Но, кажется, в расчетах проскочила погрешность. Интересно, но впервые в жизни близость мужчины, точнее, мужского тела, её ничуть не напрягала. Не было тяги увеличить расстояние между ними, отсев подальше. Через открытую дверь в помещение попадал коридорный свет, благодаря которому хорошо разглядывалось их отражение на стеклянной поверхности, когда оба молча смотрели в темноту за окном, теперь уже действительно наслаждаясь напитком и умиротворяющей тишиной. — Какой у тебя рост? — полюбопытствовала, вновь отметив, что он возвышается на целую голову. — Метра два есть? — Почти. Не дотянул сантиметр. Элиза улыбнулась. Вот и встретились два долговязых «экспоната». Если покопаться, их и дразнили наверняка одинаково. Когда очередная порция напитка была приговорена, Роман молча налил обоим столько же. И спросил, застав её врасплох: — Почему тебя отстранили во время практики в прошлом учреждении? Внутри неприятно заныло, отчего она слегка поморщилась. Для родных официальной версией стала потасовка с начальницей отдела. Никто не усомнился, ибо это вполне в её духе. Истинное положение вещей не знал никто. А для неё произошедшее стало очередным камнем в скопившейся за недолгую жизнь личной «яме позора». — Тебя домогались, Элиза? Неспешно отпила обжигающей язык и небо жидкости, позволив ему сделать вывод самостоятельно. Не зря же он такой проницательный. — Понятно, — обронил тяжело. — Родители и об этом не знают? — Боже, Роман Аристархович, я начинаю подозревать, что ты владеешь навыками телепатии. Очень опасный человек. — Делать выводы, исходя из повадок собеседника и его логики в прошлом, по-твоему, — телепатия? — намекая на инцидент месячной давности, когда Элиза собиралась скрыть от родителей факт нападения. — По-моему, ты — зануда… — скривилась в отвращении. — Вот надо было тебе напоминать мне о Сэмике?.. Не хочу говорить об этом. Девушка отложила стакан, подняла колени и притянула их к груди, устроившись подбородком в образовавшейся небольшой выемке. И так вдруг тошно стало на душе…так выть захотелось… Ну, почему ей постоянно приходится расплачиваться из-за своей внешности?.. Попадать в передряги, наживать себе недоброжелателей, напарываться на неприятелей?.. И копить. Постоянно копить нелепые истории. Вопреки своим же словам о том, что говорить на эту тему не хочет, Элиза внезапно осознала, что с Разумовским ей было бы…легко всё обсудить. По сути, они друг другу — чужие люди. Это как рассказать случайному прохожему о том, что тебя гложет, и отпустить в пространство. Может, и полегчает. Да и он внимательный, умеет слушать, задавать верные вопросы и не выглядит треплом. А у неё…за грудиной щекочет, шепчется что-то неутомимо горячее, зажигающее прежнюю обиду. До боли. За несправедливое отношение, преследующее с самого детства. Сначала никто не понимал, снисходительно цокая. Позже — она перестала делиться, устав от того, что неизменно вызывает своими откровениями недоумение и удивление. Мол, мне бы твои проблемы… Утрированные. Вот, какими считали её переживания. И пришлось смириться, что нужно справляться самой. И так до сих пор. — Помнишь драку с бомжом? — начала, мысленно немного удивившись сему факту, но не стала обрывать себя. — Я бы прошла мимо, мне не привыкать выслушивать идиотские оскорбления. Если бы он не повторил одну фразу… Попасть на практику в офис Уполномоченного по правам человека в РФ было мечтой Элизы все годы учебы. Она свято верила, что там её ждет кладезь бесценной информации и опыта для дальнейшей карьеры. Ей очень нравилось в организации, и девушка буквально захлебывалась восторгом. Даже не стала рефлексировать по поводу того, что её весьма показательно распределили в отдел гражданства, защиты прав мигрантов и иностранных граждан. И было плевать, что ей поручали рутинную канцелярскую муть. И что тема дипломной туго вяжется со всем, что она делает. Зато разговоры между сотрудниками в рабочем процессе и консультации, на которых ей разрешили находиться, не оставляли равнодушной. Они откладывались в памяти какими-то нужными фактами, пищей для размышления. Почти две недели она пребывала в эйфории, пока однажды всех практикантов не собрал у себя Первый заместитель руководителя рабочего аппарата, Ярослав Бажанов. Во всей структуре он, наверное, был самым молодым чиновником, занимающим почетную должность. Мужчине на вид было не более сорока лет, внешность приятная, располагающая. Не зря говорят, что такими качествами обладает большинство маньяков. Он так приветливо беседовал со студентами, давая напутствия, что те разом расслабились и развесили уши. А потом Бажанов попрощался со всеми. Кроме неё. — Понимаю, что это прозвучит наивно, но я…почему-то зажглась догадкой, что во мне увидели какой-то потенциал…даже промелькнула мысль, что могла бы стажироваться месяцами без оплаты, лишь бы мне…реально подарили такой шанс. Дура…она и в Кейптауне дура, — хмыкнула себе под нос, вспомнив их разговор у него в кабинете. — Ну, классический сценарий. Сначала обхаживал, интересуясь планами на будущее. И пока я расписывала, каким крутым адвокатом собираюсь стать, что знаю и умею, он как-то незаметно сокращал расстояние между нами. Правда, не успел даже прикоснуться, у меня сработал рефлекс… Наверное, шестое чувство, интуиция. Я вскинула руку ровно к моменту, когда Бажанов стал наклоняться. И…попала ему в нос…локтем…случайно. Кровища так и хлынула. Нежный садовый цветок, мать его. Стала извиняться за неуклюжесть, так и не осознав, к чему было его действие. Прижимала салфетками ноздри… Пока меня саму не прижали к активировавшимся мужским причиндалам, схватив за задницу. Вот тут-то мозг у меня и отключился. Зажала кончик носа между пальцами и выкрутила так, что начал орать. Уже не случайно. А на следующий день он вызвал к себе с раздутой рожей и повязкой на носу, прочитал помпезный выговор, швырнул официальную характеристику и… Перед тем, как закончить рассказ, машинально потянулась к бокалу и отпила несколько глотков рома прямо в той же позе, лежа подбородком между коленками. — По глупости за день до этого я ему ведь поведала, что не состою в отношениях и не хочу семью, собираясь делать упор на карьере...пока тайно надеялась, что интерес с его стороны — это деловое. Вот он и сказал, что я конченая идиотка. И маюсь дурью вместо того, чтобы вовсю пользоваться своей внешностью и найти…подходящего @быря. Всё равно меня никогда не будут воспринимать всерьез, и куда бы ни попала, везде будут считать, что работу я получила через причинное место. По его мнению, смысл напрягаться? И еще мстительно пообещал, что ни одна государственная структура юридического уклона меня на практику не возьмет. А я ведь не поверила. Подумала, самомнение и раздутое мужское эго. Но, прикинь, никуда не взяли. Все запросы от универа отклонялись. УВКПЧ, Международная федерация Красного Креста и Красного Полумесяца — которые до этого охотно принимали студентов. В общем, меня пусть и не физически, но поимели. И я была уверена, что не окончу бакалавриат с отсутствующей практикой по профилю. — И разочаровалась в мужчинах? — почему-то голос Романа прозвучал хрипло, будто у него болит горло. Элиза изумленно взглянула ему в глаза, насколько это позволяло освещение: — Нет. Почему? Я в них и не очаровывалась. На мужчинах я поставила крест ещё со свадьбы Евы. Ну и до этого…особо не жаловала. Чего не ожидала, так это его раскатистого смеха с расползающейся по пространству хрипотцой, будто застрявшей в глотке и мешающей ему. И даже сама улыбнулась в ответ. И ведь…действительно. Легче стало. Притупилась эта вечная тщательно скрываемая боль. — Да, чего это я? Припозднился со сроками. Промочив горло алкоголем, тоже качнул шеей, зависнув в полуобороте от её лица и прагматично изрек уже привычным баритоном с нормальными связками: — Теперь я убедился, что твоя агрессия — самозащита. — Пф-ф… Моя агрессия — состояние души. Не стоит ошибаться на мой счет. — Тут главное, чтобы ты сама не ошибалась. И не обманывалась. Цокнула в ответ на эту философскую мысль и слегка склонила голову: — Хорошо, шеф. Ну, а ты? — Я? — Зачем тебе это надо? Почему ты со мной возишься?.. Я пытаюсь тебя понять, но не преуспеваю в этом ни на йоту. С самой первой встречи то калечу, то хамлю, а ты всё равно мне помогаешь. Привел в дом незнакомку, охотно предложил свои вещи и доверил личное пространство. Да ты…ты даже кровать мне уступил, собираясь спать на полу! Мистер Благородство. На кой хрен тебе сдалась такая обуза? — Я всего лишь делаю то, что должен, Элиза. С некоторых времен мы косвенно связаны семейными узами. — Что должен? — морщится она. — Кому и что ты должен? Как это скучно! Ну, ладно. А если бы ты делал то, что хочешь, а не должен? Где был бы закопан мой труп? Роман вновь рассмеялся. Можно сказать, бьет рекорды. За этот вечер смеялся больше, чем за всё время их знакомства. А Элиза, приятно расслабленная алкоголем, отпустившая часть тревог, впервые позволила себе насладиться этим зрелищем. Ему очень шла улыбка, преображавшая резкие черты. Если сравнивать с Русланом, то да, Рома проигрывал в привлекательности. Внешность младшего брата была куда совершеннее. Того без запинки можно было назвать красивым. А вот старший, несмотря на то что они даже похожи между собой, всё же далек от привычных эталонов. Пугающая четкость изгибов, невероятно выделяющиеся скулы, переходящие в довольно остро выраженную линию жевательных мышц, точнее, их поверхностную часть. Даже нос и губы — предельно расчерчены, будто кто-то орудовал линейкой, создавая его. Удивительно симметричный. Взгляд — тяжелый, сканирующий, глубокий. В этом мужчине каждый миллиметр говорит о несгибаемости, строгости и даже чопорности. Слишком. Слишком. Слишком сдержанный. Владыка контроля и официальный представитель Тота[1]. Элиза была бы не Элизой, если бы… — Ром, поцелуй меня, м?.. Глаза его мерцали во мраке. В них будто плескался ром, что они пили. В тех же оттенках, градусах и вспыхивающих искорках. Очень необычный цвет. В котором это хаотичное движение моментально застыло, стоило ей только произнести неожиданную «просьбу». И снова не дрогнул ни один мускул. Не изменилось выражение лица. Вернулась прежняя недосягаемость и нечитаемость взора, раздражавшие её. Не сказать, что до этого он был очень уж «читаем», но хотя бы отсутствовал «железный занавес», который мужчина только что опустил со скрежетом. Девушка подверглась пытливому взгляду, способному заставить нервничать очень многих. В нем была смесь пренебрежения, равнодушия и очень модного нынче термина — доминантности. И ни капли — интереса, влечения и симпатии. Роман поднес спиртное ко рту и медленно допил остатки, не прерывая зрительного контакта, после чего выдал ровное: — Нет. Элиза расхохоталась. Всё это время призывавшая силу воли на помощь, чтобы держать себя в руках и не спалить задумку, наконец, она смогла расслабиться. Собеседник приподнял бровь в немом недоумении. Взял бутылку и каким-то гипнотизирующим жестом освежил оба бокала неспешно стекающей тонкой струйкой. — Всего лишь шалость. Я была уверена, что ты откажешься. — Даже так? — отложил напиток и оперся кистью о пол, незначительно качнувшись вперед. — Шалость удалась? — Угу. Иначе и не могло быть. Ты до жути правильный и принципиальный. Обещал отцу беречь меня — не тронешь ни за что. А еще, Роман Аристархович, ты единственный, кто за всё время знакомства не опустил глаза ниже моего лица и ни разу не сказал, что я красивая. — Сказать? — подавил зарождающуюся улыбку, стараясь быть серьезным. — Фу, не разочаровывай меня. Роман кивнул. А потом Элиза и сама не поняла, как именно это произошло, но за долю секунды неуловимым молниеносным движением без каких-либо усилий, даже не меняя своей позы, он дернул её на себя, расположив свободную ладонь на заднюю часть шеи девушки и придавив к коже копну волос. Теперь между ними оставался ровно сантиметр. Нос к носу. Глаза в глаза. И сплетшееся дыхание. Она замерла, на мгновение застигнутая врасплох. — Не стоит провоцировать мужчину. Особенно — если вас разделяют ничтожные полметра, — проговорил размеренно и лениво, словно не он держал сейчас ее в напряжении, пытаясь преподать урок. — Это на будущее. Шалость точно удалась. И так же резко отпустил, отчего она инерционно вернулась на прежнее место. Снова улыбнулась. Широко. Понимающе. Засчитано. Один — один. — Ты не мужчина, — его бровь второй раз за последние несколько минут дернулась вверх, — точнее… Ты — слишком мужчина, чтобы поддаться власти момента и дать волю похоти. Я тебя не интересую как женщина. Это очевидно. И ты меня тоже не привлекаешь. Никаких предпосылок и подоплек. Не чувствую опасности. Думаешь, после всевозможных выпадов в мою сторону за эти годы, меня могла испугать угроза поцелуя с тобой? Безмолвно соглашаясь с её высказыванием, Роман небрежно подхватил бокал и развернулся к окну, словно вернувшись к самому началу «пьянки». Будто и не было этого маленького инцидента. Элиза отзеркалила его позу. И теперь они вновь смотрели на ночной город в молчании. Которое не напрягало. Вообще. — Много таких, как Самвел? — прозвучал вопрос спустя время. И, наверное, она ему совсем не удивилась.