Римма Артуровна сказала, что приготовит перед отъездом борщ и рис с курицей, но Артём может заработаться или элементарно полениться разогреть еду. Катя, конечно, считала, что если человек по-настоящему голоден, вряд ли он может забыть или полениться поесть, но кто его знает, этого загадочного Суворова! Он стал какой-то странный в последнее время. Или она просто совсем не знала его раньше? Видела только то, что он сам считал нужным показать? А теперь у Кати часто было ощущение, что Артём выходит из-под собственного контроля, становится уязвимым. Она списывала это на стресс, усугубившийся расставанием с Олесей. Вот такая сложная и длинная предыстория была у пирожков… Насколько помнила Катя, бабушка Артёма должна была уехать позавчера вечером. Значит, вернётся она послезавтра утром. Когда Катя пришла к Артёму, она первым делом проверила все кастрюли и устроила ему разнос: он почти ничего не ел. — Я ел вчера утром! И борщ, и рис! — Что значит утром, Суворов⁈ А потом? — А потом, Бабушкина, мы с тобой ужинали в кафе вообще-то! По-твоему, я потом ещё должен был ночью перекусить⁈ Катя задумалась, глядя на него во все глаза. Как она могла забыть, что они ужинали в кафе? Она ведь только и думала об их разговоре и любовалась розой, которую Артём ей подарил. Видимо, не только Артём стал вести себя необычно, но и она… — Вижу, память к тебе вернулась, Бабушкина? Рад, сердечно рад! — улыбался Артём, сидя на табурете и глядя на Катю снизу вверх. Она невольно рассмеялась, и через несколько секунд они уже хохотали вместе. Катя как всегда внимательно и сосредоточенно работала, глядя в монитор. Артём же сегодня совсем не был настроен ударно трудиться. Конечно, он сидел рядом и диктовал, но постепенно продвигался вместе со стулом всё ближе к Кате. Она ничего не замечала даже тогда, когда он устроился прямо рядом с ней, только чуть за спиной, чтобы иметь возможность разглядывать её. Если он начнет пялить на неё глаза, сидя сбоку, она это заметит рано или поздно. А так она ничего не замечает. Артём давно обратил внимание на эту её способность целиком и полностью концентрироваться на работе. А он тем временем смотрит… и смотрит… Катя была в тонкой трикотажной кофточке приглушённого зелёного цвета, без ворота, красиво облегающей её стройную фигуру и в то же время достаточно скромной. Таким образом, взору Артёма полностью открывалась шея Кати. Коса перекинута вперёд, на грудь, а на белой гладкой шее лежит игривый завиток волос. Раньше Артём не замечал его, но ведь раньше он и не вглядывался в Катю с таким пристрастием. В её хрупкие плечи, изящную шею и… завиток, о котором она сама, похоже, не подозревает. И который так не вяжется с её серьёзным образом. В конце концов Артём не совладал с собой, протянул руку и легко коснулся завитка. Руки Кати замерли на клавиатуре на несколько секунд, потом она продолжила печатать. Артём затаился, но долго продержаться не смог. Снова коснулся завитка. — Кх-кх, Суворов! — строго сказала Катя. И от этой строгости он потерял остатки разума и осторожности. Положил руки на плечи Кати, наклонился и начал целовать завиток. У него сразу помутилось в голове, но он услышал и почувствовал, как Катя всхлипнула, словно задохнулась, и откинула голову чуть назад. Оставив в покое завиток, Артём начал торопливо касаться губами её шеи, спускаясь ниже, к плечу. Вскочил, едва не уронив стул, заставил встать Катю, развернул её лицом к себе и нашёл губами её губы. — Катя…Катя! — он даже не сразу понял, что этот прерывистый шёпот принадлежит ему. Она иногда открывала глаза и видела его лицо, потемневшее от желания и страсти, его тёмные подрагивающие ресницы, чувствовала его горячие ладони на своих щеках. Она хотела его ничуть не меньше, чувствуя истому, разлившуюся по всему телу, но почти не чувствуя под собой ног. Катю целовали и раньше; иногда, хоть и редко, она принимала приглашение в кино или на ужин от какого-нибудь внезапно заинтересовавшиеся её скромной персоной парня. Но дальше поцелуев дело не продвигалось: Катя никогда не соглашалась на второе свидание. Никто до сих пор не вызвал в ней интереса и желания встретиться и пообщаться ещё раз. Она подозревала, что у неё слабый темперамент. То, что происходило с ней сейчас, не оставляло от её гипотезы камня на камне. Она лишь хотела сказать Артёму, предупредить…о том, что раньше у неё не заходило ни с кем дальше поцелуев. Но слова куда-то делись. А Артём, видимо, по-своему истолковал её беспокойство. — Катя, прошу, не отталкивай меня! Ты нужна мне! Стань моей! — настойчиво и горячо шептал он, не выпуская её, продвигаясь в сторону кровати. Да и не собирается она отталкивать его! Но как сказать-то? Если слова не идут… Они были уже около кровати, когда Артём освободил Катю от зелёной кофточки и от лифчика, уложил её на подушки и начал целовать грудь, при этом борясь с пуговицами и молнией на джинсах Кати. «Да и ладно, без предупреждения…», — успела подумать Катя, почти теряя сознание от его прикосновений. Когда он в неё вошёл, восторг Кати был несоизмеримо сильнее, чем боль. У неё очень высокий болевой порог, она это знала. Она превозмогает боль, а вот восторг не может ни остановить, ни превозмочь… Артём сразу понял всё, но остановиться не мог, да и чувствовал, что нельзя останавливаться. — Катя! — только и смог потрясённо прошептать он. …У Артёма опять была бессонница. В этот раз на фоне счастья. Он лежал на разобранном диване в тесной квартирке Кати и смотрел в потолок. Хозяйка квартиры, его Катя, сопела рядом. Она спала, прижавшись к его плечу. Сегодня, а точнее, уже вчера, они ещё умудрились как-то поработать после всего, что произошло. Потом поужинали и ушли домой к Кате. Она стеснялась оставаться у него на ночь, а ещё ей нужны были вещи. Завтра, а точнее, уже сегодня вечером, он проводит Катю на смену и уйдет к себе домой. Он обнимал спящую Катю и думал. Он всегда думал. С самого раннего детства. Он просыпался рано утром, а в голове уже был какой-то вопрос. Сейчас Артём думал о том, почему у него такое чувство, что не только он первый мужчина у Кати, но и она у него первая женщина. Ведь это не так. Он знал, что не годится вспоминать другую, когда рядом Катя, но ему необходимо было понять! Вроде, всё его устраивало в их с Олесей интимной жизни. Но почему, почему он не испытал ни разу и тысячной доли того, что пережил сегодня? Даже в первый раз с Олесей. Они были весёлые, энергичные, занимались любовью с энтузиазмом… Так! Мозг зацепился за фразу «занимались любовью». Вот и ответ. Они с Олесей занимались любовью. А близость с Катей была следствием любви! Он любит Катю. Катя любит его. Ведь оставалась же она до сих пор нетронутой, а ему не отказала. И была счастлива! Он это видел и чувствовал. Он сделал её счастливой. А она отдала ему всю себя, без остатка. Совершив для себя это открытие, Артём стиснул Катю в объятиях, прижал к себе так тесно, как только мог. Она обняла его за шею горячими руками, и Артём вновь почувствовал острый приступ желания. — Я люблю тебя, Катя! Люблю! Слышишь? — отчаянно шептал он. — Слышу, Артём! — отозвалась она сонным голосом, но Артём чувствовал, что она улыбается. — И я люблю тебя! Очень-очень! * * * Сначала Катя думала, что ей приснилось всё то, что случилось. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Но когда она проснулась поздним утром и увидела спящего рядом Артёма, счастье обрушилось на неё всей своей мощью, оглушило её, подчинило себе. Она не привыкла быть настолько счастливой, но научилась очень быстро. Артём спал, лёжа на животе и положив ладони под подушку. Теперь она знает, как спит Артём, и какое у него беззащитное и почти юное лицо, все его резкие черты смягчены. Катя беспокоилась за его руку, но не решилась разбудить. Несколько минут смотрела на него, вспоминая то, что он делал и говорил вчера днём и сегодня ночью, потом тихонько встала, пошла в душ и готовить обед. Она должна следить, чтобы он хорошо питался. Некстати вспомнилась Олеся. Как она могла столько лет «владеть» Артёмом, чувствовать это невероятное, безумное счастье и добровольно отказаться от него⁈ Теперь он только её. Она не вернёт его Олесе ни при каких обстоятельствах. Ей было приятно думать об этом и ничуть не стыдно: она не провинилась ни перед кем и ни у кого ничего не украла! Размышляя таким образом и карауля сковородку, Катя смотрела в окно на яркое апрельское небо. Задумавшись, не услышала, как к ней подошёл Артём. Он уже успел привести себя в порядок. Катя опомнилась, уже будучи в его тёплых объятиях. — Вот это начало дня, я понимаю! — немного насмешливо, как всегда, но очень нежно сказал он. — С этого дня все ночи, кроме тех, когда ты на смене, мы будем проводить вместе. Чтобы начало дня всегда было только таким. И надо ещё хорошо подумать, буду ли я отпускать тебя на ночные смены. — Почему надо подумать? — Потому что не годится молодой жене ночевать вне дома. Нужно найти для тебя более лёгкую и спокойную работу, дневную. Молодой жене? Он это серьёзно? Артём не похож на человека, который говорит подобное для красного словца. — Ты ведь согласишься стать моей женой, Катя? Чтобы мы принадлежали друг другу всегда, никогда не расставались? — Да! Да! — Катя обхватила его за шею, быстро и торопливо целуя. Артём зажмурился и зарылся лицом в её волосы. — Но ты уверен, что готов провести со мной всю жизнь? — глухо спросила она в его плечо, потому что он до сих пор не отпускал её. — Я только этого и хочу. Мы знакомы с детства, мы оба не способны держать камень за пазухой. А за этот месяц мы узнали друг друга во взрослой жизни, поняли, что нам хорошо вместе. Ты единственный человек не из моей семьи, кому я безоговорочно доверяю и с кем пошёл бы в разведку, не раздумывая. Очень надеюсь, что и ты доверяешь мне. Катя лишь молча кивала. Его слова были настолько прекрасны, что у неё защемило сердце от нежности к нему. — А прошедшие сутки…Катя… Это были самые прекрасные моменты в жизни… Он начал её целовать, а Катя тщетно пыталась привлечь его внимание к сковороде, стоящей на плите. …Они подали заявление в ЗАГС в тот же день, пока Артём провожал Катю на смену, и далее всё закрутилось с небывалой быстротой. Катю часто охватывало чувство нереальности происходящего. Они вместе доделали дипломную работу, Артём успешно защитился. Катя сидела рядом с Риммой Артуровной на вручении дипломов, и теперь они гордились вдвоём, потому что диплом у Артёма был красный, полностью с отличием. Ему уже пришло приглашение на работу в один из столичных НИИ, но он пока думал, размышлял, всё взвешивал. Потом Катя была с ним на его выпускном в качестве невесты, и они танцевали почти до утра. Артём купил себе и Кате одинаковые мобильные телефоны, и они переписывались, когда Катя была на смене. А ещё Артём купил для них обручальные кольца, а также самую мещанскую и пошлую коробочку под них: сердечко из красного бархата. Он так и сказал: «самая мещанская и пошлая». Но он хотел именно такую коробочку. Порывался он участвовать и в покупке платья для Кати, но тут она была неумолима: жених не должен видеть невесту в свадебном платье до церемонии. Катя нашла через знакомых самого лучшего портного, который шил свадебные платья, старого колоритного еврея в очках на кончике носа, шутившего самые смешные шутки и часто заставлявшего Катю краснеть. Она стойко переносила все примерки. Ей нужно было самое лучшее платье! Всё свободное время они проводили у Артёма, а ночевали всегда у Кати, если она была не на смене. Красная бархатная коробочка с кольцами тоже хранилась дома у Кати, в специальном шкафу, где лежали документы и всё самое ценное, под замком. Родители Артёма должны были вернуться в середине июля, потому и свадьбу назначили на это время. Сейчас был конец июня, и Артём с Катей считали дни…