Праздник был в самом разгаре, гости продолжали съезжаться, повсюду вопили, играя, дети самых различных возрастов. Среди обилия шаров все остальные декорации попросту терялись. И находящиеся на празднике сорванцы атаковали именно разноцветные сферы, уделяя аниматорам очень скудное внимание. Рома предпочел бы провести вечер в более спокойной обстановке, но ради Богданы стойко терпел развернувшийся перед его глазами хаос. Не каждый день твоей единственной родной племяннице исполняется год. — Я буду продолжать твердить всем, что мы — чайлдфри, Разумовский, — Элиза подошла незаметно, протягивая ему тарелку со всевозможными тарталетками. Сама она не переставала игнорировать еду «извне», предпочитая питаться только дома. — Мне Богини хватит на десятилетия. — Воздержусь от комментариев. Мужчина с благодарным кивком принял закуски и подхватил одну из них, подцепив край фестончатой бумаги. После работы так и не удалось нормально поесть, а опоздать еще больше, потратив время на ужин, не мог. Пожалуй, да, он разделял позицию девушки. Хотя среди женщин ее национальности это почти преступление — не иметь желания стать матерью, о чем сама она говорит со смехом. Теперь Разумовский прекрасно понимал, почему его просьбу перейти на противозачаточные Элиза восприняла настолько адекватно и вот уже неделю принимала их по инструкции после консультации с врачом. Правда, и здесь не обошлось без стычек. Когда он сообщил, что договорится о приеме в частной клинике, она резко оборвала разговор, возразив, что в медицинских учреждениях для простых смертных тоже водятся хорошие специалисты. Роме оставалось лишь вздохнуть и благополучно замолчать, пока его жена не приступила к разносу буржуйских замашек. — А это еще что за на хрен... Дожевывая вторую порцию, Разумовский проследил за ее хмурым взглядом и с интересом уставился на занимательную сцену: Лилит, находившаяся у одного из фуршетных столов, пыталась незаметно делать шаги в сторону от парня, стоящего рядом. Но стоило ей отдалиться хотя бы на минимальное расстояние, он тут же синхронно сокращал созданную дистанцию. Будто игра в кошки-мышки. Оба были спиной к гостям в зале и явно о чем-то параллельно переговаривались. Едва Элиза бросилась «на помощь» сестре, мужчина направился следом, зная, что на этот раз придется сдерживать ее темперамент. И не прогадал. — Отошел от нее! — шикнула, как только они поравнялись. Рома успел незаметно отложить тарелку, сожалея, что и здесь не смог нормально поесть. Все четверо уставились друг на друга в безмолвии. Напряжение шарашило. Элиза — с угрозой на потенциального обидчика. Лилит — с явным смущением почему-то на Рому. Рома — с изумлением...на своего двоюродного брата Влада. Влад — с восхищением на Элизу. Причем, настолько слепым восхищением, что напрочь не замечал своего близкого родственника, сраженный безупречной красотой. Разумовский-старший попытался урегулировать намечающийся конфликт, отвел жену себе за спину и приветственно усмехнулся: — Какими судьбами, вечный странник? Влад расплылся в улыбке, и они обнялись по-мужски скупо и коротко, после чего встали лицом к девушкам: — Родной старший брат Тины, — обращаясь к Элизе, — Влад. Он не живет в Москве, предпочитает теплые страны. — Что вполне свойственно аборигенам... — произнесла неуловимым шепотом Лилит, потянувшись за стаканом сока, но Рома ее услышал, моментально признав в этой реплике гены своей валькирии. — А это — Элиза, сестра Евы... — продолжил знакомить их. — И твоя жена?! — перебил Влад ошарашено. — Ну...Ромыч... И из взгляда парня тут же исчез малейший намек на интерес к ней. Что заметно упрощало ситуацию. — Отщепенец, короче? — подытожила Элиза немного спокойнее. — Почти в каждой семье есть такой персонаж, который не в курсе событий и видит родственников раз в десятилетие... — Эй, кто ж виноват, что я ни разу не застал тебя у Евы с Русом, когда наведывался? В таком случае...я бы точно опередил Рому... — хохотнул, подмигивая и вызывая у собеседницы недовольную мину, после чего повернулся к Лилит. — Это у вас такой семейный флешмоб — заарканить всех Разумовских? Ее глаза недобро сверкнули. Может, в плане агрессии ей до Элизы и далеко, но она явно не уступала в остроумии и доле вспыльчивости: — Нет, Владик, это акция такая: два берешь — третий в подарок. И, как всегда, третий — самый неказистый и никчемный... — стакан в девичьих ладонях резко съезжает набекрень, и содержимое выливается аккурат Владу на пах. — Ой, какая я...ужас...простите... Рома с Элизой автоматически отошли на второй план, наблюдая за разыгравшейся трагикомедией. Эти двое определенно точно знакомы не первый день и имеют свои личные счеты. Именно поэтому во взгляде девушки плещется вызов и победа в маленьком сражении, когда она с мнимым сожалением, практически надув губки, произносит: — Тебе теперь придется уйти, да? Не расхаживать же с таким безобразием? — кивок на темное пятно, расползшееся вокруг ширинки и ниже. — Как неловко вышло... Влад застывает с тихим бешенством на лице и смотрит на нее с нескрываемой угрозой уничтожить. Но внезапно...расплывается в своей фирменной улыбке и расслабляется, отпуская напряжение и направляя оценивающий взор с приподнятой бровью куда-то в сторону. — Да нет... Мне добрые люди помогут. Пойду спрошу, есть ли у них фен и где можно...высушиться. И они созерцают, как он вразвалочку направляется к симпатичной официантке, тут же завладев ее вниманием. Кажется, та действительно была готова помочь ему...из гуманистических соображений. А когда следом от стола отошла Лилит, молча примкнувшая к другим родственникам в противоположном углу, оставшиеся стоять муж с женой обменялись красноречивыми многозначительными взглядами. Но на этом удивительные события вечера не заканчивались. Спустя время в зале появилась высокая статная фигура мужчины. И Разумовский не поверил своим глазам. Аристарх Станиславович направился прямиком к Еве с Богданой на руках. Перекинулся с ней парой слов. И принял из ее рук внучку, бережно прижав ту к себе. Когда дело касалось старшего поколения семьи, Рома предпочитал ничего не комментировать. Он давно упустил нить логики в их действиях, принимая своеобразное поведение родных как данность. Но был рад, что отец пошел на такой шаг. Позже состоялось и знакомство со сватами — натянутое, но без эксцессов, за что отдельное спасибо чете Мамиконян. Вряд ли другие родители на их месте отнеслись бы к столь странным явлениям так благородно и выдержанно. Как их дочь, не ставшая припоминать прошлые обиды и пресекать общение деда с внучкой. По пути домой Элиза молчала. Рома тоже молчал. Причиной его молчания можно было назвать неоднозначные события вечера, требующие анализа. А вот ее молчание — более чем странно. Звонко. Показательно. Гневно. Это чувствовалось. И догадка подтвердилась, когда девушка после душа демонстративно улеглась на самом краю от него подальше. Один черт — в бессознательности отправится в свободное путешествие, она ведь не умеет спать смирно, и обязательно окажется рядом с ним, при этом двинув либо ногой, либо рукой в самые неожиданные места. Он прекрасно знал, каково это — научен горьким опытом. Не в правилах Разумовского было давить — расскажет, когда успокоится. Наверное. За прошедшие дней десять после их эпичного воссоединения это единичный такой случай, и он пока сомневается в ее реакциях. Тем не менее, мужчина занял свою сторону и впервые за последнее время заснул, не прижимая к себе Элизу. А причина ее беспрецедентного поведения выяснилась назавтра. Сначала была тихая возня. Затем в приемной послышался грохот. И уже после — дверь резко распахнулась, явив ему источник шума. — Дай сюда эту чертову карту! — потребовала Элиза зловеще прямо с порога, испепеляя его тяжелым взглядом. Рома вскинул бровь, оторвавшись от монитора, и глянул ей за спину на пошедшую алыми пятнами помощницу, которая не решалась подойти ближе и так и стояла с виноватым лицом. Откинулся на кресло, сложив пальцы пирамидкой на краю стола, и теперь уже приподнял обе брови, мол, вещай, я внимаю. Предсказуемо в глазах жены буквально увидел картинку, как она сжигает его заживо. И дожал до конца. Улыбнулся ей, играя с огнем. — Разумовский, — вошла в кабинет размеренными грозными шагами, чеканя слова. — Дай. Мне. Карту. На самом деле, мужчина понятия не имел, что происходит, но ее взор транслировал: ты сам напросился. Что ж. Интересно. Нарочито медленно, доводя градус до предела, Рома нырнул ладонью во внутренний карман пиджака, висящего на спинке, и выудил черный пластиковый прямоугольник. После чего положил его на столешницу и, удерживая полыхающий взгляд Элизы на себе, указательным пальцем придвинул кредитку к стыку ближе к ней. А когда в следующее мгновение девушка молниеносным движением сцапала ее, тут же окольцевал запястье мертвой хваткой. Она дернулась, сделав попытку вырваться, но продолжая зажимать карту в пальцах. Раз. Другой. Еще и еще. Он спокойно смотрел на нее, ожидая объяснений. Но. Его жена, упрямая и своенравная, и не думала поддаваться. Лишь все сильнее и сильнее поджимала губы. И мужчина осознал — не заговорит, пока этого сама не захочет. Не тот нрав. А бессмысленная безмолвная борьба может продолжаться вечно. Рома выпустил ее так же внезапно, как и сжал. В следующую секунду от нее в помещении остался только стойкий шлейф ярости и…подсознательная реакция Разумовского на взметнувшиеся в воздухе острыми черными пиками кончики длинных густых волос, которые неизменно хотелось одним движением собрать в кулак и притянуть к себе. Стряхнув наваждение, он встал и вышел в приемную, наткнувшись на ворох пакетов одежды. И сбился с мысли, вопросительно уставившись на Лену, отчего та съежилась и отвела глаза, проинформировав: — Ваша жена принесла. Это те вещи, которые я ей заказывала за этот период. Рома вновь перевел взгляд на пестрые логотипы, начиная соображать, откуда дует ветер. — С чего бы ей это делать? — Я думаю… — запнулась девушка, — ей не понравилось, что я вчера на празднике сделала комплимент…и упомянула, что не промахнулась с размером и фасонами. И вот…принесла и велела носить на здоровье. Мужчина понимающе кивнул, сделав соответствующие выводы.