– Мы с Лебье были там сегодня в два часа ночи. Темно, как в могиле. – А может, свет все-таки горел, но вы этого не заметили? – спросил Юн. – Это же было днем. А выключить его мог кто-нибудь из наших и позднее. – Чтобы снять Эндрю, мы перерезали шнур ножом, – объяснил Лебье. – Я специально проверил выключатель, чтобы нас не ударило током. – Хорошо, – сдался Уодкинс. – Предположим, он повесился в темноте. Кенсингтон – тот еще чудак. What else is new?[88] – Но он не вешался в темноте, – сказал Харри. В глубине комнаты кашлянул Маккормак. – Вот что мы нашли в квартире Рехтнагеля. – Харри достал лампочку. – Видите бурое пятно? Это след от ожога. А вот во что был одет Эндрю, когда мы его нашли. – Харри показал белую рубашку. – «Не гладить». Шестьдесят процентов вискозы. Вискоза оплавляется при двухстах шестидесяти градусах по Цельсию. Поверхность лампочки нагревается до четырехсот пятидесяти. Видите, такое же бурое пятно осталось на нагрудном кармане. Здесь с ним соприкасалась лампочка. – Потрясающее знание физики, Хоули, – сказал Уодкинс. – И что, по-твоему, случилось? – Одно из двух, – ответил Харри. – Возможно, кто-то приходил до нас, увидел, как Эндрю висит под потолком, и выключил свет. Проблема в том, что единственные имеющиеся ключи от квартиры были обнаружены у Отто и Эндрю. – Но ведь в квартире защелкивающийся замок, – заметил Уодкинс. – Может, этот кто-то зашел и положил ключ в карман Эн… нет, тогда непонятно, как вошел сам Эндрю. Уодкинс слегка покраснел. – Но суть ясна, – продолжал Харри. – У меня такая версия. У Эндрю вообще не было ключа от квартиры, и внутрь его впустил другой человек, который либо уже там находился, либо вошел вместе с Эндрю. Вот у него ключ имелся. Этот человек был в квартире в момент смерти Эндрю. Потом он положил ключ в карман Эндрю, чтобы все выглядело так, будто он вошел сам. В пользу этого говорит и то, что ключ не висит на одной связке с остальными. Потом он выключил свет и, уходя, защелкнул замок. Пауза. – То есть ты считаешь, что Эндрю Кенсингтона убили? – уточнил Уодкинс. – Допустим. Как? – Полагаю, сначала Эндрю заставили вколоть себе слишком большую дозу героина. Очевидно, под дулом пистолета. – А почему он сам не мог этого сделать, до того как пришел? – спросил Юн. – Не думаю, что такой осторожный и опытный наркоман, как Эндрю, мог случайно допустить передозировку. И потом, у Эндрю для этого просто не хватило бы героина. – А зачем его вешать? – Передозировка не дает стопроцентной гарантии. И неизвестно, как бы повел себя его организм. Может, Эндрю протянул бы достаточно, чтобы успеть все рассказать. Главное – лишить его возможности сопротивляться, чтобы без особого труда затащить на табурет и обмотать провод вокруг шеи. Кстати, о проводе. Лебье? – Эксперты проверили провод, – начал Лебье, пожевывая зубочистку. – Провода, которые висят под потолком, обычно не моют. И мы предполагали, что там есть отпечатки пальцев. Но провод оказался чистым как… э-э… Лебье сделал неопределенный жест рукой. – Как что-то очень чистое? – пришел на помощь Юн. – Именно. И кроме наших, никаких других отпечатков. – Либо Эндрю предварительно протер провод, а потом надел петлю на шею, не касаясь ее руками, – думал вслух Уодкинс, – либо кто-то сделал это за него. Вы это хотите сказать? – Так говорят улики, шеф. – Но если этот парень такой умник, каким вы его изобразили, зачем он выключил свет, когда уходил? – Уодкинс обвел стол взглядом. – Он сделал это автоматически, – ответил Харри. – Не думая. Так люди делают, когда выходят из собственной квартиры. Или из квартиры, от которой у них есть ключ и куда они могут приходить как к себе домой. Харри откинулся на спинку кресла. Он весь взмок, как мышь, и ему страшно хотелось выпить. – Думаю, надо искать тайного любовника Отто Рехтнагеля. В лифт Лебье и Харри зашли вместе. – Идешь обедать? – Да вот думаю, – ответил Харри. – Не против, если я присоединюсь? – С удовольствием. Разговаривать особо не хотелось. А с Лебье легко было молчать. Они нашли столик в кафе «Саудерн» на Маркет-стрит. Харри заказал «Джим Бим». Лебье оторвался от меню. – Два салата из баррамунди, два черных кофе и хорошего свежего хлеба. Харри удивленно посмотрел на Лебье. – Спасибо, но думаю, я воздержусь, – сказал он официанту. – Выполняйте заказ, – улыбнулся Лебье. – Мой товарищ так говорит, потому что никогда не пробовал баррамунди. Официант удалился. Харри посмотрел на Лебье. Тот сидел, положив обе руки на стол ладонями вниз, и поочередно смотрел на них, будто пытаясь найти отличия. – В молодости я как-то добирался до Кернза автостопом вдоль Большого Барьерного рифа, – сказал он, обращаясь к своим холеным рукам. – И в гостинице для туристов встретил молодых немок, которые совершали кругосветное путешествие. Они взяли напрокат автомобиль и ехали от самого Сиднея. Они подробно рассказали мне, где побывали, как долго и почему, и как планируют свое дальнейшее путешествие. Наверное, это у немцев врожденное. Когда я спросил, видели ли они кенгуру, они со снисходительной усмешкой сказали, что, естественно, видели. И наверняка поставили галочку в своем списке напротив пункта «Посмотреть кенгуру». «Вы их покормили?» – спросил я. Они удивленно переглянулись, а потом ответили: «Конэчно, нэтт». – «Почему? Они такие милые». – «Но вэтть они были мертвые». Этот рассказ так поразил Харри, что он забыл посмеяться. Оказывается, кенгуру часто выпрыгивают на проезжую часть, и те, кто выезжает за город, нередко видят их трупы на обочине дороги. Официант принес Харри виски. Лебье продолжал, глядя теперь на стакан: – Позавчера я видел девушку, такую милую, что мне захотелось погладить ее по щеке и сказать что-нибудь приятное. Ей было чуть больше двадцати. Синее платье, босые ножки. Но она была мертвая. Как ты уже понял, блондинка, со следами изнасилования и удушения. И ночью мне снилось, что трупы таких милых, беспечных и беззаботных девушек лежат на обочинах по всей Австралии: от Сиднея до Кернза, от Аделаиды до Перта, от Дарвина до Мельбурна. И всё по одной-единственной причине. Потому что мы не справились с расследованием и предпочли закрыть глаза. Потому что сделали недостаточно. Потому что мы позволили себе обычные человеческие слабости. Харри понимал, куда клонит Лебье. Официант принес рыбу. – Ближе всех подошел к разгадке ты, Харри. Ты лежал, прислонив ухо к земле, и, может быть, услышишь, когда он приблизится снова. Есть сто причин, чтобы напиться, но если будешь валяться и блевать у себя в комнате, ты никому не поможешь. Наш противник – не человек. Поэтому и мы не можем позволить себе быть людьми. Надо все выдержать, надо бороться. – Лебье взял салфетку. – Но и поесть тоже надо. Харри поднес стакан с виски ко рту и медленно его выпил, глядя на Лебье. Потом поставил пустой стакан на стол и взял вилку. Остальное время они ели молча. Когда Харри услышал, что допросить толстую соседку Отто Рехтнагеля Уодкинс отправил Юна, то невольно улыбнулся. – Надеюсь, она его не раздавит, – сказал Лебье. Он подвез Харри до Кингс-Кросс, где тот и сошел. – Спасибо, Сергей. Думаю, дальше я один. Лебье помахал рукой и уехал. Сандра стояла там, где всегда. Харри она узнала, только когда он подошел совсем близко. – Привет-привет, – сказала она, глядя сквозь него узкими зрачками. Они пошли в «Бурбон энд биф», где официант проворно подвинул Сандре стул. Харри спросил, чего она хочет, и заказал колу и большую порцию виски. – Уфф, я думала, меня отсюда выпрут, – выдохнула она. – Я тут вроде как завсегдатай, – объяснил Харри. – Как там поживает твоя подруга? – Биргитта? – уточнил Харри. – Не знаю. Она не хочет со мной разговаривать. Надеюсь, что паршиво. – Странное желание. С чего бы? – Потому что, надеюсь, она меня любит. Сандра хрипло рассмеялась. – А ты-то сам как, Харри Хоули? – Паршиво, – грустно улыбнулся Харри. – Но может быть, будет получше, когда я найду убийцу. – Ты думаешь, я тебе в этом помогу? – Сандра закурила. Лицо у нее было еще бледнее и куда более измученное, чем в прошлый раз, в глазах красные прожилки.