— Быстрее, Жора, говори, что хотел, и разбегаемся. Мне некогда. — Хочу информацию тебе продать. Раньше всё боялся, Олеська стращала, а теперь мне всё равно. Я и так не жилец. А деньги не пахнут. При упоминании Олеськи Катя поёжилась, словно подул холодный ветер. — Если ты мне решил рассказать душещипательную историю, случившуюся пятнадцать лет назад, разочарую тебя! Я ещё тогда догадалась обо всём, не знаю лишь тонкостей. Так что попробуй меня удивить, если хочешь продать свою эпопею. Он наклонился вперёд и поставил локти на колени. — Добрая ты слишком, Катька! Святоша. За это и пострадала. Только знай, не тронул я тебя! Просто рядом полежал. Олеська опоила тебя, мы тебя перетащили на диван, раздели и уложили, а я рядом прилёг. Эту картину маслом и увидел твой Суворов. Говорят, вернулся он в наш город, а? Правду говорят? — Не знаю, — нехотя ответила Катя. Её тошнило, как тогда, после приёма неведомого лекарства из рук Олеськи. А ведь Артём её предупреждал, просил не доверять Олесе и не видеться с ней! Катя не послушалась, да ещё и Артёма обманула, придумав несуществующее собрание. — Ох и рожа у него была! — хриплый голос Чигирева и резкий смех вернули Катю в действительность. — Я думал, его кондратий хватит, он реально стал зелёного цвета и закачался. А потом убежал, как будто за ним привидения гонятся. Впервые Катя подумала, что, пожалуй, очень сложно ей теперь, при вновь открывшихся обстоятельствах, осуждать Артёма. Увидеть её, Катю, в постели с Чигиревым! Конечно, чтобы поверить в то, что она легла с Чигиревым, тоже надо очень своеобразно мыслить, но всё же! Только теперь она поняла, в каком шоке был Артём. Однако это шоковое состояние у него слишком затянулось. — Конечно, я должен был тогда всё рассказать ему, — задумчиво и почти человеческим голосом рассуждал Чигирев. — Но Олеська мне угрожала. Дескать, знакомые её в асфальт меня упакуют. Или посадит она меня. А это запросто, она же безжалостная! Катя молчала. Что тут скажешь? Если думать об этом напряжённо, недолго и свихнуться. Но кому нужно сейчас думать об этом? Дело сделано. Олеське всё удалось. Ворошить это всё не имеет абсолютно никакого смысла. — Олеська-то всё думала, будто удачу за хвост поймала, а на деле от жизни огребла по полной. — Почему? — равнодушно спросила Катя. — Она же тут напакостила вам и сразу в Сочи смылась. И встретила там какого-то олигарха. И в Сочи-то у него дворец, и за границей! Каталась, как сыр в масле, и всё надеялась, что он на ней женится. Вот только ему нужны были наследники, а Олесечка наша после многочисленных походов к врачам забеременеть не могла. Чего только ни делала! Лечилась у лучших врачей, к знахаркам ездила, по всяким святым местам, к святым мощам, и в Израиль к Иордану… На Луну только не слетала! Это делала, как его? Не операцию, а… — ЭКО? — подсказала Катя. — Да! Несколько раз делала, всё бесполезно. Неудачно. Кате не было жаль Олеську. Зря Жора сказал, что она, Катя, добрая. Нет, она не добрая. И всепрощение ей несвойственно. Извините уж! — Дал ей пинка её олигарх, выставил с той самой сумочкой, с которой когда-то взял. Нашёл себе другую женщину, которая ему детишек нарожала. А Олеська покатилась по наклонной. Она вроде меня сейчас. Может, не пьёт столько, но видел я её года три назад, она к родителям приезжала. Опухшее лицо-то, и сама вся расплылась. Тебя, Бабушкина, лет на двадцать старше выглядит. Напились мы, вот она и рассказала мне всё, не выдержала. Ревела белугой. Живёт сейчас там в Сочи с каким-то, держат что-то вроде борделя. Знаешь, у дур молодых паспорта отбирают и заставляют «работать». На Олеську-то уж клиент не клюёт… Жора опять хрипло рассмеялся. А Катя подумала о том, что её не интересует тема мести и возмездия. Она бы предпочла не видеть Жору и не слышать о них с Олесей ничего, совсем! — Я дам тебе денег, Жора, — Катя поднялась. — Но при одном условии. Обещай. Нет, клянись! — Что обещать-то? В чём поклясться? — обрадовался он. — Забудь о Суворове, — сквозь зубы процедила Катя. — Не смей к нему на пушечный выстрел приближаться со своими байками, понял? Иначе я нанимать никого не буду, сама тебя закатаю куда-нибудь, своими руками! Понял⁈ И ко мне больше не приходи, не показывайся на глаза! Не дам больше потом ни копейки! И позову охрану или полицию, если тебя увижу вдруг! — Понял, понял, — обрадовался Жора и тоже встал. — Нужен мне больно этот Суворов, неженка твой! Тем более, ты платишь! Катя выгребла из сумочки всю наличку, какая была, швырнула ворохом на скамейку и быстро скрылась в здании клиники. Есть расхотелось. * * * В среду рано утром Артём стоял в пробке по пути на работу. Он думал. Думал, хорошо, что выехал так рано, ему плохо спалось вот уже несколько ночей, после ужина с Катей. Он тщательно обдумывал их встречу, весь разговор в подробностях, их поцелуй, и пришёл к выводу, что Катя обманула его. Она говорила, что он должен уйти, что не хочет говорить с ним. Но это были лишь слова. Её глаза говорили другое, и уж совсем другое говорило то, как она целовала его в ответ. У него до сих пор всё внутри замирало, когда он вспоминал тот поцелуй. Опять он, Артём, понял всё лишь задним числом… Задним умом… Через… не иначе! Тугодум. Он импульсивно схватил телефон и набрал номер Кати. Не в сети. Спит? Но ведь Сергею в школу, а ей на работу! Сегодня же вечером он поедет к ним домой! И пусть Сергей знает всё! Если Катя не захочет пускать Артёма, он будет сидеть у них под дверью, пока Катя не сжалится над ним. В том, что она сдастся, он теперь не сомневался. Не только потому, что она очень добрая. А ещё и потому, что она любит его. Да, да, любит! Теперь он знает это наверняка. Он не уйдет, пока не вымолит прощение у Кати. В том, что прощения должен просить именно он, Суворов теперь тоже не сомневался. И он задаст все свои вопросы. Он снова набрал номер Кати, и опять она была вне сети… Суворов же не знал, что Катя с Сергеем только вчера вечером прилетели из Бильбао. У Кати всегда было плохо с пониманием роуминга, однажды она попала на очень крупную сумму, и теперь просто отключала всё, улетая в Испанию. Оттуда общалась с мамой через интернет, работающий дома у Лены. И редкие срочные звонки совершала с телефона Лены. Они вернулись, уставшие, и Катя ещё долго разбирала вещи. А про телефон просто забыла. Мама и Василий встречали их в аэропорте, а больше звонить было некому. Пробка «рассосалась» быстро, и Артём прибыл к школе за полчаса до начала рабочего дня. Шёл от машины к школьным воротам, когда его окликнул по фамилии какой-то сиплый голос. В серых и пасмурных утренних сумерках и тумане Артём с трудом различил какую-то тщедушную фигуру, отделившуюся от забора. Постепенно он узнал, и ему стало трудно дышать. Не очень-то легко дышать тому, перед кем материализуется его многолетний кошмарный сон. — Тебе что нужно? — хрипло спросил он, не ответив на приветствие Чигирева. — Поболтать с тобой хочу. Может, сядем где-нибудь? Есть, что порассказать тебе, столько лет не виделись, но не даром! Превозмогая тошноту, отвращение и панику, Артём кивнул на скамейку, которая стояла у дверей отделения какого-то частного банка. С одной стороны, ему очень хотелось сжать пальцы на шее Чигирева и наблюдать, как тот будет биться в конвульсиях, а с другой, противно было даже рядом сидеть, не то что прикоснуться. Взяв себя в руки, он решил, что послушает, какие такие откровения Чигирев намеревается ему продать. Чигирев стрельнул у прохожего сигарету, сел рядом и затянулся. — Не трогал я Катьку, — сообщил он. — То, что ты видел, — концерт, показанный тебе Олеськой. Она к Бабушкиной в гости напросилась, типа на девичник, пришла с тортом и налила Катьке что-то там в чай. Артёму казалось, что он уже совсем не может дышать. От вонючей сигареты, или… — А я в машине за углом ждал. Когда Бабушкина вырубилась, я прибежал, притащил сумку с вином. Олеська там всё организовала на столе, мы Катьку перетащили на диван, Олеська раздела её и мне велела рядом лечь. Потом тебе что-то с телефона Катьки отправила, и ты тут же прискакал. Ох, и боялся я, что ты меня по башке чем-нибудь… Но слабоват ты оказался, в обморок чуть не упал! Чигирев хрипло рассмеялся. — Олеська злой гений. Мускул не дрогнул. Она в подъезде была, когда ты прибежал и убежал. Потом мы всё вернули, как есть, Бабушкину Олеська одела. И свалили мы. — Тебе зачем это всё было надо, Чигирев? Ну подружке твоей понятно, а тебе? Деньги? Артём не узнавал свой голос. — Конечно. Только обманула она меня, денег мало дала, да пригрозила дружками и тюрьмой. — Хотел я ей тоже напакостить, да не знал, как. Решил вас с Катькой обратно свести, но так, чтобы не рассказывать правду. Пошёл к Катьке, а она тут как тут, такси вызывала, в погоню за тобой ехать на вокзал. Я подвёз её; хоть она и брезговала моей машиной, но очень уж спешила за тобой. Не знаю, что ты ей там сказал-то, но я удивляюсь, как она выжила после того. — В смысле? — Артём поднял голову. — В коромысле. Беременная Катька была, а тут стала небеременная. Я столько кровищи в жизни не видел. Мне до сих пор снится иногда. Честно, думал помрёт она у меня на руках. Я скорую вызвал, сидел, держал голову Катьки-то, а сама она на перроне так и лежала, белая вся была. Я сижу и не знаю — живая или уже нет. Потом врачи её быстро увезли, сказали, счёт на минуты. А я свалил оттуда по-тихому. Мне оно надо? …Странно устроен человек. Кажется, что ты умер, а какая-то часть тебя живёт, двигается, делает что-то. Так и Артём. Поднялся, посмотрел на Чигирева: — Подожди, я в банк. У меня налички нет, карта только. Удивительно, но его карта обслуживалась в банкомате этого частного банка. Повезло. Он вышел, держа в руке две бумажки. У Чигирева глаза от радости вспыхнули. — Если узнаю, что ты к Кате пошёл, найду тебя и задушу, понял? Давно мечтаю. Артём сказал это так, что Чигирев поверил. Да и был он уже у Бабушкиной, зачем ему опять к ней идти? — Что мне к ней идти-то? Ещё я у матерей-одиночек денег не просил! Артём смотрел на него. — Знаю, знаю, второй раз не появляться, больше денег не дашь! Чигирев быстро спрятал две бумажки в карман, повернулся, но не выдержал, поглумился: — Всё-таки права была Олеська, размазня ты, Суворов! Нежная душа! Я ж видел тебя, когда лежал. Да и как можно было поверить, что Бабушкина — и вдруг со мной, а? Не жалко мне тебя. Катьку жалко, а тебя — нет! Он хмыкнул, махнул рукой и быстро удалился. А то мало ли что.