— И поэтому тоже, — кивнула Катя. — Это классно, мама, что именно ты будешь ухаживать за Артёмом Александровичем! Я поживу у бабушки, не переживай, ухаживай! Все ребята от зависти лопнут! — Почему⁈ — Катя даже приостановилась. — Как почему⁈ Он же герой! А ты будешь за ним ухаживать! — Герой? О боже, дети есть дети! Они, к счастью, уже забыли свой страх, у них теперь героизм на уме! — Конечно, герой! Самый настоящий! — Вряд ли Артёму Александровичу понравится. Он не герой и не супергерой! — А кто он тогда? — Просто человек. Но для кого-то самый лучший. — Да, для нас самый лучший! Все ребята гордятся! Катя вздохнула и открыла двери машины. * * * Неужели ему дали место в раю? Нет, этого быть не может. Его не пустят в рай. Он не пройдёт отбор. Тогда где он, если не в раю? Ведь он совершенно точно чувствует руку Кати на своей руке. Он никогда и ни с чем не перепутает руки Кати. И запах её духов. Раньше были другие духи, но он успел привыкнуть к новым. Он же целовал её, он помнит. До всего того… Внезапно Артём всё вспомнил, открыл глаза и попытался сесть. — Тссс, тихо, тихо, куда это ты собрался⁈ Руки Кати мягко, но настойчиво уложили его обратно на подушку. — Я что, в Испании? — он вновь закрыл глаза, ему было стыдно их открывать теперь и встречаться взглядом с глазами Кати. — Почему это? — он понял по голосу, что она улыбается. Ей смешно⁈ — Ну вы же с Сергеем в Испании. Я видел заявление. — Разочарую! Ты всего лишь в стационаре третьей медсанчасти нашего города. Он не стал спрашивать, почему Катя здесь, с ним. Она здесь. Это счастье! Такое огромное, что внутри не помещается. — Пить хочешь? — Да, — признался он. Катя помогла ему приподняться, держала стакан. Противная слабость. Он когда-нибудь будет перед Катей выглядеть мужчиной? То рука сломана, то лежит, то ведёт себя так, что нет слов для определения этого поведения. Хотя какой из него мужчина? Правильно Чигирев сказал — размазня. Размазня. Это такая каша. Он каша. — Плохо читал заявление, невнимательно, — спокойно говорила Катя, обтирая влажной салфеткой его лицо, шею, руки. — Мы прилетели позавчера вечером. Серёжа уже вчера был в школе. Когда случилось это всё. — Как в школе? Всё нормально? Где Демид? — С Демидом работают полиция и врачи. В школе всех учеников до понедельника распустили по домам. Вчера проверяли школу, всё нормально, ничего больше не нашли. Только нож у него был. Город весь гудит. Дети все от нечего делать в интернете сидят, во всех городских группах, тобой гордятся. — Понятно. Надеюсь, рамку новую поставят теперь. Гром же грянул, мужику пора креститься. — Про рамки тоже пишут везде. Обещают менять, не ждать следующего прецедента. — Отлично, — он немного устал говорить, но ему хотелось продолжать разговор с Катей. А то вдруг она исчезнет? Вдруг это сон⁈ — Давай попробуем встать и дойти до туалета, Артём? Он открыл глаза и встретил её взгляд. Сегодня у неё не было спокойных и безмятежных глаз. В них было столько всего… — Давай. Наверно, это неправильно, несправедливо и малодушно, но ему не стыдно принимать помощь от Кати. Это всегда так было. Он вечно пользовался её добротой. И не только он. Он очень устал, пока они ходили в туалет, находившийся тут же, в палате. Очень устал. Даже молчал целых три минуты, когда лёг обратно в кровать. Катя опять взяла его руку в свои ладони. — А что, сегодня уже четверг? — Да. — Почему я ничего не помню? — Действие лекарств. Тебя перевели из реанимации ещё вчера вечером. Ты просыпался ненадолго, просто забыл. Они немного помолчали. Катя легко гладила его руку, и ему хотелось, чтобы это не прекращалось никогда. — И как там в Испании? — всё же не выдержал он. — Солнечно. — Это и так понятно, я о другом. Как там Алехандро Дуэнос-Хименес? — Понятия не имею. Мы не виделись, прилетали ненадолго. У Лены внук родился. Забудь об Алехандро. Он общается с Серёжей время от времени, но у него давно семья, четверо детей мал мала меньше. — Я не могу забыть о нём. — Почему это? — Потому что он сделал то, что должен был сделать я. Должен был, но я своими руками отдал Дуэносу-Хименесу единственную женщину, которую любил. — Артём, не надо! — Надо, надо! — он заговорил громче и снова попытался сесть, но Катя опять настойчиво уложила его обратно на подушку. Как это ей удаётся⁈ — Своими руками отдал единственную женщину, которую любил. Своими руками убил единственного ребёнка, которого смог зачать! И чуть не убил тебя! — Артём! Зачем ты⁈ Это всё пережитое… — Такое нельзя пережить, Катя! — Можно! Почти всё можно пережить! Почти! Любые раны рубцуются, даже самые тяжёлые, но для этого нужно время. Я так поняла, Жора всё же пришёл к тебе? Вот гад, обещал же! Хотя…он и раньше не блистал честностью, а теперь такая деградация, что мама не горюй! — А что, он и у тебя был⁈ — Да, в тот день, когда мы улетали. Суворов вздохнул. — Нужно время, говоришь, — задумчиво заговорил он. — Пятнадцать лет жизни коту под хвост. То ли жил, то ли не жил. Не там, не с теми, ни о чём. Ничего не достиг. — Неправда, Артём! Ты на сто процентов состоялся в школе! Тебя безмерно уважают подчинённые, хотя ты работаешь недавно. Дети обожают тебя! У них все разговоры только о тебе! Ты для них идеал. Ты им очень-очень нужен, Артём! У нас так мало педагогов-мужчин! Катя так горячо говорила, что захотела пить. Выпила стакан воды. — Пить хочешь, Артём? — Да. Из твоего стакана. Она опять помогла ему чуть приподняться и попить. Поставила стакан на тумбочку, продолжила свою речь: — Везде женское воспитание: в семье, в садике, в школе… На дополнительных занятиях. Но ведь мы растим не только женщин, но и мужчин! А растить и воспитывать мужчин должны мужчины, своим примером!