Но они слишком быстро уснули, изнеможденные и удовлетворенные всем происходящим. * * * Рома неспешно вошел в небольшую раздевалку, пропахшую пылью и потом рабочих, снял свой пиджак с крючка и перекинул его через согнутую руку. Закатанные рукава рубашки, как и каску на голове, решил пока оставить. На улице пылала адская жара, привычная для середины августа. Повсюду стоял грохот эксплуатируемой тяжелой техники, крики прораба и шум сгружаемых материалов. Разумовский встал ближе к выходу с территории и несколько минут молча следил за слаженным процессом подготовки к закладке фундамента. Теперь он мог позволить себе вздохнуть с облегчением — у него получилось запустить строительство, ранее замороженное в зародыше из-за приостановления разрешения. Произошел скандал, устроенный жителями элитного поселка, которые обратились в районный суд. Причина вызывала смех и не оставляла сомнений в том, что это очередные козни конкурентов. Точнее, одного конкретного конкурента, никак не способного признать поражение и жить в мире. Роме пришлось потратить немало времени и сил, чтобы опровергнуть необоснованные обвинения в близком расположении к остальным домам и предоставить ряд дополнительных документов. Победа не вызывала радости, скорее — вкус оскомины и усталости. С каждым разом препятствия становятся изобретательнее и утомительнее. Жаль, что не все игроки умеют играть честно и достойно. Но сфера бизнеса никогда и не подразумевала чистоты намерений и кристальности методов борьбы. Сняв каску, мужчина повесил её на один из острых кончиков ограждения и взмахнул ладонью, прощаясь с бригадой. Он успел подойти к своему спорткару, когда рядом затормозила машина специалиста технадзора, с которым завязался короткий разговор, задержавший его на несколько минут. По пути в офис Рома вновь предался размышлениям о простое. И возможных убытках. Они не особо критичны, и, если постараться, можно еще уложиться в срок сдачи. Но общая нестабильная обстановка на рынке не позволяет расслабиться: это и неопределённая экономическая конъюнктура, и частое изменение законодательства, усложняющее оформление необходимых бумаг, и рост стоимости материалов, и еще куча иных факторов. Мысли плавно перетекли от одной проблемы к другой. Но уже личной. Руслан. Его поведение за прошедшие месяцы порождало неугасаемую тревогу: он закрылся в себе, не контактировал с внешним миром, отказывался от всевозможных предложений работы. Разумовского одолевало всё то же чувство беспомощности перед обстоятельствами, которое мужчина терпеть не мог. Оно претило. Выбивало из колеи. Заставляло зарываться в вину перед братом... И Евой, каждый раз смотрящей на него с отчаянной надеждой и верой в то, что ему-то точно по плечу вразумить младшего отпрыска. Увы, нет. Он не всесилен. Пусть и очень старается. Как обычно, все лишние нити стирались во время рабочего процесса, когда Рома с головой погружался в таблицы, графики, диаграммы и технические отчеты. Меньше всего его интересовал лишь отдел продаж, тесно связанный с PR-отделом. Эту часть с удовольствием мониторил сын Гордеева, неплохо справляясь с растущим спросом на далеко не дешевую жилплощадь. — О, великий Тот, ты же не мог забыть о сегодняшнем вечере? — раздалось в трубке с раболепием, когда мужчина принял входящий звонок. — Почтишь ли ты нас своим божественным присутствием, мой господин? — Элиза, — он иронично усмехнулся, глянув на запястье, где часы показывали начало седьмого, — я же тебе сказал, что подъеду к восьми. Ничего не изменилось. Ответом ему служило демонстративное игривое фырканье, после чего послышись гудки. Она сказала всё, что хотела, и просто сбросила. Ему оставалось только улыбнуться и вернуться к прерванному занятию. К обещанному времени Разумовский прибыл в дом Мамиконянов, где за столом уже собрались самые близкие родственники, чтобы отметить день рождения его тещи. Рома вписался в обстановку молчаливой наблюдающей тенью, удивленно взирающей на собственного брата. Руслан ожил. И, судя по красноречивым взглядам, которыми они с Евой периодически обменивались, между ними всё наладилось. Это хрупкое облегчение стало для мужчины своего рода передышкой. Разом ослабла тревога, притупилось чувство вины, уступив робкому счастью. Разумовский из вежливости дослушал рассказ Спартака Арсеновича о причинах переезда в Москву. Будучи знакомым с этой историей, Рома позволил себе отвлечься на Элизу, весело обслуживающую всех собравшихся — кофе, чай, освежить тарелку и многое другое. А рядом привычно маячила Лилит, украдкой ловя его интерес к собственной жене и загадочно-понимающе улыбаясь. А потом он ушел на балкон. Курить. Курить и думать. Но почти сразу следом за ним в тесное помещение вошел Руслан, вынуждая мужчину сделать шаг в сторону, высвобождая пространство для второго посетителя. — Поражаюсь, насколько мы все разные, — высказался впечатленный рассказом тестя брат, пристально вглядываясь в его профиль. — Есть такое, — согласился Разумовский, затягиваясь. — У каждого — свои цели и приоритеты. И соответствующие действия. — Но твои я понимаю редко. И с большим трудом. Зачем тебе именно Элиза? Это прозвучало настолько настороженно, что хотелось рассмеяться. Может, когда-нибудь он и поведает Руслану эту занимательную историю, а пока… — А почему нет? — Это же очевидно. Вы нереально разные. — Что ж, иногда и такое случается. Вы с Евой тоже далеко не ментальные близнецы. — Ром…она хорошая девчонка. — Я знаю. — Ладно, — вздохнул Руслан, будто сдавшись и поняв, что откровений ему не светит, — да и черт с вами, только не поубивайте друг друга. Рома все-таки слабо улыбнулся, туша докуренную сигарету. Затем развернулся и пристально посмотрел брату в глаза, силясь найти там подтверждение тому, что метания того закончены. Ему словно требовались какие-то дополнительные доказательства…что без его участия всё действительно разрешилось само собой: — Ты в порядке? Идентичный темный взгляд сейчас светился умиротворением. Как давно Разумовский не наблюдал этой эмоции у него… Значит, всё хорошо. Руслан кивнул. Протянул руку, не прерывая установленного зрительного контакта и произнося: — Я очень благодарен тебе за всё. И это не выражается словами. Просто знай, что ты настоящий…брат. Что бы ни было в прошлом, я рад, что теперь всё иначе. И будет лучше. Несколько секунд Рома разглядывал раскрытую ладонь, стремясь поймать и обуздать поднявшуюся внутри горячую волну радости, приправленной неугасающей ранее болью. Возможно, Руслан прав — дальше будет лучше. А сейчас почему-то тоскливо оттого, что они никогда не были так близки, как могли бы… Мужчина подался вперед и порывисто обнял брата, давая понять, что не хочет больше этой безмолвной стены между ними. В конце концов, как говорила Элиза, он — его плоть и кровь, единственный родной человек. Это было немного странно — внезапные объятия спустя столько лет. Но вместе с тем — чертовски правильно. Больше они друг другу ничего не сказали, в этом и не было нужды. Но всю дорогу до дома и под горячими струями в душевой кабинке Рома не переставал размышлять о том, как неожиданно и интересно распутался клубок, к которому он уже и не понимал, как подступиться… Обернув полотенце вокруг бедер, Разумовский вошел в спальню, и тут же взгляд жены, до этого увлеченно изучающей что-то в телефоне, взметнулся вверх и поймал его в фокус. Глаза знакомо блеснули азартом. И она вдруг протянула ему руку, безмолвно требуя прервать свой путь в гардеробную, уделив внимание ей. Рома подошел к кровати, на краю которой и сидела Элиза, и сплел их пальцы. Но второй свободной ладонью девушка тут же прошлась по его напрягшемуся торсу, слегка надавливая на кожу, словно играющаяся коготками кошка. А потом наклонилась и оставила легкой чувственный поцелуй чуть выше пупка. Проникла пальчиком в узел махровой ткани и дернула его, заставляя упасть тяжелым облаком им в ноги. Мужчина остался обнаженным и уловил, как предвкушающе вздохнула Элиза, подняв на него невероятные глаза, в которых светилась провокация, желание и особенный ингредиент — уникальная чертовщинка, присущая только ей. Хулиганка и обольстительница. С ним — всегда откровенная, открытая, отзывчивая. Честная и свободная. И невозможно на неё не реагировать… Сегодня Рома брал её с нежностью, ленивым томлением, неспешной поступью. И позволял девушке долго-долго качаться у него в объятиях на волнах экстаза. А когда после прижал привычно к своей груди, в темноте комнаты раздались странные прерывистые звуки. — Что ты делаешь? — Нюхаю, — ответила как ни в чем не бывало. — От тебя не пахнет потом, если ты об этом. Приглушенный смех разбавил тишину, и теплое дыхание девушки коснулось его руки, лежащей на её плече, когда она слегка развернула голову к нему: — От меня пахнет тобой, Роман Аристархович. Я приспосабливаюсь. Мне нравится. Он наклонился и прижался ко всё еще подрагивающему от смеха рту. Ему тоже нравилось. Разумовский уже открыто признавал, что рядом с этой воительницей улыбается, смеется и изумляется весьма и весьма часто. Пролетевшее лето, в течение которого они до основания разрушили все договоренности о фиктивности, было наполнено легкостью, притиранием друг к другу и удивительной гармонией. Тем, чего он, наверное, уже и не ожидал ощутить в отношениях с кем-либо. Рома очень надеялся, что они сумеют сохранить этот формат. А что дальше — покажет только жизнь. Глава 21 «Я ведь всего только и хотел попытаться жить тем, что само рвалось из меня наружу. Почему же это было так трудно?» Герман Гессе «Демиан» Стоило лишь выйти из подъезда, и вечернее солнце тут же ослепило Элизу, вынуждая прищуриться и укрыться от него козырьком из ладони. Конструкция частично закрывала обзор, поэтому она не сразу заметила прислонившуюся к стене девушку. Только когда сделала шаг по направлению к ожидавшему ее такси, зацепила боковым зрением ничтожное трепыхание. Благодаря наработанным реакциям в спорте, хватило и этого крохотного телодвижения, чтобы вмиг повернуть голову. И молниеносно подоспеть на помощь. Незнакомка с явным трудом сохраняла вертикальное положение, и складывалось впечатление, что обязательно рухнет в следующую секунду. Почувствовав своевременную опору извне, она крепко вцепилась в Элизу и сумела прошелестеть одними губами: — Спасибо… — Тебя отвести на скамейку или сразу домой? Или, может, позвать родных? Скорую? — Нет, — слабо мотнула шевелюрой и всё же подняла на свою спасительницу глаза. — Всё в порядке.