— Может, приступим уже к еде? У нас и так не особо много времени, каждый хочет провести праздник в своем кругу и терпит данное мероприятие из последних сил. Вообще-то, справедливое замечание. И сбор — дань традициям, которых старшая Разумовская всегда предпочитала придерживаться. Но остальные ее энтузиазма не разделяли. А последние годы и вовсе могли не явиться по тем или иным причинам. Все, кроме Ромы. Воцарившаяся тишина нарушалась лишь редким некритичным позвякиванием металла и продлилась всего несколько минут. — Валентина, ты опять сутулишься, — сделала внучке замечание Анастасия Ильинична. — Кто-нибудь может объяснить этой женщине, что я ненавижу, когда меня так называют? Сколько лет прошу звать Тиной — все без толку! — огрызнулась та в ответ и развернулась к родителям с явной претензией, что её притащили туда, куда она идти не хотела. — Дочь, — дядя посмотрел на нее со всей строгостью. — Прекрати, пожалуйста. И она, насупившись, отбросила с красноречивым звоном вилку и откинулась на стул, будто ссутулившись еще больше. — Какое прекрасное воспитание, — кольнула Анастасия Ильинична ядовитым тоном и взглянула на невестку, которая под этим тяжелым взором будто стушевалась и уменьшилась еще больше, будучи и так миниатюрной до неприличия. Рома, молча следивший за происходящим, почувствовал жуткую усталость. Он, конечно, знал, что ничего хорошего этот ужин не несет в себе. Кроме, пожалуй, удовлетворения его организатора. Но всё же надеялся, что участники смогут сохранить показательную любезность. Всего-то нужно было продержаться час-полтора. Но надежды не оправдались практически с первых минут. Начиная с момента, как дядя назвал свое имя. И лицо Элизы вытянулось в немом удивлении. Ну, да, не особо и часто встретишь в одной семье братьев, которых нарекли Аристарх и Плутарх. И дальше уже по накатанной — благодаря бабушке, успевшей пройтись по каждому, дойдя и до «свежего мяса». — Не надо трогать мою мать! — зашипела Тина, резко подавшись вперед. — Успокойся. И ешь. — От неё величественно отмахнулись. — Может, покажешь Элизе дом? — Рома тепло улыбнулся кузине. — Думаю, вам будет интересно вдвоем. — А я думаю, не стоит Валентине оставаться наедине с нашей гостьей. Детский разум очень восприимчив, на него легко повлиять. И девушка — не лучшее для нее общество. Как же профессионально она нарывается на грубости… И на этот раз Элиза уже «миндальничать» не стала. С очень нехорошей улыбкой медленно отложила приборы и подняла голову к седовласой провокаторше: — Пожалуй, хватит на сегодня игр в хорошую девочку. Полчаса я продержалась блестяще… — отодвинула стул, вставая и нависая бушующей грозой, — бабуль, а ты у нас, как вижу, тонкий знаток человеческих душ? Нежна, любвеобильна и неумолима, как асфальтоукладчик? Все должны двигаться по твоему сценарию, а иначе — становятся врагами? — и повернулась к Тине. — Да, малышка, твой брат прав, пойдем? Кто-то же должен мне рассказать, чем я теперь владею как жена старшего наследника. И раз младшего списали со счетов, мне достанется больше. Реплика девушки, выданная с явной издевкой, привела к ошеломительному резонансу. Первым отреагировал именно отец, и очень резко и холодно: — Кажется, Вы забылись, Элиза. — Ну что ты, папенька, какое между нами может быть «вы»?.. И раз мы близки как дочь и отец, позволь заметить, что привычка забываться есть только у тебя — вываливать проблемы на беременную девушку, чихать на младшего сына, забить на родную внучку, делая вид, что всё так и должно быть. И вы с этой мадам, — палец остановился на Анастасии Ильиничне, — не в том положении, чтобы кому-то указывать на приличия, ясно? У вас даже семейный ужин — цирк. — Это потому, что на нем присутствуют такие персонажи, как Вы, — тут же отозвалась бабушка, уже не скрывая презрения. — Выбирая из двух зол наименьшее, я бы предпочла, чтобы именно Ева стала женой Ромы. Она хотя бы достаточно умна, чтобы придерживаться этикета. И они больше друг другу подходят. Элиза усмехнулась и обогнула стол, приблизившись к самой младшей Разумовской и протягивая той руку, чтобы увести. — Солидарна, бабуль. И, развивая аналогию, могу предположить, что покойный дед мог бы жениться на ком-то более приемлемом. Возможно, это сохранило бы ему жизнь. Тина захихикала в кулачок, принимая ладонь валькирии и поднимаясь на ноги. Повисло тягучее давящее напряжение, готовое вот-вот взорваться скандалом, которых в этой семьей практически не бывало. Потому что её члены не привыкли общаться громко. Здесь непринято вести себя по-человечески, то есть, эмоционально. — Какая милая девушка! — восторженно обратилась тетя к мужу. — Бог ты мой, что за прелесть! Я три десятка лет не решалась высказать и единого слова, а она за один ужин воплотила все мои мечты! Удостоившись испепеляющего взгляда свекрови, она просто взяла бокал и отпила из него с широкой улыбкой. Мужчины молча переглядывались между собой, пока девушки удалялись по направлению к выходу. А потом бабушка с характерным шлепком швырнула тканевую салфетку на стол и посмотрела на Рому, сузив глаза, в которых полыхало нечто монументально злое: — Пойдем-ка, поговорим, Роман Аристархович. И он понял, что пришло время по-настоящему отвечать за свои поступки. Как раз этого ему и хотелось больше всего. Под провожающие их заинтересованные взгляды они прошли в бывший кабинет деда, ставший теперь уголком достопочтенной матроны. Разумовскому захотелось рассмеяться при виде того, как она занимает старинное кожаное кресло, в котором раньше восседал хозяин дома. Потому что тут же вспомнил слова Элизы. Но, подавив зарождающуюся улыбку, мужчина устроился напротив и положил руки на стол, переплетая пальцы в подобие пирамиды. Холодные прозрачные глаза остановились на его лице, и она буквально выдохнула морозцем: — Ну, допустим, я впечатлена твоим нестандартным ходом. Показательно дал понять, чтобы не лезли в твою личную жизнь. Но, Ром, решил поиграть — и хватит. — Значит, примерно то же самое ты сказала отцу, когда он познакомил тебя с мамой? — совершенно беззлобно поддел он, слегка приподняв бровь. И тут же получил предостерегающий сощуренный взор в ответ: — Там была другая ситуация, ты прекрасно знаешь… — Да, она уже была беременна, и лишних слухов ты не хотела. А кто тебе сказал, что Элиза не беременна? Благородные черта лица застыли в немом ужасе, а зрачки будто тут же расширились. Рома испытал какое-то странное несвойственное ему удовлетворение, наблюдая за её беспомощностью. — Не может быть. Ты не такой безответственный…как твой отец и брат. Но…надеюсь, хотя бы заключил брачный контракт? — голос сделался бесцветным, выдавая крайнюю напряженность, которую она пыталась скрыть за неестественным спокойствием. И снова ему стало смешно. Ну не рассказывать же, что они с Элизой спорят по поводу того, что она не хочет принимать от него финансовой «помощи». — Зачем? Всё мое — принадлежит и ей. Чтобы доказать свои чувства, я решил переписать на неё весь капитал. Разве Элиза того не стоит? В глубине глаз отразилась такая дикая паника, что на секунду Рома пожалел о своем подтрунивании. Само собой, бабушке пойдет на пользу такой мозговой штурм, но и перегибать не стоит. — Рома…что с тобой? — она явно повелась на его серьезный тон. — Ну, красивая девчонка…но ведь…реально девчонка. Зачем тебе такая? Рядом с тобой должна быть достойная пара… — Уверяю, я в состоянии и сам решить, кто должен быть рядом со мной… Мужчина окунулся в события двухнедельной давности. Ровно в тот миг, когда Элиза, погруженная в процесс, приближалась к победе, раз за разом попадая в кольцо. На тот момент он всего лишь анализировал её технику, отмечая плюсы наработанных бросков. Воскрешая свою юность и многочисленные часы на баскетбольном поприще. В голове не было никаких мыслей относительно желания, Разумовский предполагал, что соперница такими темпами дойдет до финиша. Но девушка промахнулась в мизере от чистого триумфа. Оранжевая сфера перекочевала ему в руки. И Рома знал, что возможности получить мяч второй раз у неё уже не будет. Просто не будет. Действия накладывались друг на друга: взмахи, прыжки, ловкие выпады. Не было нужды контролировать тело, оно безупречно выполняло свою задачу, вынимая из недр доведенные когда-то до автоматизма маневры. А сознание…сознание вдруг озарило вспышкой. Изрядно уставший от внимания Оли на работе, от их с бабушкой искусственной коалиции против него, от жалоб на новую сотрудницу, мужчина приходил к выводу, что следует выпутаться из сложившейся ситуации как можно скорее и с минимальными потерями. И вдруг кстати вспомнились хвалебные оды в адрес той же Элизы, очень недолго пробывшей в юридическом отделе, но успевшей зарекомендовать себя толковой исполнительной единицей. На неё никто не роптал. Наоборот, удивлялись, что практикант настолько ответственный. Удивительно, но при всей своей натуральной экспрессии эта валькирия не доставляла Роме никаких проблем, пока находилась на его территории. И в компании, и позже — дома. В отличие от многих других девушек, которые сначала производили впечатление адекватных барышень, а позже сами же рассеивали сей эффект своими нелогичными поступками. Та же Саврасова. Она ведь показалась ему вполне приличной, воспитанной и сдержанной. Но оказалось, что Ольга умелая актриса. Впрочем, как и Света. Как и те, что были до неё. Лишь у Раи не было никаких тайных и откровенных планов на него, поэтому встречаться с ней — удовольствие, а не постоянное ожидание подвохов. По мере того, как мяч попадал в кольцо, принося заслуженные очки, Разумовский убеждался в правильности пришедшей ему в голову идеи. Фиктивный брак с человеком, не имеющим никаких притязаний. Это чертовски облегчит жизнь, отсеяв любые поползновения бабушки в его сторону. О чем даже думать смешно, но жизнь показала, что эти самые поползновения могут быть настойчивыми, надоедливыми и причиняющими дискомфорт. А еще…кольцо на пальце упростит общение с женщинами, с которыми Рому мог связывать лишь секс, ибо строить полноценные отношения он так и не научился — многие его пассии вечно чего-то ждали. И, как оказалось, очень зря. У него не получалось быть среднестатистическим нормальным партнером. Всё время занимала работа, поскольку, поставленные им перед собой цели были высоки и требовали колоссальных ресурсов. И вот она. Стоит перед ним сосредоточенная, утверждающая, что противоположный пол — пустое место для неё. Перспективная. Амбициозная. Совершенно дикая. Разрывающая шаблоны контрастом внешности и характера. Ну идеально же?.. И Рома озвучил своё желание, уверенный, что она сдержит слово — выполнит условие спора. Дальше — загс, предложение рекламщиков сделать событие достоянием общественности с помощью определенной пиар-кампании. Бледное лицо Оли, неотрывно смотрящей на безымянный палец его правой руки, где блестел золотой ободок. Странное затишье и перешептывание среди сотрудников. И почему-то рассеянность Лены. Видимо, секретарь, знавшая, наверное, Разумовского лучше всех, пребывала в искреннем шоке, не предполагая, что он способен на такой неожиданный шаг. Прошла неделя нахождения Элизы в роли его жены. Он пока не смог бы точно сказать, насколько оправдана была вся эта затея. Но видел очевидные плюсы. Квартира снова стала чем-то теплым, пусть его там и не ждала верная спутница. Но находилась живая душа, чье присутствие неосознанно радовало. А еще…Рома внезапно осознал, что с появлением Элизы в новом амплуа стал чаще улыбаться. Будто расслабился, поняв, что миновала какая-то скрытая угроза. А сегодня — и вовсе пришел в восторг от того, как эта исключительно умная девушка осадила его дражайшую бабушку. Любая на её месте стала бы пресмыкаться перед могуществом, что несла фамилия и старинный род. Но не своенравная бестия, которой плевать на условности и чей-то статус. — Рома, — его вернули в разговор, — ты причиняешь себе вред, действуя назло мне. Она ведь и дальше будет позорить тебя своими выходками и невоспитанностью. Ты сам это знаешь. Зачем? Зачем, мой мальчик? Мужчину передернуло от этого обращения. Проявление патронажа мягким тоном, которым его сейчас пытались обработать, было очень близким к искреннему порыву, но…естественно, таковым не являлось. Манипуляторша, провокаторша и блестящий стратег — это всё о его бабушке. — Общество станет смеяться и перестанет воспринимать тебя…как серьезного успешного деятеля. Столько усилий насмарку… — короткий сокрушенный вздох. — Ты достоин иного будущего. — Я очень благодарен за беспокойство. И назло кому-то никогда не действовал. Спешу напомнить, мне давно не десять. «Мальчику» больше года назад перевалило за третий десяток. Можешь не принимать мой выбор, но ты обязана с ним считаться. И на людях — тем более. Если не хочешь пускать слухов о том, что в семье снова произошел раскол. Но, опять же, ты праве вести себя так и дальше. И я ничего менять не собираюсь. Меня моя жена устраивает по всем фронтам. А теперь, извини, но мы спешим на праздник к нашей племяннице. Передать твоей правнучке горячий привет от прабабушки? Мнимое благодушие тут же слетело с неё, словно смело сильнейшим порывом ветра. Она откинулась на спинку кресла, перестав держать величественную осанку, а взгляд наполнился кристальным холодом — он колол острыми льдинками тщательно сдерживаемого на данный момент гнева. — Я так и думал, — мужчина встал. — С Наступающим. К счастью, ростом он был щедро одарен, что ему позволило наклониться через весь стол и одарить застывшую изваянием родственницу коротким невесомым поцелуем в щеку. — Придет время, ты и сам пожалеешь о своем решении. С такой — иначе не может быть, — успела шепнуть ему в ухо, пустив сотни шипящих змей между ними. Рома выпрямился и кивнул на прощание. После чего ретировался на поиски жены. Отгоняя неприятно пульсирующую тревогу за грудиной, ставшую для него сюрпризом.