— Ну раз велела, поступай, как знаешь — меня не интересует судьба платьев, но этого беспорядка через пять минут здесь быть не должно. Буквально сразу ему на телефон стали приходить уведомления о списанных средствах при различных покупках. И сыпались они нескончаемой чередой. Ему тут же позвонили сотрудники банка, оповещая, что заметили несвойственную активность. Рома заверил их, что всё в порядке, а сам мысленно добавил, что всего лишь женился. И был вынужден перевести телефон в авиарежим во время встречи с представителем технического надзора их нового проекта. А когда вновь включил — был обескуражен количеством сообщений и потраченных финансов. Причем, гаджет продолжал вибрировать от входящих окошек с текстом. И вот когда они прекратились, мужчина взглянул на часы и понял, что можно возвращаться домой — Элиза закончила со своей немой местью. Но какового же было его удивление, когда, открыв дверь квартиры, он наткнулся, врезаясь при каждом шаге, на нескончаемую кучу пакетов, словно попав в эпицентр шопоголизма. И среди этого изобилия прямо на полу в коридоре сидела выжатая валькирия, прислонившись к стене и вперившись в одну точку перед собой бессодержательным взглядом. Расстроенная, потерянная и дезориентированная, как воробушек. И настолько смешная, что Рома передумал отчитывать её за такой детский импульсивный поступок. Сняв пиджак и обувь, он кое-как отодвинул от неё часть покупок и присел рядом. И она тут же заговорила: — Это состояние аффекта. Прошу зафиксировать как смягчающее обстоятельство и приобщить к делу. Элиза помолчала секунд десять, потом обессиленно рухнула головой ему на плечо, как сидела — боком, слегка обиженно прошептав: — Ты серьезно поручил своей секретарше покупать мне платья, Ром?.. Серьезно? — А ты думала, я сам их выбираю? Серьезно, Элиз? Сижу на рабочем месте, отложив все дела, и гадаю, какой цвет будет лучше сочетаться с твоими глазами? — Я ни о чем таком не думала. И была ошарашена, когда она вчера не упустила возможности сообщить это, — в голосе сквозит досада и отвращение. — Не нравится мне эта секретутка. Будто слово для нее придумали. И зачем было поручать ей часть организации праздника? — Обычно помощниц для таких поручений и держат, — у него вырвался смешок. — Если бы только для этого и держали, — буркнула, отстраняясь и подаваясь вперед, чтобы присесть на пятки и хлопнуть по бедрам удрученно, вновь обводя взглядом бесчисленные пакеты. — Завтра всё верну. Какой позор… Даже не знаю, сколько я потратила. И что, вообще, купила… Сплошная пелена бешенства перед глазами… — Поэтому я и выделял — мы говорим, Элиза. Разумовский придвинул к себе одну из упаковок и раскрыл её, выявив неожиданную находку, и хмыкнул. — А что… Помнится, кое-кто как-то намеревался меня отблагодарить за щедрость. Самое оно…для коленно-локтевой. Девушка развернулась к нему и округлила и без того большие глаза, уставившись на полупрозрачную ткань. Выхватила её и запихнула обратно, совершенно ошарашенная. — Я этого не брала… Легче уж голой, чем такое носить. — Ошибаешься. В этом есть огромное преимущество. Искусство соблазнения — то, на чем держится интимная жизнь. Она подняла на него взгляд, потихоньку возвращаясь к привычному боевому состоянию, и бросила с вызовом: — Обойдешься, Разумовский. Не заслужил. Я и так психанула и сделала то, чего ты хотел — воспользовалась этой чертовой картой! Мужчина притянул её к себе и посадил на свои бедра, указательным и средним пальцем правой руки подцепив упавшие на щеки пряди и убирая их ей за ухо. А Элиза тут же принялась ослаблять узел его галстука, чтобы снять и отбросить куда-то с облегчением. И вздохнула только, когда высвободила первые несколько пуговок рубашки. — И как ты только загоняешь себя в эти рамки? Ощущение, что я задыхаюсь вместо тебя. — В таком случае, Покахонтас, я обязан делать тебе искусственное дыхание на постоянной основе. Кажется, это входило в привычку — улыбаться и целоваться одновременно. Пройдет ещё немало времени, пока они отшлифуют отношения. Но Рому…удивительно…и так всё вполне устраивало. Пока. Глава 20 «Тому, кто винит других, предстоит длинная дорога. Тот, кто винит себя, уже прошёл половину пути. Тот, кто не винит никого, дошёл до конца». Буддийская мудрость Рома сделал всё, чтобы Руслана выпустили досрочно, как только появится такая возможность. Нанятый адвокат после истечения отбываемого фактического срока подал ходатайство об УДО. Разумовский не хотел оставлять брата в заключении ни на один лишний день, и ему удалось добиться освобождения на два месяца раньше официальной даты. Мужчина припарковался подальше от входа в колонию и терпеливо ждал. Вскоре железная дверь с левой стороны ворот раскрылась, и сначала вышел сотрудник учреждения, словно последний конвоир, провожающий в прежнюю жизнь, а потом уже из-за его спины показался Руслан. Сложно описать спектр эмоций, одолевших Рому в эти мгновения, пока брат, тут же заметивший его, двинулся навстречу, придерживая небольшую спортивную сумку, перекинутую через плечо. Гордость. Радость. Сожаление. Боль. И горькое осознание, что это всё не пройдет даром. Они коротко обнялись, Руслан отстранился первым и взглянул ему в глаза: — Отвезешь меня домой? Рома кивнул. Его изумили изменения, произошедшие с парнем. Которого уже не было. Вместо него вернулся зрелый мужчина, в глубине взгляда которого отражалась сталь. По пути они перекинулись лишь несколькими техническими фразами, ибо оба понимали, что сегодня, да и в ближайшее время полноценного разговора не состоится… Спустя пару часов Разумовскому позвонила взволнованная Ева, для которой возвращение Руслана было сюрпризом. Об этом никто не знал по его же просьбе. Девушка была ошарашена и обескуражена, в том числе и поведением любимого человека, предложила собраться вечером, чтобы как-то его порадовать. И просила совета, как сделать всё правильно. Мужчина согласился и честно признался, что и сам пока не знает, что правильно в таких случаях… Да, они устроили маленькое сборище из друзей и самых близких, и Руслан даже вел себя вполне дружелюбно — улыбался, сдержанно отвечал на вопросы… Но улыбка его была деревянной, а глаза — пустыми. Рома смотрел на него и винил себя. Чувствовал, что подвел брата, не уследил, недодал чего-то. Не оправдал возложенной на него ответственности. Это всё по умолчанию. Никто и никогда ничего не требовал, но сам мужчина считал себя в ответе за младшего. Связь их не была столь яркой, как у Элизы и Евы, но он бесконечно любил и ценил Руслана. Пожалуй, только сейчас, глядя, как жена старается поддержать свою сестру — жестом, участливым взглядом, помощью в обслуживании гостей, Разумовский осознал истину когда-то сказанных ею слов. Любовь между родными братьями и сестрами — это нечто автономное, феноменальное. Она действительно выше любви родителя к ребенку или ребенка к родителю. К той базе, что тебе дали мама с папой, ты приобщаешь и свои знания и опыт, добытый эмпирическим путем, а начинается этот путь с отношения к родному брату или сестре. По-настоящему. В свое время Рома был бесконечно счастлив, что у него появился младший брат, неокрепшее детское сознание ликовало от мысли, что уж теперь-то все подобреют, и холод среди взрослых растает. Но, увы, всё стало только хуже. Бабушка будто установила четкое разделение, разбив семью на два лагеря, и старшего внука закономерно завербовала в свой состав. В дальнейшем у него просто не было шансов во всей мере проявлять чувства ни к маме, ни к Руслану… — Ты будешь? — из размышлений его вывел голос Элизы. Рома вскинул голову и только сейчас заметил, что она стоит перед ним с подносом в руках. Мужчина взял чашку кофе и проводил удаляющуюся женскую фигуру. Она поочередно угощала напитком всех желающих, пока Лилит раскладывала сладости на убранном после ужина столе. В доме царила добродушная атмосфера, парни переговаривались между собой, племянница кочевала из объятий в объятия, радуя присутствующих непонятным милым лепетом. Но одного взгляда на Руслана хватало, чтобы весь позитивный настрой схлынул тут же. Все пытались и его вовлечь в обсуждения, но тот отделывался односложными фразами. А Рома продолжал следить за ним исподтишка, ощущая, как внутри разрастается тревога. Это бессилие душило. Как бы ни понимал, что нужно время, внутренности сковывало от беспомощности… — Ты молодец, Роман Аристархович, — проваливаясь в сон, прошептала ему Элиза, когда они улеглись, и он прижал её спиной к своей груди. Так хотя бы немного удавалось обезвредить девушку, и она не пускалась во все тяжкие в бессознательности. — Я рада, что его освободили досрочно. Хороший сюрприз. Разумовский не ответил. Сюрприз-то хороший, но дело в целом — дрянь. Этой ночью он так и не смог уснуть. Слушал мерное дыхание жены, непроизвольно уткнувшись подбородком ей в макушку и перебирая гладкие волосы. Прикидывал, что можно будет сделать, если вдруг Руслан не захочет заниматься фотографированием. А такое вполне вероятно. На госслужбу его обратно не примут. К себе звать — бессмысленно, это вообще не та область, в которой брату может быть интересно. Складывалось впечатление, что Рома натыкается на стены. Любая дорога ведет в тупик, и это — катастрофа для человека, привыкшего к эффективным решениям проблем. Неудивительно, что весь последующий день он был в мыслях о Руслане, позволив себе позвонить тому лишь раз, чтобы не навязывать свое опекунское отношение. Также сообщил отцу и бабушке, что его выпустили. Вторая отреагировала весьма нейтрально, что предсказуемо, а папа долго молчал, после чего скупо выдал, что очень рад. Отличная дружная семья. Вернувшись домой, мужчина застал тишину. Непривычную для столь позднего часа. Элиза обычно никуда не ходит в это время. И встречает его в коридоре, тут же расправляясь с галстуками, которые так ненавидит. С каким-то странным неприятным чувством пустоты он направился в спальню и, услышав шум в гардеробной, вздохнул с облегчением. Заглянув в смежное помещение, стал наблюдать за тем, как девушка сосредоточенно раскладывает одежду, не замечая его. Её длинные волосы блестели в лучах яркого искусственного света ещё влажные после душа. Девичья фигура проворно порхала от одной полки к другой, что-то переставляя или дополняя. Разумовский залюбовался. Бившая из неё энергия завораживала. Она являлась неким сгустком бешеного темперамента, рвущегося наружу стихийным бедствием. Не фильтровала слов практически никогда. Сила её — в эмоциях. Всегда живых и неподдельных. В этом они с ней — поистине разные полюса. И тем не мене...у них получилось сойтись, взаимодействовать и даже наслаждаться ситуацией… — Ой, — Элиза заметила его и изумленно вскинула брови. — Я не слышала, как ты пришел. Девушка тут же бросила свое занятие и кинулась прямиком к крепкому узлу, развязывая галстук. — Ты голоден? — Нет, я успел поесть. А что за перестановка у тебя?