслан…как же я тебя люблю…пожалуйста, не закрывайся… Каждый раз, когда Ева произносит его имя, он шумно вдыхает. И сам стискивает её сильнее, пока девушка проходится по каждой крохотной морщинке, сделавшей Руслана мужественнее. Кто бы мог предположить, что они действительно поменяются местами? И теперь именно она в этих надежных руках чувствовала себя младше и наивнее. Готова была отдаться ему во власть, вверить свою жизнь без единого промедления. Учиться терпению, стойкости, выдержке… — Поговори со мной, пожалуйста…поговори, мой родной… — звучала мольба между поцелуями. — Я с тобой…всё будет хорошо…мы справимся…вместе… — Зефирка… — Позволь, Руслан…позволь, как ты однажды забрал мою боль, и мне забрать твою… — лихорадочным шепотом. — Я смогу…ради тебя…во имя нас…всё смогу… Ева касается пальцами его щек, проходится кончиками по приоткрытому рту в безотчетливом порыве поймать дыхание. Руслан перехватывает её запястье и прижимается губами к кольцу, которое с того самого дня девушка ни разу не снимала. — Зефирка моя любимая…давай всё потом. Не сейчас. Я так зверски скучал…дай мне право насладиться моментом. Без всяких лишних мыслей. Их и так было много, слишком много… И она с радостью подчинилась. Замолчала и доверчиво приникла к его груди. В эту ночь они заснули вместе в одной кровати. Вплетаясь друг в друга. А ранним утром, разлепляя веки от возмущенного-снисходительного воркования Богданы, Ева обнаружила на соседней подушке охапку белых цветов вместо угольной шевелюры Руслана. Приподнялась с улыбкой, приняла сидячее положение и перетащила их к себе, принюхиваясь к источаемому сладкому аромату. Капитуляция. Значит, их ждут сложные разговоры. И она обязательно сделает всё, чтобы поддержать любимого человека в этой непростой для него ситуации… Маленькая семья создавалась для больших подвигов. Глава 41 — Ты настоящий чертенок, Богдана Руслановна! Такой же, как твой папа... — Правда? — Руслан приближается и останавливается в паре метров, застав их врасплох своим внезапным появлением. Ева вскидывает голову, но не меняет позы, продолжая кормить дочь. А он...как-то очень странно залипает на этой картине, проникнувшись действием. Скользит взглядом по маленькой макушке Боди, щечкам, которые двигаются синхронно с активно посасывающими губами, по крохотной ручке, отбивающей ритм на груди матери в такт какой-то своей персональной мелодии, пока Ее Величество трапезничает. Бывают несравнимо значимые моменты в жизни, нестираемым вечным кадром отпечатывающиеся в твоем сознании. Это — один из них. Мужчина был уверен, что данное зрелище поселилось в нем намертво. И пусть он сейчас в роли стороннего наблюдателя, но смотрит-то на нечто, в чем есть его собственная частичка. Мысль слегка обескураживает. Заставляет на миг зависнуть и наполниться удивительным трепетом. Совершенно иным, неизбитым, масштабным. Монументальным. Затем взор останавливается на внимательно следящей за ним девушкой, и у него складывается впечатление, что она очень четко и тонко чувствует его в данную секунду, понимает это неординарное восприятие, которое вынудило застопориться посреди гостиной. И дает ему время переварить всё молча. Для Евы это уже давно не ново, а вот сам он только-только открывает мир, в котором является родителем. — Да, правда, — произносит медленно спустя минуты две, — раньше я тебя мысленно называла чертенком. — Раньше? А теперь? — А теперь нет. Ушла беспечность. Руслан сел рядом, наклонился и прижался губами к малюсенькому кулачку. — У нее есть одна интересная особенность, — тихо проинформировала девушка, — пока ест, любит хлопать по мне ладошкой, а как начинает засыпать — постепенно сжимает пальцы в кулак. Он взглянул на малышку. Действительно. Глаза слипались, движения рта постепенно сходили на нет. Неожиданно прорвало на признание, что гложет очень давно: — Честно? Понятия не имею, как себя с ней вести. Не знаю, смогу ли быть хорошим отцом, — прошептал мужчина, зачарованно наблюдая за танцем темных изогнутых ресничек, порхающих по нижним векам дочери, — вчера она потянулась ко мне. И назвала папой. Я растерялся. — Для начала...попробуй уложить ее в кроватку и не разбудить. Если пройдешь квест — у тебя есть все шансы. Руслан осторожно принял Богдану из рук матери и прижал к себе, придерживая, как показывала Ева. Надо ли упоминать о том, что его обуяло чем-то невероятным? Он впервые держал своего спящего ребенка. Волна нежности просто сшибла с ног...дезориентировала мощью эмоций. Сам не осознал, как дошел до спальни. Аккуратно расположил маленькое тельце на детский матрас и даже инстинктивно прикрыл тонким летним одеяльцем. — Ну, вот. Ты еще не совсем потерян для общества... — Ева льнет к нему, обнимая за талию, и они оба вглядываются в спящую малышку. — А если без шуток...я тоже очень боюсь. Постоянно. Что-то сделать не так. Навредить. Или же недодать. И, знаешь, что? Дальше будет только хуже. Острее. Ответственнее. Теплая ладонь неуловимо оказывается на его скуле, и Руслан ныряет в ее ищущие медовые глаза, вслушиваясь в размеренный обволакивающий голос: — Но у тебя преимущество. Ты умеешь любить...просто бесподобно. А ей больше ничего и не надо. Всё базируется на этом... Давай бояться вместе? Согласись, это лучший выход? У нас и выбора-то нет. Мне понадобится поддержка, наша дочь…как бы помягче выразиться…та еще капризная вредина. А улыбка…какая у Евы счастливая умиротворенная улыбка. Он поддается влиянию этого самого умиротворения, и слабая надежда на то, что у него получится, зажигается где-то за грудиной. Мизерный огонек, которому понадобится очень много «дров», чтобы стать полноценным пламенем. Но когда в глазах любимого человека светится доверие и вера в тебя…ты обязан верить и сам. Пусть и потерян, стоишь на распутье. Когда-то и мама говорила ему схожие слова. Всё делается во имя любви. Она была потрясающей женщиной и действительно жила по этой аксиоме. Но беда в том, что таких — единицы. А тех, кто гасит данный формат, — в разы больше. — Пойдем? — девушка тянет его за собой, и они, прикрыв дверь, вновь оказываются на диване в гостиной, где она уютно устраивается на коленях Руслана, припав щекой к плечу. — Чего еще ты боишься? Поговори со мной. Расскажи о…заключении. Как ты смог…один? Я ведь ждала звонков каждый день. Что за договоренности были между тобой и Кареном?.. Я ничего не знаю, Рома всё отмахивался, обещая, что ты сам объяснишь. Он обнимает ее, скорее, рефлекторно. Потому что просьба на миг выбивает из колеи. — Эта не та тема, которой мне хотелось бы с тобой делиться. Тебе ни к чему всё, что касается колонии. Хорошо?.. Пусть будет достаточно информации о том, что своеобразная тюрьма была у меня в сознании, а не вокруг. Но именно окружение и подтолкнуло к переосмыслению многих жизненных эпизодов, принципов. Чего я теперь боюсь? Подвести тебя, Ева. Тебя, дочь, себя. Не оправдать ожиданий твоих и собственных. Не суметь прийти к достойному заработку, не вывозить ответственности за созданную семью, не иметь возможности обеспечить должный уровень существования… Кто я? У меня ничего нет за спиной. Единственная работа — и та отпадает в свете отбытого срока. Руслан чувствовал, что она хочет спросить о выставке и фотографировании, но сдерживает себя. Наверное, это даже к лучшему, потому что говорить об этом пока не мог. — С Кареном у нас была одна договоренность: я повинуюсь закону, он — отстает от тебя навсегда. Вчера, уверен, была последняя наша санкционированная встреча. Пусть он и отморозок, но дал своё мужское слово. — Мне очень…очень жаль…что всё вышло именно так. Я всегда буду чувствовать вину перед тобой, Руслан. Боль звучит в каждой букве и пропитывает его нутро. И её так невообразимо много… Бессмысленно отрицать, что ему не жаль. Жаль. И больно. Потерянных драгоценных дней вдали. Прекрасного периода рядом с любимыми. Неувиденных первых неуверенных шагов ребенка. Первой улыбки. Первого смеха. Первого слова. Жаль невозможности разделить восторг каждого маленького события с Евой. Очень жаль. И страданий её тоже жаль. — А я не звонил, Зефирка, чтобы не сойти с ума. Чтобы не слышать сожаления в твоем голосе. Не дразнить нас обоих. Я ведь знал, что Рома рядом, он надежный и преданный. Ева…нельзя было иначе, понимаешь?